Мясник

Баскаков проводил Сканера и Яна до дверей, а когда вернулся, Схимник неторопливо разговаривал по своему телефону:

— Да, и правильно сделали. Очень хорошо. Нет, не нужно, я сам. Да, надеюсь, только вы в курсе и останетесь. А вы не переживайте — здоровее будете. Ага, — он спрятал телефон и выжидающе посмотрел на хозяина. Баскаков хлопнул ладонью о ладонь и переплел пальцы.

— Я понимаю, что ты недавно приехал, устал, но вечером, часикам этак к семи, ты мне понадобишься. Презентацию «Царского двора» никто не отменял, а там мне, сам понимаешь, нужны люди, умеющие держать себя в обществе, а не щенки безмозглые, вроде сергеевских — лишь бы дай в кого-нибудь зубами вцепиться! — Виктор Валентинович тяжело вздохнул. — Не желает молодежь у старших учиться, все сами, сами, все на лихачестве да на крови, отсюда и все беды. Кровь-то не вода, за кровь и ответа могут потребовать, и без толку да не продумав проливать ее… Так что, подъезжай сюда к семи, а пока времени у тебя достаточно — отдохни, поешь — если хочешь, можешь у меня.

— Спасибо, Виктор Валентинович, но у меня еще дела остались, — Схимник встал и взял с соседнего кресла свое пальто. — Кстати… — он вытащил из кармана пиджака несколько сложенных листов бумаги, — вот отчет по передвижениям Сканера… Кирилла Васильевича за последние четыре дня, как вы просили.

— Это ты хорошо, молодец, — Баскаков взял бумаги и посмотрел на Схимника с легкой усмешкой. — Что за дела-то? Женщина? Ты смотри, поосторожней. Хорошая женщина — это полезно, только ведь есть такие, что вопьются, как клещ — выдернешь, а челюсти-то все равно в тебе останутся. Как у Лопе де Вега говорил Тристан: «Чувство — это хищный зверь, вцепившийся когтями в разум»… впрочем, ты, наверное, не читал. В любом случае, красоты и душевности в женщине должно быть побольше, а мозгов поменьше. Все, иди и не забудь — к семи я тебя жду.

Схимник кивнул, надел пальто и вышел из приемной. Спустя несколько минут он уже сидел за рулем своего вишневого «поджеро» и, постукивая перстнем по рулю, хмуро смотрел на заснеженную дорогу сквозь мелькание дворников. Снег усилился, и дворники едва успевали смахивать липнущие к стеклу назойливые белые перья.

Дела привели вишневый «поджеро» на другой конец города, к небольшому аккуратному трехэтажному зданию старой постройки. Оставив машину на стоянке, Схимник быстро взбежал по короткой лестнице, толкнул тугую дверь, пересек небольшой холл, смахивая снежинки с волос и плеч и подошел к стеклянной загородке, за которой скучала девушка в белом халате, листая какой-то журнал.

— Вызовите-ка Свиридова, — сказал Схимник, легко стукнув перстнем по стеклу. Девушка подняла голову и надменно произнесла:

— Мужчина, надо здороваться, это во-первых! А во-вторых, Петр Михайлович…

— Скажите, от Виктора Валентиновича пришли! А в-третьих, поживее, — раздраженно сказал он и отошел от загородки. Девушка, слегка присмирев от явно хозяйского тона, сняла трубку телефона. Через несколько секунд она окликнула Схимника:

— Петр Михайлович сейчас спустится. Подождите, так нельзя!..

Не слушая ее, Схимник уже нырнул в дверной проем и начал быстро подниматься по ступенькам. Преодолев один пролет, на следующем он столкнулся с маленьким пухлым человеком лет пятидесяти в белом халате, похожим на состарившегося и потерявшего свой мотор Карлсона. Увидев Схимника, «Карлсон» остановился, схватил себя за короткую седоватую бородку и сердито сказал:

— Молодой человек, я, честно говоря, не совсем понял…

— Сейчас все поймете, — пообещал Схимник, не останавливаясь, и врачу пришлось повернуться и почти бежать вслед за ним обратно вверх по лестнице. — Кто знает?

— Вообще-то я, по просьбе вашей и, соответственно, Виктора Валентиновича, как непосредственно лечащий врач…

— А сестры?!

— Видите ли, до того момента, как я…

— Но другие врачи заходили?

— Да через ваших питекантропов даже я с трудом прорываюсь, что же касается того факта…

— Петр Михайлович, где я могу оставить пальто? — перебил его Схимник в очередной раз, безошибочно уловив, какая часть предложения его уже не заинтересует, и резко остановился, и маленький врач, трусивший следом, ткнулся носом в его спину.

— У меня в кабинете. А что же насчет…

— Вот в своем кабинете, кстати, меня и подождете. Я не задержусь. На звонки до моего прихода не отвечайте.

Петр Михайлович разозлился, и его круглое лицо пошло пятнами.

— Молодой человек, вы забываете, что я, являясь заместителем главного…

— А вы, Петр Михайлович, забываете, кто субсидирует вашу клинику и непосредственно вас. А что касается должностей…

— Я подожду, — быстро сказал врач, поправляя очки.

Через несколько минут Схимник, уже облаченный в белый халат, подошел к двери одной из палат, по обе стороны которой расположились на стульях двое парней. Один слушал плеер, подстукивая ногой в такт музыке в наушниках, другой, нахмурившись, разгадывал кроссворд.

— Ну, что? — спросил Схимник, остановившись перед дверью. Кроссвордист поднял голову.

— Тихо. А кроме этого дедка в очках да медсеструхи никто не ходит. Скукотень! Долго нам еще тут сидеть?! Слушай, Схимник, а ты не знаешь, — он опустил взгляд, — русский писатель, неоднократно описывавший в своих произведениях Петербург, одиннадцать букв… Не знаешь?

— Константинов, — сказал Схимник, ухмыльнувшись, вошел в палату и плотно закрыл за собой дверь.

Палата была рассчитана на четверых, но лежал в ней только один человек, окруженный приборами, прикованный к ним трубками и проводами. Неподвижный, безжизненный, он казался частью обстановки палаты — жили только глаза, широко открытые, внимательно оглядывающие потолок и палату, насколько позволяло положение забинтованной головы. Когда в поле зрения попал Схимник, в глазах загорелись тяжелая злоба и ненависть, которые тут же потухли, закрывшись веками. Это не смутило Схимника. Он пододвинул к кровати стул и, сев, наклонился вплотную к голове лежащего.

— Я знаю, что ты можешь слышать и говорить, так что давай послушаем и поговорим, парень, — сказал он очень тихо. — Времени у меня мало, ухаживать некогда, так что давай, Вячеслав. В твоих же интересах.

Веки снова приподнялись, и Слава тускло посмотрел на него, потом шевельнул губами, и Схимник наклонился еще ниже, чтобы расслышать слова, выговариваемые сухим, растрескавшимся голосом:

— Что… надо? Неужто… еще… не нашли? — губы скривились в усмешке. — Что ж… плохо так?..

— Жить хочешь?

Усмешка стала шире, и веки снова опустились, давая понять, что ответа не будет. Схимник тоже усмехнулся.

— Понимаю, «Молодая гвардия», все дела… В общем, так. О том, что ты в сознание пришел, знаю только я и твой врач, который говорил с тобой, Петр Михайлович. Так оно и должно остаться. Для остальных делай вид, что ты по-прежнему в полной отключке. Для сестер и для любых людей, которые будут заходить. Врач в курсе. Ты все понял?

Слава открыл глаза и посмотрел на него уже не только со злостью, но и с интересом.