Мытарь

Улыбки и плотно сжатые губы, белоснежные скалящиеся зубки и тычки пальцев в лицо. Шепотки и обмены мнениями, косые взгляды и полные нескрываемого презрения глаза в упор. Надменные и испуганные прищуры, прячущие за собой пороки, грехи и злобу, скрытые сотнями масок. Как же сильно напомнили они сейчас Андрею резервацию Белохвостова. Люди, мутировавшие сознанием. Проигрывающие Измененным, отброшенным на обочину мира хотя бы в том, что последние не убоялись своего убожества.

– ...проводим господина Костина наверх, где он переоденется, приведет себя в порядок и через некоторое время снова спустится к нам. – Воротов поклонился гостям, коротко кивнул охранникам, и Андрей почувствовал, как его запросто уволакивают в закрывающиеся двери.

И вот тогда он увидел ее.

Золотая ткань скромного вечернего платья горела в свете люстр, словно тысяча солнц, переливаясь и не позволяя глазу ухватить истинную форму, а обнаженные плечи сверкали девственно-белым мрамором. Она стояла в толпе гостей, высокая, но совершенно в ней не выделяющаяся. Чуть левее, почти скрытая от взгляда замершим в позе триумфатора Воротовым, категорически не похожая ни на одну из присутствовавших здесь девушек. Неприметная на фоне остальных, разряженных в вызывающе яркое сосок Воротова, подчеркнуто скромная и словно уставшая. Правая рука с опасно наклонившимся в ней высоким бокалом золотистого шампанского опущена вниз, а сама она готова вот-вот раствориться в шуме зала.

Андрей поднял взгляд на ее лицо, овал картины бесконечно идеальных черт, с двумя бездонными омутами серых глаз; почти не тронутое косметикой, а оттого еще более прекрасное, и почувствовал, как пол улетает из-под ног. Она быстро, словно задумавшись, небрежно провела пальчиком по коралловым, безупречным губам, и Андрей вдруг перехватил ее взгляд, полный какой-то неясной тоски и усталости. Девушка смотрела на оставленные на ковре багровые капли, смотрела неохотно, пытаясь, но будучи не в силах отвести глаз. Машинально провела пальцами по длинной золотой цепочке серьги. Белоснежной рукой, до локтя спрятанной в длинную золотистую же перчатку, дотронулась до собранных на затылке в пучок темно-каштановых волос и подняла лицо. Стоящие вокруг нее люди словно размылись, выпадая из фокуса, четкой осталась лишь она и ее внимательный, усталый взгляд.

Их глаза встретились.

На миг.

Дверь захлопнулась.

Охранник коротко выдохнул и практически без размаха ударил Андрея в бок. Сложившееся пополам тело подхватили на руки и поволокли к лестнице, забывая приподнимать ноги на ступенях. Андрей хрипел, пытался дышать и переставлять ноги, но его еще раз, теперь, кажется, прикладом, ударили в бедро. Он обмяк, более не сопротивляясь, и позволил охранникам затащить себя на третий этаж.

Тут их и догнал Воротов. Парни остановились, пытаясь придать Андрею вертикальное положение, и развернули пленника лицом к боссу. Тот кивнул, оправил безупречный воротник черного пиджака и, медленно обойдя Андрея, остановился у узкого, стянутого коваными решеточками окна. Локтем небрежно оперся на стоящий у подоконника бронзовый бюст, наклонился к стеклу, вглядываясь в ночь. Охранники, убедившись, что Андрей не упадет, отошли к лестнице, настороженно, словно псы, посматривая за хозяином. Воротов тяжело вздохнул, поцокал языком:

– Нехорошо получилось ведь, да, Андрюша?

Андрей промолчал, восстанавливая дыхание, но Воротов ответил за него:

– Нехорошо, и это любому понятно. Мало того, – покачал головой он, – что вы уговор утренний наш нарушили, так еще теперь и перед гостями в неловком свете выставили! Ну скажите, чего вам тут понадобилось искать? – Воротов обернулся к Андрею, отрываясь от окна. – Спрятанные в чемодан металлы? Скрывающегося под диваном господина Мамукашвили? Вы на крышу зачем забрались, Андрей? К линии моей подключиться? Ай-ай, как некультурно. – Воротов улыбнулся, подходя к полицейскому и кладя ему на плечо руку. – Пройдемте, я вам вашу комнату покажу. Вы там отдохнете, выспитесь наконец. А завтра побеседуем, да? Нет, вы не думайте, я вас не в тюрьму веду...

