Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

— Может быть, переночуем здесь? — предложил помощник ленсману.

Но ленсман был неутомим:

— Что ты, им все передадут, и самогонщики до нашего прихода концы в воду упрячут.

Вся компания тронулась дальше, идя в темноте по молодому лесу.

Тропинка петляла и пропадала. Впереди проводником шел Юстунен, мечтавший проглотить стаканчик крепкого самогона.

— Да, в здешних местах самогон несравненно вкуснее, чем на юге, — мечтательно проговорил помощник ленсмана.

— Да, там по преимуществу пользуются эстонским рецептом и гонят не из сахара, а из картофеля, — отозвался сам ленсман.

Олави и Инари передвигались почти машинально, думая о том, что сейчас делает Лундстрем, долго ли он будет ждать и как переслать ему весточку, если им придется задержаться надолго.

Ветка хлестнула по лицу Инари. Он вздрогнул и остановился. Другие тоже остановились. Вдали виднелся просвечивавший сквозь деревья огонек.

Нагибаясь, полубегом, местами совсем почти припадая к земле, ленсман пошел на огонек. Помощник, не спуская глаз с арестованных, шел за ним. Юстунен замыкал шествие.

Когда пробрались поближе, увидели: на пне сидел с довольным видом седобородый мастер и поправлял огонь, изредка обращая глаза на вековые сосны, которые до сих пор его отечески оберегали. Пожилая женщина доливала из ковша воду в бочонок с трубой.

Тогда ленсман разрядил в воздух револьвер.

У женщины выпал из рук ковш, и она повалилась на землю.

Мастер вскочил на ноги, как медведь, которого потревожили в берлоге, схватил прислоненное к пню охотничье ружье. Но он вовремя заметил два наведенных на него дула.

Через минуту ленсман, присев у пня, при прыгающем свете костра составлял протокол. Потом началось веселое уничтожение «завода».

Огонь был потушен, котел опрокинут, деревянную лейку рубили в куски.

Ушат, полный барды, был настолько тяжел, что ленсман с помощником и Юстунен с трудом его наклонили. Барда полилась на лесной мох.

— Какая жалость, что мы пришли так рано, — усмехнулся Юстунен. — Ну, право, приди через несколько часов — получили бы готовую выпивку.

Ему никто не ответил.

Мастер сумрачно смотрел на то, что делал ленсман.

Ударами топора помощник ленсмана разнес ушат в мелкие щепы.

Женщина хмуро и сосредоточенно подобрала железные обручи.

Составив протокол и разгромив «завод», ленсман объявил мужчину арестованным, и все не торопясь пошли обратно через лес.

Ленсман наблюдал, знакомы между собой или нет старые его арестанты и новый, и под конец решил, что если и знакомы, то ничем не выдают себя.

Позади всех шла женщина, державшая в руках железные обручи.

Уже почти на рассвете пришли обратно в одиноко стоящий торп.

Спали долго, всласть, особенно арестованные винокуры, словно желали оттянуть срок прощания с домом.

Когда все выспались, поздно уже было отправляться на ночь глядя в дальний путь через поросшие густым лесом холмы и болота. Поэтому вскоре все снова залегли спать.

Олави спал тревожно, ему все снилась Эльвира, заливающаяся слезами над связкой оружия. Инари же спал так, словно отдыхал от тяжкой болезни.

Когда на рассвете, разбуженные ленсманом, все арестованные и конвой вышли из торпа, Олави шепнул Инари:

— У меня предчувствие, что Лундстрем и оружие погибли.

— Довольно насчет предчувствий!

И они пошли в гору.

Под ногами осыпалась земля и катились с шумом мелкие камешки.

Шли гуськом. И опять позади всех — женщина, которую никто не приглашал в этот невеселый путь.

Тропинка круто вела вверх, порою приходилось хвататься руками за колючие ветви елок, чтобы не соскользнуть вниз.

Утомленные, уже после полудня остановились они на привал у шумного, пенящегося водопада; он срывался с крутизны и ревел как бешеный, перескакивая с камня на камень.

— Почему бы тебе не бежать? — спросил Инари мастера-самогонщика.

— Старики говорят: так гни, чтоб гнулось, а не так, чтобы лопнуло! И правильно говорят.

После этого ответа старик многозначительно замолчал.

Зато Олави от Юстунена в пути узнал о спиртном производстве больше, чем он раньше мог себе представить.

Далеко за полночь, измученные дорогой, арестанты и конвоиры пришли в село Куолаярви. Олави, проходя мимо одного двора, толкнул локтем Инари:

— Здесь живет жена моя, Эльвира.

И они пошли дальше.

— Отсюда уже не опасно бежать, — сказал Инари Олави.

Их привели в арестантскую комнату. Там было человек восемь, и все по самогонным делам.

Суд должен был начаться завтра к вечеру — тогда приедет судья и должны явиться все вызванные повестками подсудимые и свидетели.

Олави и Инари нашли себе место на полу среди спящих вповалку.

На другой день их повели на суд, в большую избу, разделенную на две комнаты.

В одной заседал суд. В другой ожидали вызова подсудимые вперемежку с многочисленными свидетелями.

Инари стал осматриваться, как бы лучше улизнуть.

У входа стоял вооруженный полицейский, но окна были не защищены.

Правда, порою по улице проходили солдаты расквартированного здесь пограничного отряда. Это для Олави было новостью. Но если спокойно удалиться из помещения суда, то никому и в голову не придет остановить их на улице.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Лундстрем спокойно ждал возвращения товарищей с подмогой для перетаскивания груза, беспорядочно наваленного на берегу и прикрытого свеженаломанными ветками.

Он чувствовал себя превосходно и отдыхал весь день, рассчитывая, что товарищи вернутся только под вечер.

Он насвистывал знакомые ему старинные песенки, палкой сбивал шишки с сосен и елей. Но потом, когда подобрались сумерки, он забеспокоился.

Да, товарищам следовало бы уже возвратиться.

Солнце садилось далеко за озером. Беззвучно опускались сумерки.

Лундстрем встал с валуна, на котором сидел, и тревожно прошелся по берегу.

Еще полчаса назад все было так знакомо и понятно, а теперь холм вырос в высокую гору.