Мы все порой смотрим на звезды

Несмотря на удивительные красоты вокруг и возможность поработать на профессиональном объекте, компания более опытных и занудных сотрудников обсерватории уже стала надоедать Диме, поэтому он, не раздумывая, согласился на предложение разбавить свое привычное общение новыми знакомыми.

Спустя минут десять неторопливого спуска Дима со своим спутником вышли к лагерю туристов. Спуск по каменистой тропе был не самым легким, поэтому попытки начать беседу неизменно ускользали из-под ног на шатких и скользких камнях. Тем не менее кое-что Дима узнал.

Спутник оказался заядлым походником и, одновременно, поваром в ресторане Ростова-на-Дону. Звали его Артур, он был жилистым и худощавым, но крепким на вид мужчиной лет сорока. Ростом немного выше Димы, с длинной седоватой бородой и жесткими как стальная проволока пепельными волосами с проблесками серебра, собранными в хвост. Его глаза излучали детский, почти щенячий восторг, ярко контрастирующий с поставленным и низким голосом, близким к басу.

Артур был гидом для небольшой группы туристов – йогов, которые совмещали все преимущества летних горных походов с занятиями йогой по утрам и вечерам среди удивительных красот и девственной чистоты Кавказа. Лица людей у костра были довольные и, одновременно, усталые. Глаза с жадностью смотрели на казан с супом, покачивающийся на перекладине в стороне от огня над красноватыми, мирно тлеющими углями. Взгляды всей группы были устремлены на Артура, когда они с Димой вошли в поле света, создаваемое догорающим костром.

– Наш спаситель, Дмитрий! Человек, спустившийся к нам со звезд! – Артур по-дружески приобнял Диму одной рукой, одновременно поднимая и тряся над головой пачкой соли в другой руке.

– Да ладно вам, велика заслуга, – засмущался Дима под радостные возгласы публики, при этом отметив остроту ума Артура.

Артур молниеносно подскочил к огню, играючи быстро добавил нужное количество соли в казан и с довольной улыбкой кота церемониально пригласил всех к ужину, хотя все и так сидели вокруг у костра, пуская слюни и теребя в руках пустые миски.

Запах от еды стоят настолько удивительный, что и Дима, не раздумывая, принял от Артура тарелку. Угостившись сначала небольшой порцией супа, Дима был вынужден стыдливо попросить добавки под добрый смех присутствующих – вкус его оказался еще более удивительным, насыщенным и острым, чем аромат.

Когда суп подошел к концу, Артур достал из пакета пластиковую, немного затертую миску и раскрыл ее. В ней лежал большой кусок белого овечьего сыра.

– Угощайся, Дима, это десерт. Овечий сыр местного производства!

Дима отломил кусок и положил себе в рот…

Вкус сыра настолько сильно пришелся Диме по душе, что тот непроизвольно издал звук наслаждения, закатил глаза и откинулся на корягу, мирно лежащую за ним. Он даже не заметил, что группа, пристально наблюдающая за ним, одобрительно захихикала.

Насладившись ужином и проведя немного времени в размеренных и шутливых разговорах с туристами, Дима не сразу заметил, как начало смеркаться. Он даже немного расстроился, что пришла пора возвращаться в компанию скучных и занудных коллег-ученых, разговоры с которыми сводились только к обсуждению научных результатов и коррупции в среде дельцов, управляющих наукой страны.

Проводя Диму до прямой тропы к обсерватории, Артур рассказал, где находится ближайший лагерь пастухов – кош – и как можно там разжиться сыром. Заодно он оставил Диме свои контакты, пригласив в ближайшем августе в новый поход по этим дивным местам.

Дима с радостью согласился. А овечий сыр с Кавказских гор с тех пор стал излюбленным деликатесом Димы, чего нельзя сказать про остальных сотрудников обсерватории, которые уже на третий день демонстративно отказались скидываться на новую порцию лакомства.

На утро Дима, раздираемый любопытством и гастрономическим голодом, проснулся раньше обычного и хотел, было, навестить новых знакомых, но к своему разочарованию обнаружил, что группа, несмотря на раннее время, уже покинула место ночевки и отправилась в неизвестном направлении.