Они медленно двинулись от лестницы по неярко освещенному коридору, преследуемые охранниками, мимо картин, деревянной мебели и красивых резных дверей.

– Ваша напарница, – Воротов доверительно понизил голос, – уже спит. Отдыхает, так сказать. И вам не повредит. Только скажите, куда ноутбук дели?

Андрей остановился и посмотрел в лицо Воротова, скосив заплывающий после удара глаз.

– Какой ноутбук?

Охранник двинулся было, замахиваясь, но Воротов поднял руку, останавливая удар.

– Хорошо, – вздохнул он, – поговорим завтра... А вы, Андрюша, подумайте ночку, да к разговору хорошо подготовьтесь, это как экзамен будет, правда. – Он снова улыбнулся, лениво, надменно. – Я ведь вас предупреждал, что будет, если вы вернуться пожелаете, да? Вот вы и вернулись... Да еще мне делами мешаете заниматься, нехорошо.

Он отпустил плечо Андрея и отошел на пару шагов, останавливаясь у завешенного старинным оружием настенного ковра.

– Кстати. Прознав про ваше прибытие, военные требуют, чтобы я выдал им вас и вашу девушку. Кажется, вы там в них немножко постреляли? Кого-то убили? Не важно. Это ничего, не страшно, это будет держать их в форме... Я ответил, что не выдам вас. Вы же мой гость. – Воротов многозначительно улыбнулся. – Но обещал подумать. Уж больно шумно вы до меня добирались, господин Костин.

Илья Игнатьевич Воротов отвернулся, возбужденно блестящими в неярком свете коридорных ламп глазами рассматривая композицию на ковре. Тут были и шпаги, и мечи, рыцарские топоры и шестоперы, пистолеты семнадцатого века, револьверы века девятнадцатого, алебарды и много чего еще. Андрей повернул голову, неожиданно замечая, что весь этот участок коридора – несколько широких ковров – сплошь увешан старинным оружием. Коллекция впечатляла. Как, впрочем, и все, что было в доме.

Воротов развел руками:

– Нравится? Не отвечайте, по глазам вижу. Одна из слабостей. – Он благоговейно провел пальцами по рукоятке полуторного рыцарского меча. – Ничего не могу с собой поделать... Не стесняйтесь, Андрей, – он поманил его рукой, – так или иначе, но волею случая вы стали моим гостем, так что прошу, чувствуйте себя, как говорится!

Андрей подошел, опасливо косясь на взведенных словно пружины охранников. Внимательно вгляделся в композицию:

– А не подделки?

Воротов в ответ притворно нахмурился:

– Обижаете! Конечно, нет.

Андрей покивал, дотронулся до испанской даги, прикоснулся пальцами к резной рукоятке древней аркебузы.

– Композиция составлена неграмотно, – внезапно сказал он, оборачиваясь к Воротову. Тот побелел, на этот раз уже не притворно, и снова, словно вообще в первый раз, взглянул на собственную стену. – Какой ужасный хаос.

– Что такое?!

– Настоящий паноплий, – Андрей пожал плечами, – составляется по общеизвестным классическим и неизменным принципам. Вам специалист нужен, Илья Игнатьевич. Поверьте.

Воротов хмыкнул, коротко кивнул, оправляя пиджак.

– Как бы то ни было, – он снова восстановил самообладание, – сегодня в мою коллекцию добавится еще один раритетный экспонат.

Он торжественно протянул руку к охраннику, и Андрей помрачнел, ожидая увидеть на его ладони свой старый боевой «Тигр». Воротов улыбнулся, легко читая реакцию полицейского, и взял протянутый охранником обрез Яны.

– Ваш пистолет, господин Костин, мы уже уничтожили, – не без скрытой иронии сказал он, вешая обрез на свободные крючки рядом с пистолетом наполеоновской эпохи, – приношу соболезнования. Речь идет вот об этом. МЦ-111, двенадцатый калибр, штучная работа, конец прошлого столетия. Ну не вещь ли? И прямо из боя, еще порохом пахнет! Блеск!