Мятеж

Дункан подтащил кресло к большому круглому окну в середине стены, обращенной к улице. Некоторое время он развлекался, наблюдая за пешеходами, велосипедистами и автобусами с электрическим приводом, которые сновали по улице. К двум часам дня небо начало понемногу затягиваться бледными облаками, а к трем было уже почти полностью покрыто густыми, темно-серыми тучами. Прогноз погоды предсказывал к семи часам ночи сильный дождь, который скорее всего продолжится до самой полуночи. Подобная новость обрадовала. Дункана.

Позже он просмотрел две телевизионные программы. Одна из них была посвящена ранним годам жизни Ванг Шена, Неуязвимого и Благородного, величайшего из всех людей в истории человечества, покорителя мира и основателя современной цивилизации. Последующий час был занят десятой серией кинофильма, который назывался «Свинопас». Фактически действие фильма являлось переложением событий и сюжета «Одиссеи» Гомера в трактовке Эвмея [Эвмей – в греческой мифологии свинопас, слуга Одиссея, сохранивший ему верность после долгого отсутствия хозяина] – главного свинопаса Одиссея. В качестве основного источника внутреннего напряжения повествования выбрано противоречие между преданностью Эвмея царю и его же резким неприятием своего низкого общественного положения и бедности. Хотя постановка была выполнена довольно добротно и профессионально, для Дункана она представлялась неприемлемой. Он знал, что во времена Микен [Микены – крепость и город в северной части Пелопоннеса, во 2-й половине 2-го тысячелетия до н.э. один из центров культуры, получившей название микенской] престиж свинопасов был чрезвычайно высок, и достаточно было прочитать оригинальный текст Гомера, чтобы понять: Эвмея можно представлять кем угодно, но только не человеком бедным, забитым и не пользующимся никаким авторитетом. Кроме того, в те времена люди были настолько покорны доставшейся им судьбе, что никому и в голову не могло прийти протестовать против своей части, даже если она вызывала возмущение. В довершение ко всему практически все артисты были абсолютно непохожи на древних греков. Зритель, не знакомый с историей или не понимающий английского языка, вполне мог ошибочно посчитать, что спектакль повествует о первых контактах между европейцами и китайцами.

Дункан сам не представлял, откуда ему известно, что пьеса исторически недостоверна. Это знание просто покоилось где-то в глубине его памяти без связи с воспоминаниями о каком-либо учителе, книге или видеозаписи.

Просидев два часа почти неподвижно, Дункан приступил к физическим упражнениям. Хотя в этот день он, как и полагалось узникам больницы, уже провел час в занятиях плаванием и бегом в гимнастическом зале, он весь день оставался в одиночестве, точнее – в обществе двоих охранников. Несмотря на явную незаконность своих действий, администрация учреждения запрещала Дункану общаться с товарищами по несчастью. Причина такого своеволия властей была очевидна: Дункан ни в коем случае не должен передать кому-либо знания об эликсире. Смешно, но все, что было известно о нем самому Дункану, он узнал из бесед с психиатром.

Совершив несколько пробежек, перемежаемых сальто, от одной стены комнаты до другой, Дункан расположился в центре ковра и принял позу лотоса. Закрыв глаза, он погрузился в состояние трансцендентальной медитации, по крайней мере, придал себе такой вид, чтобы у наблюдателей не возникло никаких подозрений в предосудительности его занятий. На самом же деле снова и снова обдумывал он подробности плана своего пробега. Просидев таким образом около часа, Дункан встал и еще тридцать минут ходил по комнате, после чего посмотрел еще одну передачу – документальный фильм, посвященный реализуемому в настоящее время проекту превращения бассейна Амазонки из пустыни в джунгли. За этой программой последовала другая, во всех красках изображавшая ужасы, связанные с недавней попыткой пробурить скважину до самого земного ядра. В четырех местах рабочие сумели добраться до самого ядра, а отведенную от него тепловую энергию удалось преобразовать в термоионную. В других случаях достичь успеха помешали те или иные неудачи. Но буровое оборудование для Даллаского проекта было уничтожено извержением лавы, которая превратила его в груду расплавленного и нагретого добела металла. В результате погибли двести рабочих, а магма залила все окрестности на площади более пятидесяти квадратных миль, пока не остановилась. К счастью, сравнительно немногочисленных жителей этого района удалось вовремя эвакуировать, а непосредственной угрозы городу Абилину в соседнем графстве Тэйлор не было.

В 5:30 он посмотрел «Час новостей», большая часть которых посвящалась заседанию Совета Всемирного Правительства Всех Дней, которое состоялось в Цюрихе, Швейцария – столице Мирового правительства.

