Мышка для Котова

— Твоя, — отвечаю тихо, устраиваясь поудобнее и мигом проваливаясь в сон.

Глава 24

Марк

Проснулся я от громкого грохота, который набатом отозвался в голове. Вскочил с кровати, толком ничего не понимая и озираясь по сторонам. Чёрт возьми! Я снова набухался вчера и поперся в комнату, где спала Нюта. Бл*ть. Это какой-то неконтролируемый процесс. Меня тянет к ней вопреки всем доводам разума. С силой потёр лицо руками. Грохот повторился, а я поморщился от дикой головной боли. Я вчера перебрал. Конкретно перебрал. И так всегда были нелады с алкоголем, и меня уносило с одного бокала, так я вчера почти всю бутылку вискаря выпил. Бл*. Как же сейчас хреново.

Анютки в комнате ожидаемо не было. В надежде, что гремит внизу чем-то она, выполз из своей комнаты, едва передвигая ноги. Организм услужливо напомнил мне о том, что во мне больше полу литра жидкости, и я свернул в ванную комнату. Плеснув в лицо ледяной водой и отфыркиваясь, кинул на себя взгляд в зеркало и ошалел. Застыл с занесённой над полотенцем рукой. Это что за херня такая у меня на голове произошла?

Пряди волос от челки до самой макушки были выкрашены в розовый и непонятный голубой цвет. Еб*чий случай! Это же полный пиздец! Врубил воду и попытался смыть это безобразие с волос, но те только потемнели и унылыми сосульками упали на лоб.

— Аня! Вот паршивка маленькая! — прорычал я, замечая в мусорном баке перепачканные одноразовые перчатки и ватные палочки. — Маленькая козявочка… моя мстительная девочка, — злиться на неё не могу. Расплываюсь в улыбке, смотря на свой нелепый вид. Понимая, что меня больше радует то, что Аня мне мстит, чем, если бы она включила полный игнор. Хочет мстить? Пусть мстит! Я этого заслужил, признаюсь. Может, она отведет душу и простит меня.

В ящике беру машинку для стрижки волос и состригаю волосы под ноль, не тратя на размышления ни минуты. С короткой стрижкой не выгляжу уж полным уродом, что радует.

Снимаю футболку, чтобы стряхнуть волосы и отправить её в стирку и замечаю живописные и аккуратно выведенные сердечки и цветочки на всей своей груди и спине. И старалась ведь, когда рисовала. Даже представил себе её лицо в этот момент. Как она нахмурила свои бровки и высунула кончик языка от усердия. Тут же захотелось её найти и воплотить в жизнь все те картинки, которые мелькали в моей голове. Но тут же себя одёрнул. Напомнил себе, что нужно держать свои руки и свои желания при себе. Пока не решу всё с дедом, со свадьбой и со своей будущей невестой.

После душа, сумев смыть зелёнку до побледнения оной, протрезвел и чувствовал себя бодрячком.

Спустился на первый этаж и понял, что стало источником такого грохота. Вся кухня была разгромлена, а на полу, прислонившись спиной к стене сидел батя, опустив голову на грудь.

— Бать? — переступая через осколки, осторожно позвал я. Родитель никак не отреагировал. — Батя! — уже громче позвал я, тряхнув его за плечо.

Отец перевёл на меня мутный взгляд. На его лице читались боль и вина.

— Бать, ты нахрена кухню разгромил? — я присел рядом с ним на корточки. Никогда не видел отца таким.

Он качает головой и сжимает в руке стакан с тёмной жидкостью, раздавливая его. Вижу, что осколок глубоко впился в ладонь. Дотягиваюсь до полотенца и, аккуратно вытащив и отшвырнув осколок в сторону, туго обматываю руку отца. Батя смотрит на меня долгим взглядом, а потом хрипло говорит:

— Ты так похож на неё. Особенно цвет глаз.

Я сразу понимаю, что он говорит о маме. С детства все поражались нашему с ней сходству. Меня всегда это бесило, потому что мне не по приколу было иметь миловидные черты лица. Спасибо хоть ростом в батю пошёл. И шириной плеч.

— Вы не помирились, бать? — спрашиваю тихо, чувствуя горечь во рту. Я слишком сильно люблю своих родителей. И я не могу представить их порознь. — Ты же всю ночь был у неё.

Батя качает отрицательно головой.

