Мыс Иерихон

— Это моя вина.

— Это не так. — Он пристально разглядывал царапины и кровоподтеки на моем лице. И помедлил, прежде чем продолжить. — Марк видел, как ты уехала с Джесси.

— Не нужно…

— Почему нет?

Его голос становился все громче. Назревал очередной спор, а у меня на него уже не было сил.

— Что случилось? Где он?

Я с изумлением посмотрела на него. Что он имеет в виду, спрашивая, где Джесси?

— Разве он не знает?

— Марк пытался, но не смог нигде найти его. Эван, неужели он оставил тебя там одну?

— Нет.

— Не пытайся защитить его.

Позади него, в дверях, показался Марк.

— Делани.

Брайану хотелось услышать правду. Он стоял у кровати, ухватившись обеими руками за боковое ограждение.

Марк подошел к кровати.

— Сейчас не время и не место.

Он снял пиджак и галстук, а его сорочка была измазана кровью в том месте, на которое я клала свою голову.

Я посмотрела на Брайана:

— Я сама вышла из машины. — Я подвинулась и поморщилась от боли. — Джесси умолял меня сесть обратно, но я отказалась.

— Почему? — спросил Брайан.

— Не твое дело. — Можно было подумать, что они не понимают, что мы могли поссориться. — Мы увидели приближение машины Марка и решили, что находимся в безопасности.

— Ему следовало…

— Перестань, — потребовала я.

Марк положил руку ему на плечо.

— Расслабься.

По его виду стало ясно, что Брайан слушаться не хотел, но рука у Марка была твердая. Брайан согласно кивнул, осмотрелся и ушел. Марк с облегчением вздохнул.

— Спасибо, — сказала я ему.

— Я не заслуживаю никакой благодарности. Телохранитель из меня получился никудышный.

— Ты появился. А это дорогого стоит.

Он осторожно, указательным пальцем, убрал локон волос с моего лба. Выражение лица у него при этом было серьезным. Боль, которая сквозила в его взгляде, смущала меня. Мне не хотелось, чтобы человеческое внимание ко мне выражалось таким грустным взглядом.

— Ну и досталось же там тебе, — сказал он.

— Ничего особенного.

— Вот в чем состоит истинная храбрость. Когда очень страшно держать голову высоко поднятой и доводить дело до конца. Ты именно так и поступила. Поэтому и осталась в живых.

Слышать такое было очень больно. У меня было совершенно другое объяснение своего поступка. Самонадеянная дура. Я недооценила степень риска и переоценила собственные возможности. Быстрота ног и красивое вранье с такими подонками, как Минги, ничего не значат. Их ничто не остановило бы, что бы я там ни делала и что бы ни говорила.

Снова набежали слезы. Они щипали глаза и царапины на щеках.

— Черт побери, ой!

Я стирала их здоровой рукой. Марк достал платок и вытер мне лицо. Потом он пригладил мне волосы.

— Тебе нечего стыдиться. Ты меня слышишь? Ты попала в очень непростую ситуацию и сумела выйти из нее с наименьшими потерями.

— Отлично. В следующий раз я не стану выступать в тяжелом весе.

Его карие глаза от удивления округлились. Он улыбнулся, покачал головой и погладил мне руку.

— Тебе известно, что ты просто изумительна?

Потом он поднес мою руку к губам и поцеловал ее в ладонь. Потом он поцеловал меня в запястье, потом он поцеловал по очереди каждый из моих пальцев, подолгу задерживая губы на одном месте.

Это было невероятно трогательно, сексуально и вызывало поразительные эмоции. Убирать руку я не стала.

— Это потому, что ты этого заслуживаешь, — сказал Марк, кладя мою руку на постель. — Отдыхай. Мы с Брайаном будем все ночь рядом, за дверью.

Когда он ушел, я долго и молчаливо лежала. Начинало действовать обезболивающее. Притуплялась боль, притуплялось сознание, пока я не перестала обращать внимания ни на поломанные кости, ни на смещенные, вывихнутые суставы, а только на овладевающую мной дремоту. Я понимала, что теряю сознание. Я еще подумала минутку. Вошла сестра. Она спросила, не надо ли мне что-нибудь. Кое-что было нужно.

Я не могла дотянуться до телефона и попросила сестру набрать для меня номер Джесси.

Джесси сидел на берегу. Было холодно. Слишком холодно для плавания, но рядом с водой мышление становилось более ясным. В постепенно краснеющем освещении накатывающиеся волны казались белыми. Солнце наполовину зашло. Он сидел здесь уже долгое время.

Джесси наблюдал, как солнце, уменьшаясь в размерах, превращается в золотистую глазурь, которая покрывает океан. Наступили сумерки. Небо, уходящее в бесконечность, посинело и стало холодным.

Он видел перед собой два выбора. Первый. Его жизнь опустеет подобно небу, станет сначала синей, потом черной и наконец дойдет до абсолютного нуля. К чему приведет второй, он не знал. Возможно, к восходу солнца. Возможно, вернет на то место, которое он занимает так долго, — к хроническому полумраку, в котором боль лишала его всего, в котором глубокой ночью к нему являлись с мольбами привидения. Какой из этих выборов причинял ему наибольшее беспокойство, он не знал.

Волны все продолжали накатываться. Наконец, когда ночная тьма поглотила его собственную тень, он направился в дом.

* * *

Дозвониться до Джесси я так и не смогла. Его домашний телефон только подавал сигналы вызова, а сотовый был отключен. Лекарства усыпляли меня, и больше бодрствовать я уже не могла. Я попросила сестру, чтобы она передала Брайану мою просьбу продолжать звонить по обоим номерам. А сама погрузилась в темноту.

Глава двадцать четвертая

Зазвонил телефон, но он не обратил на это никакого внимания. Звонки прекратились. Он включил лампу. От ее света в окнах появилось его отражение. Ветер растрепал ему волосы. Глаза потухли. «Ну что за картина!» — как говорила его мать.

Опять зазвонил телефон. Кто-то настойчиво звонил — пятнадцать-двадцать сигналов вызова. Звонившие знали, что для того, чтобы поднять трубку, ему понадобится достаточно много времени, но обычно никто не звонил с такой настойчивостью. Наконец он ответил.