Мышь на миле
Шрифт:
– Чертов педик! Я научу тебя, как распускать руки, вшивый гомосек!
Бамс! Бамс! Бамс! Кровь потекла из уха Делакруа, и он закричал. Я перестал его загораживать, схватил за одно плечо и втащил в камеру, где он упал, скорчившись, на койку. Перси обошел вокруг меня и дал ему пинок под зад - для скорости, можно сказать. Потом Брут его схватил я имею в виду Перси - за плечи и вытащил в коридор.
Я задвинул дверь камеры, потом повернулся к Перси, чувство недоумения и потрясения боролись во мне с настоящей яростью. К тому времени Перси уже работал здесь несколько месяцев - достаточно, чтобы мы все поняли, что он нам не нравится,
Он стоял и глядел на меня не без страха - я никогда не сомневался, что в душе он трус, - но все равно уверенный, что связи защитят его. В этом он был прав. Я подозревал, что найдутся люди, не понимающие, как это может быть, даже после всего, что я рассказал, но этим людям слова "Великая депрессия" знакомы только по учебнику истории. Если бы вы жили в то время, для вас эти слова значили гораздо больше: если вы имели постоянную работу, то сделали бы что угодно, лишь бы сохранить ее.
Краска слегка сошла уже с лица Перси, но щеки все еще пылали, а волосы, всегда зачесанные назад и лоснящиеся от бриолина, свесились в беспорядке на лоб.
– Что это такое, черт побери?
– воскликнул я.
– На моем блоке никогда - слышишь?
– никогда не били заключенных!
– Этот ублюдок - педик, пытался полапать мой член, когда я вытаскивал его из фургона, - заявил Перси.
– Он еще заплатит за это, я ему всыплю.
Я смотрел на него, не в состоянии найти слова от изумления. Я не мог себе представить самого хищного гомосексуала на Божьем свете, кто бы сделал то, что Перси только что описал. Подготовка к переселению в зарешеченную квартиру на Зеленой Миле, как правило, не приводит даже самых аморальных заключенных в сексуальное настроение.
Я оглянулся на Делакруа, все еще закрывающегося руками на койке, чтобы защитить лицо. На запястьях его были наручники, а между лодыжек проходила цепь. Потом повернулся к Перси.
– Иди отсюда, - сказал я.
– Я поговорю с тобой позже.
– Это будет в твоем рапорте?
– язвительно осведомился он.
– Если нет, то ты знаешь, я напишу свой рапорт.
Я не собирался писать рапорт, я только хотел, чтобы он убрался с глаз. Что я ему и объявил.
– Вопрос закрыт, - закончил я. И увидел, что Брут смотрит неодобрительно, но не придал этому значения.
– Давай иди отсюда. Иди в административный блок и скажи, что тебе надо прочитать письма и помочь с упаковкой.
– Хорошо.
– К нему вернулось самообладание (или эта дурацкая надменность, служившая ему самооблада-нием). Он откинул волосы со лба руками - мягкими, белыми и маленькими, как у девушки-подростка, а потом подошел к камере. Делакруа увидел его и еще больше съежился на своей койке, бормоча на смешанном англо-французском.
– Я еще с тобой разберусь, - бросил Перси, потом вздрогнул, потому что почувствовал на плече тяжелую руку Брута.
– Нет, ты уже закончил, - сказал Брут.
– А теперь иди на воздух. Освежись.
– Ты меня не запугаешь. Нисколько.
– Глаза Пер-си остановились на мне.
– И никто из вас.
– Но, похоже, мы его напугали. Это было ясно, как день, видно по его глазам, и от этого он становился еще опаснее. Такой парень, как Перси, никогда не знает сам, что сделает в следующую минуту или даже секунду.
Но тогда он повернулся к нам спиной и пошел по коридору надменной походкой. Ей-Богу, он показал миру, что бывает, когда тощий плешивый
французик пытается лапать его член, и теперь уходил с поля сражения победителем.Я произнес заготовленную речь о том, как мы вклю-чаем радио ("Фантастический бал" и "Воскресенье нашей девушки"), о том, что мы будем обращаться с ним нор-мально, если он тоже будет вести себя нормально. Эта маленькая проповедь была не самой успешной. Он все время плакал, сидя скрючившись на своей койке, стараясь отодвинуться как можно дальше от меня и при этом не упасть в угол. Он съеживался при каждом моем движении и скорее всего слышал одно слово из шести. А может, и того меньше. Во всяком случае я не думаю, что именно эта проповедь имела вообще смысл.
Через пятнадцать минут я опять был у стола, где с потрясенным видом сидел Брутус Ховелл и слюнявил кончик карандаша из книги посетителей.
– Ради всего святого, перестань, пока не отравился, - одернул его я.
– Боже Всемогущий, - воскликнул он, опустив каран-даш.
– Чтоб еще раз такой гвалт при поступлении за-ключенного на блок? Ни за что!
– Мой папа всегда говорил, что беда не приходит одна и Бог любит троицу.
– Надеюсь, твой папочка сильно ошибался по этому поводу, - сказал Брут, но, увы, - это не так. Когда поступил Джон Коффи, была ругань, и полнейшая буря, когда пришел Буйный Билл, - смешно, но, похоже, беды действительно являлись по три сразу. Рассказ о том, как мы познакомились с Буйным Биллом, как он, входя на Милю, пытался совершить убийство, еще предстоит. И довольно скоро.
– Что это еще за история с попыткой Делакруа полапать его член? поинтересовался я. Брут фыркнул.
– Он был с цепью на ногах, а детка Перси тянул слишком сильно, вот и все. Делакруа споткнулся и стал падать, когда выходил из фургона. Он вытянул руки вперед, как все делают, когда падают, и зацепил одной рукой за переднюю часть брюк Перси. Чистая случайность.
– А Перси понимает это, как ты думаешь?
– спросил я.
– Может, он придумал это как отговорку, ему просто хотелось немного побить Делакруа? Показать, кто здесь самый большой начальник?
Брут медленно кивнул.
– Да, наверное, так и было.
– Надо за ним следить.
– Я запустил руки в волосы. Только этого мне не хватало.
– Боже, как я ненавижу все. И ненавижу его.
– Я тоже. И знаешь что еще, Поль? Я его не понимаю. У него есть связи, и это нормально, но почему он использует их для того, чтобы получить работу на этой долбаной Зеленой Миле? А не где-нибудь еще в исправительной системе штата? Почему бы не стать служителем в сенате штата или тем, кто назначает встречи лейтенант-губернатору? Ведь наверняка его люди подыскали бы что-нибудь получше, если бы он попросил. Тогда почему здесь?
Я покачал головой. Я не знал. Я тогда не знал так много. Наверное, я был наивен.
8
После этого все пошло, как обычно... по крайней мере какое-то время. В суде графства готовился суд над Джоном Коффи, и шериф графства Трапингус Хомер Крибус муссировал идею, что суд Линча может немного ускорить правосудие. Нам было все равно, в блоке "Г" мало обращали внимания на новости. Жизнь на Зеленой Миле по-своему напоминала жизнь в звуконепроницаемой комнате. Время от времени доноси-лись приглушенные звуки, бывшие взрывами на поверхности, но ничего больше. Они не станут торопиться с Джоном Коффи, они хотят убедиться, что это был именно он.