Н 5

– Пойдем, – пригласил я Нику за собой в самую большую из двух комнат.

Остановился у порога, оглядывая длинный стол, покрытый десятками аккуратных столбиков бумаг и конвертов. Отметил два дорогих набора писчих принадлежностей, два кресла рядом за столом и одинокую телефонную трубку на подоконнике, выглядывающую из-за края занавески. Напротив кресел, на стене располагался овал часов, показывающий четвертый час ночи.

– Это что? – С интересом заглянула Ника в помещение из-за моего плеча.

Я посторонился и приглашающим жестом предложил ей ознакомиться с бумагами самостоятельно.

Девушка вошла в комнату, провела рукой по стопке с краю стола и подняла с нее верхний лист бумаги.

– 'Уважаемый Иммануил Федорович! Я и моя невеста, Еремеева Ника, выражаем вам искреннюю благодарность за усилия, предпринятые по освобождению моей невесты. В знак признательности, позвольте преподнести вам архивные бумаги, по чистой случайности оказавшиеся в моих руках. Этот оригинал дарственной, в подлинности которого не приходится сомневаться, подтверждает право собственности Вашего сиятельства над сорока гектарами земли под Дмитровом. Как нам ведомо, тяжбы за данные земли велись еще вашим прадедом, но не нашли удовлетворения, но ныне…'.

– Это что? – Обернулась она ко мне.

– Благодарность князю Прозоровскому за помощь в твоем освобождении. Там надо подписать внизу, запечатать и отправить.

– А он помогал? – Осторожно уточнила Ника.

– Нет. Даже пальцем не пошевелил. – Признал я.

– Тогда зачем! – Возмутилась моя невеста. – Это слишком много для того, кто не сделал ничего!

– Как считаешь, он этого не поймет? – Посмотрел я на нее чуть устало.

Ника гневно смотрела на меня.

– Какая разница, поймет или нет. Если он тут не причем, я не вижу ни малейшего повода это подписывать!

– Разница весьма значительна. – Не согласился в ответ. – У князей гипертрофированное чувство чести. Они нам не помогли, но получат в дар то, от чего будет сложно отказаться.

Я зашел в комнату и стал двигаться вдоль стопок с бумагами:

– Старые секреты, долги, документы на землю, решение загадок, поиск утерянных родственников, – слегка касался я документов. – Каждый получит то, что желали получить еще его предки и завещали найти ему. Это невозможно им продать. За все это скорее убьют, чем посчитают нужным торговаться. Поэтому мы отдаем все это в плату услуги, которой не было.

– Они решат, что все так и должно быть. – Упрямо произнесла Ника, уронив руку с зажатой бумагой. – Они решат, что они князья, а ты неизвестно кто.

Я подошел к ней и обнял со спины.

– Неизвестно кто не может сжечь кремлевскую башню. Стоит признать это, и такие вещи станут делать другие неизвестные, а это очень опасно. Им придется объяснить, почему это было позволено мне.

– Потому что ты Юсупов?

– Одна из версий. Но она мне не нравится. Мы подскажем им другую причину, – подул я ей на шею и поцеловал в затылок.

– Скоро твоему деду доложат, и он сделает по-своему.

– Думаю, у нас будет еще день до этого.

– Разве мы успеем за один день?

– Одного дня для такого дела недостаточно. – Согласился я, чуть покачиваясь с девушкой в объятиях. – Но чтобы завершить начатое пять лет назад – его вполне хватит.

Ника недоверчиво покосилась через плечо.

– Завтра, – успокоил я ее. – Я расскажу тебе завтра. – Улыбнувшись, отпустил я ее и отодвинул для нее кресло.

Даже просто подписание десятков бумаг затянулось на пару часов – листы бумаги обязательно следовало прочитать самолично, чтобы знать что именно было подготовлено в дар иным счастливцам из числа самых влиятельных семей империи. Дары готовил не я – все они были результатом бдения моих людей в ИСБ и последствием проработки полученного материала. Вышло весьма неплохо, как мне кажется – во всяком случае, равнодушными не должен был остаться ни один из получателей конвертов, которые скопом забрали с утра представители фельдъегерской службы.

За окном окончательно замело – но нам гарантировали, что отправления непременно достигнут адресатов в течение первой половины дня.

