Мы все умрём. Но это не точно

— Эй, победитель маглов, это не побег, а тактическое отступление. Драко, смотри, какое чудо я прихватил. Кстати, тут и твоя кровь есть. Кажется, эта, — Тео ткнул ободранным пальцем в бурое пятно на тупом конце длинной полированной палки. Нахмурился, повернул деревяшку, нашёл ещё одно. — Или вот это, — снова повернул и заметил большой кровавый след. — Салазар! Они все одинаковы! В общем, сам найдёшь, где твоя.

Теодор положил ему на колени свой трофей — гладкую увесистую деревяшку, сужающуюся к рукояти, всё ещё тёплую после его рук. Малфой порылся в памяти — маглы называли это битой.

О, да. Её он определённо помнил.

Их было двое, тех, которые вышли за ним следом. Тот, что покрупнее, с ходу зарядил ему кулаком в висок. Драко ловко уклонился, отточенным движением вытряхнул палочку из рукава и направил на нападающего.

— Авада Кедавра! — крикнул он, не раздумывая.

Маглы замерли. Кончик палочки тускло блеснул зелёным и потух.

— Хуявра, — второй с размаху ударил этой битой в лицо.

Последнее, что Драко запомнил, — острая боль, влажный хруст носа и жёсткое приземление на асфальт. Потом мир потемнел и померк. Малфой сплюнул на землю бурый сгусток слюны с кровью. Откуда её столько вытекает? Надо же было так тупо подставиться. Идиот.

— Где моя палочка?

Тео вытащил из носка чёрное древко и вложил ему в руки. Драко недовольно поморщился: лучшего места для хранения Нотт, конечно же, не нашёл.

— Знаешь, наш Грегори в одиночку уложил троих, — он ткнул Гойла в бок, и тот подавился своим пивом. — Правда, тебя всё равно успели немного попинать. Ты в следующий раз как-то поактивней участвуй, а то разлёгся, как девственница в постели, жаль, ноги перед ними не раздвинул.

Драко только усмехнулся.

— Врёшь. Маглов всего двое было.

— Двое с тобой, потом ещё трое вышли за нами. Если учесть, что ты решил внезапно вздремнуть, то численное превосходство почти в два раза, — Теодор сорвал травинку и непринуждённо пожевал кончик.

Выглядел он на редкость умиротворённо, а если не считать взъерошенных волос и ссадины на щеке, то совсем нельзя было сказать, что он хоть как-то участвовал в потасовке. В отличии от того же Грега: он хоть и казался абсолютно целым, но сидел с таким видом, будто бы пережил битву при Хогвартсе.

— Я думал, нам конец, — мрачно сообщил Гойл и покачал головой, — отправимся прямиком к Волдеморту, только без крестражей.

Тео потянулся и хрустнул шеей.

— О-о, папочка пришёл бы в восторг, — протянул он. — Троих его Пожирателей уложила жалкая кучка маглов.

Да-а, папочка им этого точно никогда бы не простил. Волдеморт и за меньшее подвешивал за ноги в зале для совещаний. Висеть подобно рождественской гирлянде было ещё тем удовольствием — слюна, которая течёт как и куда ей вздумается, глаза, которые пульсируют и вот-вот грозятся выскочить из глазниц… Хуже приходилось только тем, кто сидел внизу. Драко, например, доставляло особое садистское удовольствие капать слюной на лысину Мальсибера, пока тот пытался с невозмутимым выражением лица слушать Темного Лорда.

— Идиоты! Недоумки! Ничтожества, жалкие, бесполезные выродки, — Малфой изобразил гневный голос Волдеморта и тяжело вздохнул. За три года они выучили все его любимые эпитеты, которыми он плевался каждое грёбаное собрание, но кроме новых витиеватых ругательств он оттуда так ничего полезного и не вынес.

Руки тем временем перестали дрожать и, похоже, всё было не так плохо, как ему показалось вначале. Он потрогал нос. На пальцах осталась кровь.

— Эпискей!