Когда программа новостей закончилась, Дункан подошел к панели в стене у южного угла комнаты и потянул на себя поднос с ужином. Охранники вставили его в специальную печь с наружной стороны из холла. Поместив поднос в дестоунирующую комнатную камеру, он на секунду включил подачу энергии, а затем, открыв дверцу, вытащил его и поместил в микроволновую печь. Спустя некоторое время, когда еда была готова, Дункан поставил поднос на столик около окна и начал не спеша есть, поглядывая на улицу. Сильный ливень хлестал в окно, ухудшая видимость, хотя, впрочем, смотреть-то особенно было не на что. Единственным примечательным объектом в поле зрения Дункана был укрепленный контрольно-пропускной пункт по другую сторону проезда. Большинство обитателей больницы в это время ужинали, как и сам Дункан, а дождь несколько охладил обычно снующих по магазинам покупателей.

Сегодня ночью Дункан проспал довольно долго – от полуночи до шести утра. Аппарат Морфея – так называли специальные приборы для обеспечения глубокого сна пациентов – гарантировал, что четырех часов сна вполне достаточно, чтобы полностью освежить тело и разум, но Дункан на этот раз установил его на большее время – сегодня вставать раньше не было никакой необходимости. Вот и теперь, вовсе не чувствуя усталости, Дункан все-таки прилег на кровать. Если события будут развиваться так, как он надеется, сегодня ему понадобится уйма энергии. Он приложил руку с электродом ко лбу и закрепил шнур, обмотав его вокруг головы, закрыл глаза и погрузятся в море сновидений. Большинство снов – надо сказать, приятных – странным образом были связаны с людьми, которых он не знал, но которые – так ему казалось – давным-давно были знакомы с ним.

В одиннадцать тридцать машина сновидений внезапно бросила его прямо из середины несуразного сна в холодную и унылую реальность. Дункан неохотно вылез из постели, аккуратно сложил покрывала, простыни и наволочку, положил их в шкафчик на стене и отправился в душ. Выйдя из ванной, он почувствовал себя немного лучше. Экран на стене уже вовсю мерцал и звенел, напоминая о необходимости приготовиться к стоунированию. Сигнал звучал в эту минуту по всему Манхэттену, по всему часовому поясу, в котором находился город.

Надев на себя только шорты, в полной уверенности, что за ним следят электронные глаза, Дункан подошел к окну. Если дождь и прекращался, пока он спал, то сейчас он хлестал пуще прежнего. По дорожке, под окнами, согнувшись под дождем и ветром, поспешно двигались двое мужчин и женщина. Мерцали яркие, оранжевые огни уличных фонарей.

Время от времени ночную мглу прорезали вспышки молнии, очевидно, гром составлял им компанию, но Дункан, отгороженный от внешнего мира толстыми стенами и герметически закрытыми окнами, ничего не слышал. В мозгу его тоже будто раздалась бешеная гроза, которую какой-нибудь врач наверняка назвал бы бурей из электрических импульсов, гормонов, адреналина, среди многих миллионов других взаимодействий, исключая лишь участие мозга. Однако если бы кто-нибудь поинтересовался мнением на этот счет самого Дункана, тот не задумываясь ответил бы, что не считает себя роботом, а, наоборот, убежден, что он – вполне нормальный человек. Существо, возникшее в результате слияния многих частей, превзошло их механическую сумму.

Дункан испытывал необъяснимое напряжение. Казалось, невидимый кулак сжимает его сердце. С невозмутимым видом (по крайней мере, он надеялся, что ему удалось имитировать прохладное спокойствие) он подошел к цилиндру, принадлежащему Вторнику. Дункан потянул на себя дверь, думая о том, что в этот момент начала мерцать красная лампа, находящаяся напротив дежурного, который, как обычно, сидел в своей комнате на первом этаже. Этот сигнал должен был уведомить дежурного о том, что заключенный входит в цилиндр. Конечно, он не имеет возможности следить за всеми одновременно, ведь на одного дежурного приходится ни мало ни много целых двенадцать комнат. Дункану оставалось только надеяться, что все они заняты жильцами, тогда у него будет больше шансов обмануть дежурного.

Он закрыл дверь стоунера, приписанного ко Вторнику, – на пульте у дежурного должен мигать оранжевый сигнал. Если сейчас он посмотрит на экран, отображающий то, что происходит в комнате Дункана изнутри, – все кончено. Ему останется только послать туда охранников, которые насильно усадят мятежника в цилиндр. Следующие несколько секунд должны показать, удастся ли Дункану выполнить задуманный план. Он подошел к стоунеру Среды, взялся за ручку на его двери, открыл ее и вошел внутрь. Закрыв за собой дверь, он пригнулся так, чтобы его нельзя было рассмотреть через окошко.

Дункан гадал, что могло происходить в эту минуту в помещении наблюдательного поста. Возможно, дежурный, изнывая от скуки, не уделял особого внимания выполнению своих обязанностей, и глаза его были заняты чем-нибудь другим. Он вполне мог просто отвернуться как раз в то время, когда Дункан перебегал от стоунера Вторника к цилиндру Среды. Да мало ли что могло помешать дежурному засечь его? А вдруг он просто разговаривал в это время со своими коллегами… У Дункана сохранились смутные воспоминания о том, что он бывал прежде в этой комнате, вот только кто он тогда был и когда все происходило – он совершенно не помнил. Наверно, тут была какая-то связь с деятельностью Кэрда в бытность его органиком. Кажется, врач упоминала это имя.