Мы же с Никой наконец-таки добрались до заслуженного отдыха – в другой комнате была застланная кровать, на плед которой мы забрались, не раздеваясь, просто глядя в окно на поздний рассвет.

– Что теперь? – Повозившись в моих объятиях, робко произнесла невеста.

Я провел ей рукой по волосам и остановил ладонь на ключице. У меня была версия, чем можно занять время. Но не сегодня, и не после всего пережитого.

– Ты будешь спать, а я тебе читать Есенина. – дернул я рукой край пледа с кровати и запахнул им наши ноги.

– Не надо Есенина, – чуть сонно произнесла девушка, смежив веки. – Лучше сказку.

– Ладно. В далеком царстве, в далеком государстве, жила-была принцесса. И за что бы она не взялась, ничего у нее не получалось. Возьмется мирить друзей – те вдрызг разругаются. Возьмется шить – переломает все иголки. Решит что доброе сделать – выходит так горестно, что лучше бы и не делала ничего.

– Бедняга, – пробормотала Ника.

– Так и стало бы ей мучиться, если бы не заметил эту особенность мудрый визирь. И рассудил, что определенность, даже такая скверная, может быть великим оружием во благо царства. Посоветовал он принцессе осушать озера и родники вокруг ее дворца, слукавив о зараженной воде – и стоило принцессе тем заняться, как тряхнуло дворец землетрясение, а из щели в земле забил поток воды такой силы, что годом позже вокруг нового оазиса высился богатый город. Посоветовал визирь принцессе познакомить на балу двух молодых людей из богатых, но нелояльных царю семей – так те через полгода почти вырезали друг друга, кипя от злости и ненависти за полученное на балу оскорбление… Словом, дела у царства заладились, а после того, как визирь открыл тайну отцу принцессы, то стали отправлять ее в гости к соседям – дальним и близким, не забывая нашептывать хорошие советы. Богатело царство, нищали соперники, грустила принцесса, но светлой своею душой все старалась и старалась сделать так, чтобы всем было лучше. Одного не знал визирь: талант принцессы вовсе не был направлен внутри ее самой. Он просто ломал любые начинания рядом с хозяйкой – и покуда она была одна, все было в точности, так, как думали посвященные в тайну… Но когда рядом стало так много людей, которые всеми силами хотели, чтобы их царство процветало в мире и спокойствии… Истово хотели просто сыто и счастливо жить… Как пришли люди с севера, лихие и горячие, и ныне вместо царства того один песок, да пыль.

– А принцесса? – С тревогой уточнила невеста.

– Желала погибнуть со своей страной. Так сильно, что и тут не повезло – была спасена и влюбилась.

– Какая грустная сказка, – потерлась Ника о мою руку. – И печальная судьба.

– Да, – согласно произнес я, погладил ее шею и остановил руку у тревожно бьющейся нитки сонной артерии.

Всего одно нажатие – и бесконечность распахнет объятия, а в мире не станет той, что способна ломать планы. Не станет девчонки, что грустила всякий раз, когда ее ухажеры не приходили на свидания – неожиданно сломанные руки и ноги, случайно проглоченный язык, внезапная аллергия… Не станет дочки, что решила помочь отцу с бизнесом, и чуть не довела его до разорения. Не станет бизнес-вумен, первый самостоятельный бизнес которой уже под арестом. Не станет медика, выгнанного из больницы с волчьим билетом.

Я убрал руку с артерии и нежно погладил шею той, что стала моей невестой.

– Не бойся, у нас будет добрая сказка. С самым хорошим концом.

Глава 2

Время отпечатывается в вещах. Дело даже не в стиле той или иной эпохи, десятилетия или легкомысленного модного поветрия одного-двух месяцев, по которым легко определить дату изготовления, а в способе производства.

Очки в массивной оправе, примеряемые князем Черниговским перед зеркалом в ванной комнате гостиничного номера, внешне были высокотехнологичной копией тех, которые он бессменно проносил более двух десятилетий. Прежние были тяжелее, произведены по гораздо более вредной технологии и доведены вручную, а не распечатаны за пару часов. Но прежние остались растоптанными в саже выгоревшей земли под Екатеринбургом.