Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

Она с трудом вырвалась.

– Ты думаешь, что я тебе принадлежу! - потрясенно воскликнула она. Спроси у Лойз, дочери Аннет, что это такое! И оставь меня в покое! - И она принялась за работу по дому и окончание отчета о деревенском собрании, время от времени подсовывая Эгилу под нос отдельные части записи.

Весь день он мрачно поглядывал на нее: за работой по дому и за записями, за едой и после нее, когда они сидели на крыльце с шитьем, и перед тем, как ложиться спать. Она рано поднялась наверх и услышала вскоре, как поднимается Эгил. Тогда она побежала вниз, таща за собой свое лоскутное одеяло.

– Его нужно починить. - И она подшивала одеяло, пока уже не могла держать глаза открытыми. Эгил по-прежнему смотрел на нее, как кошка на мышиную норку. Арона зевнула, потянулась и сказала, что должна выйти на улицу. Закутавшись в одеяло, она как можно тише выскользнула из ворот и пошла по темной тропе.

Слишком темно, чтобы бежать. Девушка, как могла быстро, шла по тропе, взглядом отыскивая препятствия. Где дорога к дому волшебницы? На западных равнинах жалобно завыл пес Джонкары. Конец одеяла, промокший, тащился по влажной полузамерзшей земле. Сжав губы, Арона плотнее закуталась в одеяло. Тропа под подошвами мягких домашних туфель казалась непривычно жесткой и неровной. Девушка остановилась, она старалась дышать как можно тише. Послышалось ей, или действительно сзади кто-то идет? Если это Эгил, она выкрикнет сигнал тревоги, закричит громко, как сможет, и потребует, чтобы это дело передали старейшим.

Почему он себя так ведет? Словно Ролдин и Аста, Дочь Леннис, и фальконеры - все вместе! Арона передохнула и пошла дальше. Знакомые деревенские тропы в темноте казались совершенно другими, а она не посмела прихватить свечу или факел. Арона снова услышала сзади звуки осторожных шагов, на этот раз уже ближе, и остановилась. Что-то теплое и мягкое прижалось к ее ногам. Она наклонилась и протянула руку. Знакомый голос требовательно произнес:

– Мяу!

– Рыжая Малышка! - обрадовалась девушка, беря кошку на руки. И пошла дальше. - Покажи мне дорогу к дому волшебницы, кошечка. Пожалуйста. - Кошка шла вперед. Арона - за ней. Тропа казалась незнакомой, а ночь такая холодная. "О, госпожа волшебница, помоги мне!" - молча упрашивала Арона. Ветер развевал ей волосы. Уши ее словно заледенели и ужасно болели, нос наполнился льдом. Она переставляла ноги и, поскользнувшись, тяжело упала. Сзади послышался крик Эгила:

– Арона! Арона! - Девушка с трудом поднялась.

И тут она почувствовала, как ее сознание прочно перехватило сознание волшебницы. Ноги, без всяких усилий с ее стороны, крепко держали тело и двинулись по тропе, которая показалась Ароне неправильной. Без света солнца, луны или факела она теперь совершенно отчетливо видела все у себя под ногами. А ноги двигались все быстрее и быстрее, пока она не побежала, как девушка-вестница. Голос Эгила все громче звучал сзади. Из последних усилий Арона ворвалась в дверь дома волшебницы и вцепилась, тяжело дыша, в тяжелое простое платье исхудавшей старой женщины.

– Садись, - бесстрастно произнесла волшебница. На огне висел котелок, от него вкусно пахло. Арона узнала запах овощей. И еще там, должно быть, самая старая из он-кур варится уже несколько дней. Девушка, едва не теряя сознание, упала на стул.

– Арона! - звал Эгил. Волшебница налила супа в красную глиняную миску, протянула ложку из того же материала, потом села и посмотрела куда-то в пространство. Крики прекратились. Девушка почувствовала, что Эгил возвращается в Дом Записей. Довольная, волшебница смотрела, как девушка ест, пока ее миска не опустела.