— Бать, скажи мне одну вещь… нахрена ты налево пошёл? Какого х*я, а? Ты же любишь маму. Я вижу и знаю это! Так почему ты свой член в штанах не удержал? — я снова злюсь на батю, сгорая от желания снова врезать ему по лицу.

Отец кидает на меня тяжёлый взгляд и ничего не отвечает. Он не любит оправдываться. Ненавидит кому-то что-то доказывать.

— Ладно, — хлопаю руками по коленям и поднимаюсь с пола, — докапываться до сути я не стану. Главное, чтобы вы с мамой сами разобрались и помирились, накоенц! Взрослые люди уже. Я погнал.

— Куда? — стальной голос. Я стискиваю челюсти. Бл*. Меня бесит, когда батя пытается контролировать меня. — Куда собрался?

— Бать, — я скрещиваю руки на груди, — тебе не кажется, что уже пора перестать контролировать мою жизнь. Как вижу, ты потерял контроль над своей.

— Марк, — рычит, смотрит исподлобья.

— Бать, мне через три месяца двадцать будет. Я живу отдельно и сам зарабатываю себе на жизнь. Если тебе так хочется кого-то контролировать, то родите с мамой ещё одного ребёнка и его контролируйте. Я не буду против сестры или братик.

— Пошёл вон, — вдруг взревел отец, вскакивая с пола и швыряя в стену уцелевшую посуду. — Вон, я сказал!

Таким взбешённым я не видел батю никогда. В тот момент мне показалось, что он может меня убить. Без шуток. Только я бл*ть понятия не имею, что я такого сказал. От греха подальше покидаю родительский дом. Выхожу во двор и замираю, смотря с ужасом на свою ласточку. До хруста сжимаю кулаки и набираю телефон Ани. Девчонка отвечает почти сразу, будто ждала моего звонка.

— Да, мой сладкий котик, — елейным голоском приветствует меня эта паршивка.

— Когда я до тебя доберусь, мышонок, я тебя оттрахаю так, что ты неделю не сможешь сидеть, — шиплю я в трубку. — Так, что ты охрипнешь.

— Ммм… — сладко тянет она. — Значит, ты обнаружил все мои маленькие подарочки себе. Надеюсь, что они тебе понравилось, — выдыхает в трубку, а у меня от её голоска, тихого и интимного, яйца начинают звенеть от напряжения. Я хочу её настолько сильно, что в глазах мутнеет, и сердце стучит с перебоями. И если бы малышка была здесь, я бы занялся с ней любовью. Именно любовью, а не сексом. Чтобы ловить губами каждый её выдох. Чтобы сцеловывать её стоны. Чтобы ловить бурю эмоций в её глазах.

— Понравилось. Очень понравилось, — хриплым голосом говорю я, кусаю костяшку пальцев на руке. — Но больше мне нравятся картинки в моей голове Красочные. Порочные. Страстные. Где я уложу тебя на заднем сидении своей тачки и вылижу тебя с головы до ног. А потом зацелую. Не пропуская ни одного даже самого малюсенького участка, пока ты не будешь кричать на всю округу, кончая раз за разом от моих пальцев и моего языка, — закрыв глаза и красочно это представляя, шепчу в трубку, слыша сиплые всхлипы своей малышки. — Знаю, что ты будешь прикрывать рот ладошкой, чтобы заглушить свои сладкие стоны. Но я свяжу твои ручки над головой. Ты будешь умолять меня взять тебя. Будешь сгорать от желания почувствовать мой член в себя. Будешь просить меня войти в тебя. И возможно я дам тебе то, что тебе так нужно… Но сначала ты кончишь от моего языка… А потом… — жмурюсь до звёзд перед глазами, понимая, что желая возбудить малышку, сам чертовски сильно завёлся. — Скажи, моя маленькая, ты уже мокренькая? Или может ты сейчас ласкаешь себя пальчиками, слушая мой голос и представляя, что я рядом? — от этой картинки, которая на всю порочность ситуации, казалась мне всё равно невинной, потому что Анютка была слишком неискушенной и стеснительной, я вжался пылающим лбом в стену дома. Казалось, что если я дотронусь до члена сквозь ткань боксёров и белых бридж, то кончу мгновенно. Как сопливый подросток, который только узнал о том, что такое секс. — Скажи, малыш…