Мысль творит реальность

И эти цветы, обернутые во вкладыши из конфетных коробок, укутанные в пыльные и «богатые» упаковки от бывших букетов, только подчеркивали убогость всей обстановки.

Я пила чай из граненого стакана и с интересом осматривала эту реликтовую столовую. Я смотрела на женщин в грязных халатах, которые накрывали на стол, видимо, для самих себя. Которые, по-видимому, жили, как раньше, все той же жизнью, без всяких перемен.

День в их жизни тянется за днем. Все время в этой столовой. У этих плит и грязной посуды. За этим убогим столом, покрытым старой выцветшей шторой. За ним они три раза в день питаются дешевой пансионатской едой – манной кашей на воде, макаронами ужасного качества, залитыми вязкими мучными подливками.

Я сидела, пила остывающий чай из граненого стакана и смотрела на женщин. Просто смотрела со стороны – как живут люди.

А они накрыли для себя стол, поставив на него все ту же манную кашу и чай, «резиновые» макароны и хлебные котлеты. И еще целое блюдо хлеба. Просто целую гору крупных кусков белого рыхлого хлеба.

«И куда им столько?» – удивилась я.

Но скоро я получила ответ на свой вопрос.

Женщины быстро поели, обсуждая кого-то из отдыхающих. И когда они съели и кашу, и макароны, началось время чаепития. Началось чаепитие вприкуску с хлебом.

Это было действительно чаепитие. Неспешное. С разговорами, с доливанием чая из большого алюминиевого чайника. И с хлебом вприкуску.

Я никогда не видела раньше, чтобы так пили чай. Это действительно просто удивило меня. Чай вприкуску с хлебом. С куском. Еще с куском. Еще с куском…

Я, современная женщина, следящая за своим здоровьем и за своей фигурой, прекрасно знающая, как вредно такое поедание хлеба, впервые видела, чтобы люди просто ели хлеб кусками, запивая его чаем. И меня поразили и количество, и явная привычность этой процедуры. Поразило еще и то, что это ели работники кухни. Ведь могли же они что-нибудь приготовить к своему чаепитию?

«Да нет же, – оборвала я себя, – как же они смогут приготовить, у них же калькуляция, им же придется платить за то, что они приготовят. А тут – дармовой хлеб. Ешь не хочу! Вот они и едят. Сидят, обсуждают какую-то Людку, которая не вышла на работу; вчерашнюю серию „Ментов“, отдыхающую, поразившую их своей юбкой с разрезом почти до талии. Сидят и едят хлеб вприкуску с чаем…»

Женщины закончили чаепитие, стали убирать со стола. И тут я еще раз как-то вдруг увидела их грузные, рыхлые тела и подумала: «Теперь понятно, откуда эти животы, и эта грузность, и эта тяжелая походка… Столько хлеба каждый день. Три раза в день…»

Поверь, я не осуждала этих женщин. Просто наблюдала их жизнь, какая она есть.

За неделю отдыха в пансионате я наблюдала эту картину много раз. Сам процесс накрытия на стол, на который согласно меню ставились пять первых блюд, пять вторых, пять компотов. И обязательное блюдо с хлебом. И когда съедался весь обед, в том числе и компот, – начиналось долгое чаепитие с хлебом вприкуску.

Меня уже не удивляло это действо. Я просто наблюдала его как данность.

Спустя несколько дней я впервые увидела эту девочку. Молоденькую девочку в белом халате, который ладно сидел на ее точеном теле.

Девочке на вид было лет восемнадцать, и была она не худышкой, а ладной, крепко сбитой, то, что называется кровь с молоком. И румянец на ее щеках был какой-то свежий, здоровый, и вся она была ладненькой, с чистым, светлым, как будто только что умытым лицом. Она была взрослой девушкой, но я сразу назвала ее про себя девочкой, потому что на фоне грузных, расплывшихся женщин в грязных халатах она казалась совсем ребенком. Юным, прекрасным, чистым ребенком.