Субботнее утро в новом кругу

Проснувшись субботним утром непривычно рано, Дима, помня про обещание, данное Митчу, быстро сходил в душ и выполнил утреннюю гимнастику с серьезным названием «Око Возрождения 3 », которой обучился в одном из монастырей Непала. Во время зарядки он вдруг вспомнил странный сон, приснившийся ночью. В нем, знакомый Диме буддистский лама по имени Норбу, уже частенько ему снившийся, сидел в пещере на сеновале и держал в руках младенца, закутанного в белую простыню. Сон отсылал к рождественским мотивам с Девой Марией и младенцем Христом, что Дима по обычаю списал на свое мультикультурное развитие, порой смешивающее даже самые разные и далекие сюжеты. Но были и отличия: малыш был скорее азиатом, нежели иудеем, а в руках его держал Лама, который был скорее отцом, нежели матерью. Лама по традиции появления в Диминых снах ничего не произнес, однако его серьезный взгляд однозначно дал понять, что Дима имеет к рождению этого ребенка прямое отношение.

3

«Око Возрождения» или «пять тибетских жемчужин» – разновидность буддистской йоги, ежедневные физические упражнения.

Немного перекусив на завтрак, ни на секунду не забывая про обещанный ему сыр, Дима выдвинулся в сторону одного из многочисленных спальных районов Москвы, где недавно был построен огромный каменный храм, в котором и служил Митч. Ехать пришлось долго, сам Дима жил много ближе к центру города, но все же он успел добраться к началу службы.

Никогда не признавая в себе полноценного христианина, Дима практически ничего не знал о внутренней кухне этой религии, хотя прожил в ее кружении всю жизнь. Все, начиная от службы и одеяния священнослужителей, заканчивая внутренним убранством храмов, казалось для Димы непонятным и странным. По его наблюдениям типичная религиозность людей везде была одинакова, что в России, что в Тибете, что где бы то ни было еще. Люди сводили поклонение Божественному к слепому повторению давно заученных обрядов, не задумываясь ни о смыслах совершаемого, ни о последствиях. Коллективное заменило личностное, ритуал заменил таинство, будничность заменила торжественность. Присутствовать в кругу таких общин Диме было скучно и даже отчасти брезгливо. Он предпочитал духовное уединение коллективным торжествам, поэтому его поездка ранним субботним утром было даже чем-то жертвенным, данью уважения своему духовному другу вопреки собственным привычкам и устоям.

Несмотря на явное внешнее отличие Митча от сослуживцев, разглядеть его было не так просто среди большого количества прихожан и духовенства в практически одинаковых облачениях, среди которого как на подбор выстроились на амвоне молодые худощавые люди, помогающие заметно выделяющемуся из них габаритами главному священнослужителю везти службу.

Ближе к середине службы Дима все-таки смог найти японца и пересечься с ним взглядом. Митч, не скрывая радости, широко улыбнулся в ответ и незаметно для остальных поклонился в традиционной японской манере.

«Хоть ты и православный, а все равно японец!» – в шутку отметил Дима.

Ближе к концу службы Дима уже стал заметно уставать от нахождения на одном месте, постоянно озираясь вокруг в поисках свободной скамейки. Его желудок однозначно давал понять, что подвиги голодания сегодня не числятся в расписании. Но тут Дима заметил, как Митч подошел к группе девушек-певчих, что-то им сказал, указывая в сторону друга. Одна из них, улыбнувшись и кивнув в ответ, быстро и воздушно просочилась сквозь прихожан и подошла к Диме:

–Вы Дима? Здравствуйте! Михаил просил вас предупредить, что служба скоро закончится. Я провожу вас в трапезную.

– Кто? Михаил?

– Ах да, простите, Митч, – девушка звонко хихикнула, – у нас здесь принято звать его по духовному имени, Михаилом, в честь Михаила Архангела, – девушка перекрестилась, взглянув на одну из ближайших икон.

– Вижу, не один я занимаюсь тем, что придумываю Митчу имена, – улыбнулся Дима.

– У нас так принято в Православии, давать духовные имена своим чадам, – девушка взяла Диму за руку и повела к боковому выходу, – трапезная в отдельном здании, пройдемте. Остальные скоро подойдут, батюшка уже вышел на амвон с проповедью, служба заканчивается.