Мятежник

— Я всё ещё могу убить тебя, — пробормотал Каин, и я была готова поддержать это движение.

Азазель просто покачал головой.

— Я передам то, что ты сказал, Разиэлю и совету, и мы это рассмотрим. А пока почему бы тебе не отнести куда-нибудь женщину, которая для тебя ничего не значит, и не позаботиться о ней?

А потом мы остались одни. Я ждала, когда Каин бросит меня на песок и уйдёт. Даже если бы ему было хоть немного не всё равно, Азазель бросил вызов, и Каину пришлось бы доказать, что он ошибается. Он использовал меня, что было неудивительно.

Так почему же это вдруг стало так больно?

Я почувствовала внезапное напряжение в его мышцах за мгновение до того, как он поднялся, но это был лёгкий жест, даже с моим весом, всё ещё находящимся в его руках.

Мгновение спустя мы были наверху, в туманной синеве неба Шеола, паря в небесах, и всё, что я могла сделать, это сглотнуть.

Полёты всегда приводили меня в ужас. Несколько раз, когда Томас настаивал на том, чтобы пригласить меня куда-нибудь, были ужасными катастрофами, и Азазель знал это. Он всё равно бросил вызов Каину, чтобы тот нёс меня, ублюдок, и я затаила дыхание и закрыла глаза, уверенная, что земля вот-вот с грохотом поднимется нам навстречу.

Он держал меня свободно, удобно, и я подумывала о том, чтобы повернуться и вцепиться в него изо всех сил, но потом поняла, что не боюсь, что он меня уронит. Даже с этим случайным объятием я знала, что нахожусь в безопасности, и это ощущение было одновременно тревожным и странно успокаивающим. Я открыла сначала один глаз, потом другой и поняла, что мы движемся сквозь клочья облаков позднего утра, паря, и до нас доносится солёный запах океана. Ветер убирал мои волосы с лица, и я осмелилась посмотреть на него, когда он летел. Он спас меня, он держал меня, он держал меня при себе, и теперь он забирал меня в безопасное место. На данный момент этого было достаточно.

Когда он наконец-то приземлился, это заняло больше времени, чем потребовалось бы для прямого полёта. Я вопросительно посмотрела на него, когда он спустился в наш общий двор, и, как ни странно, он, казалось, знал, о чём я думаю.

— Мне нужна была небольшая передышка, — сказал он, почти извиняясь, за исключением того, что Каин не извинялся.

Он очаровывал, он манипулировал, он лгал, но он никогда не извинялся.

— Я думал, ты не будешь возражать.

Если бы это был Томас, он был бы весь в царапинах от моих перепуганных рук. Но он не был Томасом, он так явно отличался от моего нежного, любящего Томаса, который никогда не был подходящим ангелом для меня. Я не знала, почему Томас был убеждён, что я его пара, почему он привёл меня сюда, когда я всего боялась, но он был уверен. И теперь я поняла почему. Это было для Каина.

Я покачала головой, мой голос всё ещё был потерян, и я попыталась заставить его поставить меня на ноги. Он проигнорировал меня, шагая к французским дверям, которые вели в его квартиру. Я потянула его, указывая на свою, но он покачал головой.

— Нет, — сказал он, неся меня в свои комнаты и захлопывая за собой стеклянную дверь с такой силой, что я испугалась, что она может разбиться.

Он опустил меня на кровать так нежно, что я почувствовала, как слёзы защипали мне глаза, и попыталась сморгнуть их. Это только привлекло его внимание, и он долго смотрел на меня сверху вниз.

— Я хочу, чтобы ты немного отдохнула, — сказал он. — Хотя я был бы так же счастлив, если бы ты какое-то время не восстанавливала свою способность говорить. Ты очень спокойна, когда не споришь.

Если бы у меня было больше энергии, я бы показала ему язык, но сейчас я просто лежала на спине, наблюдая за ним из-под прикрытых век.

— Я собираюсь прибраться, а потом вернусь, — сказал он. — Ты уверена, что с тобой всё в порядке?