«Господи, она-то что здесь делает?» – изумленно подумала я, увидев ее впервые. Девочка в этот момент помогала одной из женщин снимать с плиты огромную кастрюлю с супом. Было видно, как тяжело ей это делать.

«Практикантка, наверное», – придумала я самой себе объяснение. Совсем не хотелось мне, чтобы эта девочка оказалась здесь по собственному выбору. Разве такой жизни она заслуживала – среди этих убогих столов, бедности, ленивых женских разговоров, перемалывающих «что кто сказал».

Несколько дней я так и оставалась в недоумении. Я все поняла, когда пришла на обед в последнюю минуту и могла наблюдать за процессом сервировки стола для работников столовой.

В этот раз все было немного по-другому. Сначала на стол поставили бутылку водки. Потом шесть граненых стаканов. Потом уже появились привычные первые и вторые блюда. В том числе и компот. И, конечно же, поднос с хлебом.

Отмечали чей-то день рождения. И я в очередной раз удивилась скудности жизни женщин. Такой серый, такой будничный стол из надоевшей пищи, которую они едят каждый день. Бутылка водки – вот и все отличие.

«Кого же это они так „празднуют“? – подумала я. – Почему тортик не купили или не испекли? Могли же ради праздника скинуться по червонцу…»

Праздновали день рождения девочки.

Ее восемнадцатилетие.

Сначала разлили в граненые стаканы водку. Потом долго ждали пожилую повариху, которой надо было что-то там сделать с соусом, готовившимся к ужину, и женщины громко кричали:

– Степановна, давай уже скорее, борщ стынет и водка выдыхается!

Я допивала безвкусный компот и смотрела на девочку, которая праздновала свое совершеннолетие. И ужасно жалела, что не было у меня ни с собой, ни в моем номере никакой штучки, подарочка для этой милой девочки. И так неправильно было ее присутствие тут. Таким неправильным казался этот день рождения со столовским борщом и водкой в граненых стаканах.

И меня поразила, просто потрясла до глубины души речь, которую сказала Степановна. Видно, было принято у них первое слово всегда давать Степановне, как самой старшей и уважаемой, и она сказала слова, которые просто лишили меня дара речи.

– Света! – сказала она торжественно. – Мы сегодня празднуем твое день рождение. И хочу я тебе сказать главное. Ты, Света, всегда помни, что ты – хозяйка своей жизни! Вот как ты пожелаешь, так все в твоей жизни и будет! Ты только это помни! Каждый человек сам свою жизнь строит. И вот как он захочет, так у него все и получится! Только от него самого все в жизни зависит! И ты всегда об этом помни и делай свою жизнь сама, какой ты хочешь ее сделать! Потому что все в твоих руках…

Повариха что-то еще говорила, что-то желала Свете, которая стояла и выслушивала тост, вся румяная от смущения, а я, потрясенная, думала: «Господи! Ну какие же правильные слова сказала эта Степановна! Ведь правильным было каждое слово! Каждый человек – хозяин своей жизни. Какой он захочет построить свою жизнь, такой ее и построит. От него все зависит… Но вот только почему все эти женщины, так согласно принимающее каждое слово тоста Степановны, согласились такой построить свою жизнь?! Почему они согласились с этой работой, с этими деньгами, с этой убогой обстановкой? Почему не стали создавать что-то другое в жизни? И что делает девочка в этой убогой столовой? Какую жизнь она уже создает для себя, оставаясь тут?»

Я скоро узнала, что она тут делает.

Она работала в столовой уборщицей и мойщицей посуды.

Она собирала на подносы грязную посуду со столов.

Потом счищала объедки в грязную кастрюлю.

Потом становилась за мытье посуды.

И так каждый день. Три раза в день.

А потом она приносила ведро с водой и швабру и начинала мыть огромный зал.

А в перерывах между сменами садилась со старшими товарками пить чай. Чай вприкуску с хлебом.

Кусок за куском.