Мясник

— Некогда! — Слава подкатил кресло к входной двери и наклонился. — Хватайся за шею, только не придуши, ладно? Наташка, дверь открой и беги направо — там через дом тачка стоит, откроешь мне заднюю дверь!

Она кивнула и выскочила на улицу. В лицо ей ударил холодный ветер, взметнул волосы, выбил дыхание, распахнул незастегнутую куртку, зашарил по телу ледяными пальцами. Запахнувшись, Наташа побежала, наклонив голову. Возле машины она остановилась, оглядев ее не без удивления, — игрушечный, отливающий серебром «спортидж» со свежей, внушительной вмятиной на левом крыле. Хмыкнув, она открыла дверцу, потом приподнялась на цыпочки и глянула вперед — не мелькнет ли где свет фар.

— Полезай вперед, — сказал подошедший Слава и, кряхтя, свалил Костю на заднее сиденье. — Где ключи от дома?

— В коридоре, на тумбочке.

Слава хлопнул дверцей и побежал обратно к дому. Наташа залезла в машину и повернулась, застегивая куртку.

— Костя…

— Потом, Наташ, все потом.

Она опустила голову и отвернулась. К машине подбежал Слава, открыл багажник, запихнул в него сложенное кресло, вскочил в машину и бросил на заднее сиденье тяжело звякнувшие ключи.

— Дом я запер, калитку тоже — пусть чуток повозятся, — он запустил двигатель, и поселочные домики рванулись назад. — Повезло, что соседи у вас нелюбопытные.

— Соседи к нам теперь нескоро заглянут, — глухо отозвался Костя. Машину тряхнуло, и голос у него подпрыгнул. — Веселье у нас началось задолго до того, как эти отморозки явились.

— Понимаю, о чем ты, — Слава повернул руль, уводя «спортидж» за поворот. — Лапа, ты ходила к Измайловым?

— Да, — шепнула Наташа, снова вспомнив жуткие улыбки неземного счастья на мертвых лицах, — я к ним ходила.

— Черт! И давно они…

— Дня два, наверное.

— Господи! — Слава сжал ее руку. — Плохо, что тебе пришлось на это смотреть.

— Не только на это! Я видела Борьку, которого выбросили с седьмого этажа. И Людмилу Тимофеевну, замотанную в простыни, — ее несли вниз, как мусор, понимаешь?! И…

— Не надо, я все знаю.

— Знаешь? — растерянно спросила Наташа. Слава кивнул, выводя машину на пансионатную дорогу.

— Я приглядывал за тобой… по мере возможности. Я приехал в поселок через день после твоего отъезда — Костя мне все рассказал. Я ведь переписал у тебя адреса и телефоны твоих клиентов — на всякий случай — ты уж прости, что залез в твои вещи.

— Значит, ты в курсе, что…

— Да. К сожалению, я слишком поздно приехал к Ковальчукам — тебя уже не было во дворе. Я увидел тебя позже, на улице, хотел подхватить, но ты вдруг заскочила в этот бар, и народ, который за тобой ехал, тут же этот бар обложил. Вдвоем нам бы было сложно от них уйти, пришлось подождать. Этот трюк с переодеванием, — он усмехнулся, — это ты здорово! Если б не твоя походка, я бы тоже мог попасться. Но они потом просекли — не сразу, но просекли, кто-то у них там с мозгами. Я одну их машину придержал, а вот вторую не смог…

— Значит, тебе известно, что из-за меня гибнут люди! — произнесла Наташа дрожащим голосом. Начиналась реакция, и ее затрясло, бросило в жар, ноги стали ватными, проснулась боль в спине и раненой руке. Она пощупала повязку под рукавом куртки и подумала, что женщина, наложившая ей эту повязку, уже пятнадцать минут как мертва. — И все это из-за того, что я тебя когда-то не послушала! Тебе действительно следовало запереть меня! Или убить еще тогда, когда ты этого захотел!..