Я кивнула без особого энтузиазма. Очевидно, он серьёзно отнёсся к приказу Азазеля присматривать за мной. Из всех вещей, которые я ненавидела в этой жизни, жалость была одной из самых презираемых. Особенно жалость того, к кому я стремилась со всей зрелостью детской влюблённости. С таким же успехом я могла бы перестать отрицать это, я была одержима им. Когда я умирала, он был всем, о чём я могла думать, и даже сейчас, когда мне снова захотелось разбить что-нибудь о его голову, я всё ещё дрожала при мысли о его прикосновении.

Повинуясь инстинкту, я протянула руку и осторожно коснулась его затылка, куда я его ударила, и между нами возникла искра электрического напряжения. Он вздрогнул, когда мои кончики пальцев скользнули по шишке.

— Да, она всё ещё там, — сказал он с гримасой. — В следующий раз, когда ты захочешь ударить меня по голове, почему бы тебе не выбрать что-нибудь более хрупкое и немного более дешёвое?

Я отмахнулась от него, пытаясь вложить все свои коммуникативные навыки в этот единственный древний жест. Он просто снова рассмеялся, накрывая меня мягким одеялом.

— Спи, детка, — сказал он, и я поняла, что это была первая искренняя ласка, которую он использовал.

Я решила поспать.

ВВЕРХ, ВВЕРХ, ВВЕРХ В ЛЕДЯНУЮ ТЬМУ взмыл Метатрон, его лицо превратилось в маску, а сердце — в камень. Он потерпел неудачу. Никогда в своей жизни ему не удавалось выполнить поставленную перед ним задачу, будь то его собственное изобретение или приказ Уриэля, за единственным исключением убийства Азазеля. Ему не раз, а дважды не удавалось убить провидицу. Он не смог избавить Источник от её потомства, и, в конце концов, он даже не смог уничтожить Каина, человека меньше, чем был он. Ледяной воздух остановил кровотечение из раны на его шее, и он знал, что как только он доберётся до Уриэля, его либо примут, либо отправят в небытие. Меньшего он не заслуживал. Он подвёл себя и подвёл Уриэля.

Он возвращался в загробную жизнь с информацией, которую он мог бы свободно предоставить, независимо от того, заберёт его Уриэль обратно или нет. Он не был изгнан с небес, он просто был убит в бою и оставлен позади. Уриэль был бы недоволен тем, что он не вернулся раньше, но он всегда мог сказать, что надеялся собрать информацию, чтобы свергнуть Падших.

Если бы Уриэль позволил ему остаться, позволил ему снова возглавить армии, он осмелился бы спросить об Источнике. Во всём этом она была безупречна, и Уриэль мог быть склонен к великодушию. Если нет…

Это должно было быть решено позже. Сначала он должен был пробиться обратно в тёмную, небесную славу загробной жизни. Он просто надеялся, что Уриэль был в хорошем настроении.

ГЛАВА 30

СТОЯЛА ТЕМНАЯ, ГЛУБОКАЯ, ОБВОЛАКИВАЮЩАЯ ночь, и я была в безопасности. Я лежала в объятиях своего возлюблённого, обнажённая и тёплая, кожа к коже, и вздыхала, придвигаясь ближе. Я свернулась калачиком вокруг него, положив голову ему на плечо, обняв его за талию, прислушиваясь к его учащённому дыханию и ожидая, что принесёт этот новый эротический сон. В моих мечтах ничего не было запрещено, и я хотела, чтобы экстаз уничтожил всё плохое. Я хотела, чтобы его губы были на мне, я хотела попробовать его на вкус, взять его всеми запретными способами, я хотела кричать, плакать и таять вместе с ним.

Его рука скользнула вверх по моей руке, чтобы обхватить моё лицо, повернув его к себе, и в безлунную ночь я могла видеть только знакомый блеск его глаз, смотрящих на меня сверху вниз. Его пальцы были длинными, твёрдыми, гладили мою кожу, и я с внезапным потрясением поняла, что это не был ещё один сон. Я была в его постели.

Обнажённая.

На мгновение я замерла, и он просто притянул меня ближе, кожа к коже, его губы прижались к моему уху.

— Всё в порядке, — прошептал он. — Я здесь.