Мы такие же люди

– Как вы называете этих птиц?
– спросил я Наггета.

– Суи, - ответил он и добавил: - Мы находим гнезда и яйца всех здешних птиц, но никогда не находим ни гнезд, ни яиц суи.

Я объяснил ему, что это перелетная птица, и гнезда она вьет в Восточной Сибири. Мои слова так заинтересовали его, что он опустил весла.

– Все это написано в книгах?
– спросил он.

– Да, - ответил я.

– Мы никогда не находим гнезд суи, - повторил Наггет.

Я высадился на берег неподалеку от деревни, а он поплыл обратно.

Гигантские деревья манго отбрасывали тень на хижины. Выстроившиеся в ряд кокосовые пальмы образовали высокий барьер между деревней и морем. Я пошел по песчаной дорожке. Местные жители-мужчины и женщины - молча наблюдали за мной. Стоило мне приблизиться, как они исчезали в хижинах. Но они продолжали глазеть на меня через окна своих жилищ и из-за деревьев. Дети, сбившись в стайку, шли впереди меня и время от времени оглядывались.

Иногда кто-нибудь из мужчин подходил ко мне с улыбкой и ждал, чтобы я заговорил с ним. Его товарищи, стоя позади, кивали друг другу и улыбались, одобряя такую смелость. Я здоровался, произносил несколько слов, объясняя, кто я такой, и продолжал свой путь. Мой собеседник тут же возвращался к своим товарищам, которые обступали его, желая узнать, что я ему сказал. Они расспрашивали наперебой, а он отвечал на их вопросы с видом превосходства.

Поведение взрослых рассеяло страх детей. Теперь они шумно и весело бежали впереди меня. На шум из домов торопливо выходили другие взрослые.

Таким образом, моя прогулка по деревне превратилась в процессию, возглавляемую ребятишками и завершаемую взрослыми. Казалось, мы спешим на какую-то торжественную встречу, где будут речи, салют из ружей и под звуки фанфар взовьются флаги.

Но тут появился местный герой. Ему было лет восемнадцать. На плече у него сидел белый попугай. В самый разгар торжественного шествия он осмелился меня остановить:

– Здравствуй, - сказал он и улыбнулся мне.

Участники процессии сразу же сгрудились в толпу. Дети вернулись назад, шедшие позади мужчины и женщины приблизилась и окружили меня. На их лицах читалось напряженное ожидание.

Я понял, что это и было то самое событие, из-за которого все - мужчины, женщины и дети - покинули свои жилища. Меня представили публике, и я должен выступить.

Я стал подыскивать слова, которые могли бы произвести впечатление на присутствующих. В голове у меня вертелись традиционные формулы обращения: "Леди и джентльмены... Сограждане... Товарищи... Друзья... Римляне и соотечественники..." Вместо этого я сказал:

– Какой у тебя славный попугай!

– Да, - ответил юноша.
– Очень хороший, много говорит.

Он помахал рукой перед головой птицы. Попугай выпалил заряд слов на местном языке, вызвав довольный смех у аборигенов. Я сразу проникся уважением к попугаю. Попугаи, понимающие английский язык, никогда не производили на меня впечатления, но попугай, говорящий на непонятном для меня языке, показался мне замечательной птицей.

– Его поймали на этом острове?
– спросил я юношу.

– Да, мы поймали его тут.

– Знаешь ли ты названия деревьев, растущих на вашем острове?

Лицо юноши приняло такое выражение, какое бывает у ученика во время устного экзамена. Он глубоко задумался. Мужчины и женщины наблюдали за ним, приоткрыв рот, словно этот экзамен был крайне важным для всех них. Юноша начал перечислять названия деревьев, выговаривая слова медленно и отчетливо и глядя в одну точку. Он закончил перечисление с довольным видом, уверенный, что справился со своей задачей. Все улыбались. На каждом лице отражались облегчение и гордость. Я понял, что должен похвалить островитян.

– Куда бы я ни приехал, - сказал я, - я спрашиваю у белых, как называются деревья, растущие в их местности. Но они знают только одно-два названия. А этот парень перечислил много названий. Значит, он интересуется своим островом. Он мне немало рассказал о Баду.

Моя речь была встречена одобрительными улыбками.

– Какие фрукты вы употребляете в пищу? Какие из здешних деревьев приносят плоды?
– спросил я у юноши.

Он резко повернулся и выкрикнул приказ, обращаясь к девчушке, которая сразу же поспешила к соседнему дому и вернулась с полными пригоршнями красных плодов величиной со сливу. Люди расступились, пропуская девочку. Она протянула плоды парню, а тот положил их мне на ладонь.

– Это гагаби, - сказал он.

Меня предупреждали, чтобы я не ел пищу аборигенов в сыром виде, но жители деревни обступили меня теснее, я понял, что им хочется, чтобы я отведал плодов.

Я так и сделал. Плоды оказались сладкими, приятными, на вкус. Я похвалил их, как они того заслуживали.

После того как я отведал плодов гагаби, всякая натянутость исчезла. Мы дружелюбно смотрели друг на друга. Я спросил, какие животные водятся на острове. Упомянули опоссума, и кто-то сказал, что у одной из женщин есть ручной опоссум.

– А нельзя ли мне на него взглянуть?
– спросил я.

Конечно, можно, решили они. Женщина охотно покажет мне своего опоссума. Меня повели к ее дому.

Женщина появилась у входа в свое ветхое жилище, построенное на сваях, и с изумлением поглядела на нас. Ей объяснили, что белый человек хочет посмотреть на опоссума. Опоссума не оказалось, он находился в соседнем доме. Ребятишки помчались туда, движимые одним желанием - показать мне зверька.

Пока я стоял и ждал, аборигены торопливо переговаривались друг с другом. Судя по их лицам, речь шла о чем-то важном. Потом два аборигена побежали в соседний дом и возвратились оттуда со старым, расшатанным стулом. Один из мужчин опустился на колени и поддерживал неустойчивую ножку стула, пока я не уселся.

Тем временем дети вернулись с опоссумом. Его посадили ко мне на колени. Зверек щурился от солнечного света и медленно поворачивал голову, словно пытаясь разобраться в новой обстановке. Похвалив опоссума, я передал его мальчику, и тот осторожно унес зверька.

Удовлетворив мое любопытство по части опоссумов, аборигены полукругом собрались возле меня. Те, кто был ближе к моему стулу, сели на песок, скрестив ноги. Другие уселись на земле за ними, так что в конце концов мои слушатели расположились рядами, как в театре. Несколько минут они устраивались поудобнее, затем наступила пауза. Все лица повернулись в мою сторону.

Итак, суть дела была не в том, что я отведал гагаби, не в названиях деревьев и не в опоссуме; наступил момент, когда я должен был как-то вознаградить жителей деревни за проявленный ко мне интерес.

Я обвел взглядом лица людей, стараясь угадать, как мне поступить дальше, и тут заметил старика, который протискивался вперед из последнего ряда. Он решительно шагал через сидящих и сел прямо напротив меня с таким видом, точно ему предстояло увидеть что-то очень интересное. Он приоткрыл рот; его губы готовы были сложиться в улыбку, задрожать от волнения, сжаться от гнева... Это лицо было инструментом, на котором я мог играть словами.