— Прекрати истерику! — приказал Слава, следя за дорогой. Он протянул руку и погладил Наташу по голове, потом слегка потянул ее за волосы, и она, всхлипывая, откинулась на его ладонь и закрыла глаза. — Ну же, давай! Ты уже немало вынесла, продержись еще чуть-чуть. У нас обязательно все получится — иначе быть просто не может, ясно?!

— Ты не понимаешь! Я ведь убила этих людей, просто убила — я и какой-то ублюдок со мной на пару!

— Ты здесь не при чем.

— Еще как при чем! Мои картины кто-то…

— С твоими картинами все в порядке, — Слава закурил, и Наташа на мгновение увидела его напряженное лицо. Вначале она даже не услышала, что он сказал, — только сейчас она подумала, что совсем недавно Слава убил человека и, судя по всему, совсем об этом не жалеет. Все вокруг и даже Слава, стали намного жестче и страшней, но теперь иначе было нельзя. Но он вернулся и это было главным. — Ты меня слышишь?! Я только недавно приехал. Все картины на месте и целехоньки. Картина Григория Измайлова, кстати, тоже. И Борькина. Человек, которому я полностью доверяю, это подтвердил.

— Но этого не может быть! — изумленно воскликнула она. — Я же видела! Я знаю, что только…

— Они погибли не из-за картин, — терпеливо повторил Слава. — Твои картины на месте. Те самые.

— Но Костя… — Наташа прижала ладони к вискам. — Подожди, я же видела Костю. То, что он делал… это могло быть только в том случае, если бы испортили его картину. Господи, Слава, я же рисовала его, я видела…

— Вот как они это делают, я не знаю… но… Подумай сама, ведь это нелогично с их стороны!

— Вот-вот! — неожиданно подал голос Костя сзади, и они вздрогнули, совершенно забыв о нем. — Я же и говорил — дурость это! Так стараться, что-бы эти картины выкрасть, знать им, судя по всему, цену и испортить толь-ко для того, чтобы убить какого-то рядового, пусть и знающего о чем-то, человека, когда тебе любое чмо за бутылку водки замочит его когда угодно! Все это совершенно нелогично. Ну, может одной картиной и могли бы пожертвовать ради эксперимента, ну двумя… Но шестью?! В жизни не поверю!

— Что же тогда было с тобой?! — Наташа повернулась к нему. — Что же я тогда, спрашивается, из тебя вытащила?! И как оно туда попало?! И почему вдруг так обезумели все остальные?! Почему им так неожиданно дружно захотелось на тот свет?!

— Вот этого не знаю.

Наташа потерла ладонями лицо, потом забрала у Славы сигарету и жадно затянулась. Слава глянул на нее, хмыкнул и достал себе другую.

— Донные рыбы, — пробормотала она. — Может в них все дело?

— Разговаривай и с нами, — предложил Слава и взглянул на часы.

Помявшись, Наташа рассказала о своих размышлениях в симферопольском парке, но Слава тотчас же сказал:

— А Людмила Ковальчук? Ты ее не рисовала.

— Это может быть ошибка, — возразила Наташа, невольно вспомнив Ольгу Измайлову, лежавшую в ванне, уткнувшись лицом в прокисшее белье. — Это сделал Борька, а подумали…

— Никакой ошибки нет, я проверял, — сказал Слава, и при каждом слове сигарета прыгала в его губах, словно подчеркивая значимость каждого, и влетавший в приоткрытое окно ветер выбивал из нее искры. — Именно Людмила сошла с ума. Именно она в приступе ярости выбросила с балкона своего сына, убила соседа, ранила соседку и убила себя! Она, а не Борька! Все эти люди, лапа, все они… не ты… кто-то убил их и убил так, чтобы ты винила в их смерти себя, чтобы ты дошла до предела. Чтобы, когда этот кто-то наконец появится, ты сдалась ему сразу, что называется, без единого выстрела! Я уверен, что разговаривать с тобой он будет очень по-доброму, предложит помощь, расскажет, как ты сможешь работать, чтобы никто не пострадал или что-нибудь в этом роде. Чтобы ты сама захотела с ним работать. И я уверен, что он будет очень недоволен своими тупыми пацанами, которые явно перестарались.