– . Я знаю, это должно было случиться, - голос волшебницы доносился словно с расстояния. Рыжая Малышка села Ароне на колени и замурлыкала. А волшебница принялась связываться с хранительницей записей, чьи экстра чувства были сильнее зрения и слуха.

На рассвете Эгил пришел в дом волшебницы. С ним была расстроенная Марис. Волшебница усадила их и Арону, села сама.

– Можем передать дело старейшим, - рассудила она, - а можем и сами договориться.

Лицо старой хранительницы, затуманившееся при мысли о еще одном собрании, прояснилось. Ужасный позор - не суметь сохранить порядок в собственном доме.

– Марис, ни при каких обстоятельствах девушка и он-девушка не должны жить в одной комнате, за одним исключением: в случае "замужества", о котором говорила позавчера Хуана, дочь Гунтира, - заметила волшебница с легким отвращением. Сами волшебницы отвергают брак. - Эгил действовал в соответствии со своими обычаями. Каждому псу один кусок, не два. Мы должны всех предупредить, чтобы девушек и он-девушек отныне держали порознь. Созвать собрание, или ты это сделаешь?

Эгил мрачно поглядывал на Арону из-за своей миски с супом.

– Не могу поверить, что у вас нет понятия брака, - начал он, остановился, но волшебница кивнула. - Арона, я никогда не причинил бы тебе вреда. Я хочу быть честным. Я хочу, чтобы ты стала моей... "сестрой-подругой" - это самое близкое, что я могу найти на вашем языке. Но есть еще одно слово, оно используется только в самых древних записях. Ты меня понимаешь?

Арона вспоминала строки древних записей. Наконец она вздохнула:

– Понимаю. Но мне еще нужно подумать. Должно быть так, как говорила Хуана, дочь Гунтир: покорность, исполнение обязанностей и повиновение, словно я служанка?

– Великие боги, нет! Эта женщина ненавидит мужчин, брак и все в нем, за исключением того, что он придает женатому человеку респектабельность. И я сомневаюсь, чтобы ее знаменитый дедушка существовал где-то, кроме ее воображения. Ты заметила: Осеберг -это название города, а не имя человека? Я буду любить тебя, беречь и защищать. И когда-нибудь ты станешь знатной леди, потому что я уже на пути к этому. Наши сыновья станут здесь большими людьми.

Он говорил преимущественно на своем языке и использовал слишком много незнакомых понятий, чтобы Арона его хорошо поняла. Она сидела, глядя на него, взгляд ее желтых глаз оставался непроницаемым.

– Будет ли так, как написано в древних свитках: он-сестры-подруги становятся хозяевами и господами своих женщин? - спросила она.

Эгил усмехнулся.

– Сказки и легенды! Надеюсь, я буду для тебя лучше их! Но также надеюсь, что ты не отравишь мне суп из-за женского каприза. Мир? - Он протянул руку. - Вижу, что твоя скромность оскорблена, и, говоря по правде, это делает тебе честь. - Он взял ее руку, но не как хулиган, а как друг. Наклонил голову и мягко сказал: - У нас... чужаков... говорят, будто вы не знаете стыда и скромности. Теперь я знаю, что это не правда. Но вы не такие, как наши женщины. Принимаешь мое извинение?

– Договорились, - неохотно отозвалась она. Когда, вернувшись в Дом Записей, Эгил настоял на том, чтобы его вещи были перенесены в амбар или подвал, подозрения Ароны несколько рассеялись. Но первую ночь спала она беспокойно, раздевалась и одевалась торопливо и - Марис хватил бы удар, если бы она узнала, - прихватила с собой в постель кухонный нож.

Глава десятая

Поиск мудрости

"Я помощница хранительницы; когда-нибудь я стану хранительницей записей". Арона смотрела в маленькое окно, пытаясь уговорить себя. До сих пор она в этом никогда не сомневалась.