Интересно, следующий аврор, который придёт к ним на замену, что-нибудь скажет по поводу этого? От Лампкина за Эпискей они получали дополнительное время Круциатуса, а Грейнджер тогда промолчала.

Мысли сделали разворот на сто восемьдесят градусов. Опять.

Грейнджер.

Она была как маленькая язвочка на слизистой рта, которую постоянно невольно трогаешь языком. Он вспоминал о ней всю грёбаную неделю. Слишком часто. Отвратительная заучка, догадалась же подлить зелье!

Идиотка.

Она мало изменилась за то недолгое время, что он её не видел. Разве что волосы чуть отросли, став даже слишком аккуратными на вид, лицо окончательно потеряло детские черты, став более привлекательным, даже несмотря на россыпь веснушек. У неё были тонкие длинные пальцы с еле заметными мозолями, а на ногах красовалось несколько крупных лиловых синяков. Она выглядела слишком неестественно и непривычно без этой всей своей мешковатой одежды и мантии. По-новому. Маленькая, такая хрупкая, в коротких шортах и футболке с идиотской надписью «к чёрту Гугл, спросите меня».

Кто такой «Гугл»?

Не было больше никаких тощих коленок, торчащих из-под юбки, как в школе. Никакого растрёпанного птичьего гнезда на голове. Только взгляд исподлобья и привычка лезть с непрошенными советами напоминали, что это всё та же вечно раздражающая девчонка в серой форме.

Он представил эту повзрослевшую Грейнджер в форме Хогвартса, с этими её стройными ногами, в коротенькой юбочке и белой рубашке, плотно обтягивающей аккуратную грудь. С красным гриффиндорском галстуком на нежной шее.

«Знаешь, иногда полезно расширять границы сознания, открывать новые горизонты…» — этот её мерзкий раздражающий голос. Фраза теперь прочно засела на подкорке мозга.

Знала бы Грейнджер, что он свои границы расширил ещё в тот вечер, когда они забрали Финнигана прямо из-под носа Ордена. Тогда Фениксы ещё не использовали охранные Воющие чары, поэтому отряд Драко просто зашёл в их убежище, оглушил часовых и беспрепятственно забрал спящих.

По невероятной случайности за первой дверью, которую он толкнул, оказалась её комната. В ту же секунду, когда он понял, кто именно спит в постели, возникло желание вернуть ей мерзкую Сектумсемпру. Они со святым Поттером так сильно любили по-очереди шинковать его этим заклятьем. Хотелось, чтобы Грейнджер захлёбывалась собственной кровью, как он тогда, лёжа на промёрзшей земле. Чтобы чувствовала, как из неё горячими толчками вытекает жизнь. Чтобы ослепла и оглохла от разрезающей боли. Драко приготовился и вскинул палочку.

Гермиона, не просыпаясь, перевернулась на спину. Тёмные волны волос растеклись по подушке.

Непроизнесённое проклятье замерло в горле. Ночь забрала цвета и оттенки, но он помнил, что волосы у неё были цвета карамели. Он ненавидел сладкое! Буйная копна, которая вечно маячила у него перед глазами в Хогвартсе. Драко стянул с руки кожаную перчатку, приподнял одну прядь и растёр между пальцами. Мягкие.

Ей снилось что-то тревожное, она морщила лоб и поджимала губы. Белое одеяло полностью скомкалось в ногах. Бретельки её тоненькой маечки немного сползли по плечам. В темноте отчётливо виднелся тонкий контур ключиц и мягкая окружность груди.

Мерзкая, грязная.

Кому она вообще такая нужна? Недоразумение, а не девушка. И только для того, чтобы убедиться в её отвратительности, он невесомо провёл по её рукам палочкой, спустив бретельки до локтей.

Гермиона часто дышала и всхлипывала, веки подрагивали, будто бы она вот-вот проснётся. Ему даже хотелось, чтобы она распахнула свои огромные глазищи и увидела нависающую над ней уродливую маску. Хотелось почувствовать своё превосходство и её ужас, зажать горло в тисках страха, чтобы она кричала и рыдала. Он бы сомкнул пальцы на тонкой шее и заставил умолять.