Н 6

Может ли быть такое, что в ЦСКА или Спартаке мне предложат больше? Вполне. Так что спешить с ответом не стоит, надо поторговаться, а параллельно обзвонить начальников других команд и поинтересоваться условиями. Сейчас полдень, времени еще вагон и маленькая тележка, только вот незадача — телефон-то я отдал Денисову.

— А ничьи? — поинтересовался я. — Как оплачиваются ничьи?

Ковалев развел руками.

— Никак. Нам нужны только победы.

— Даже в «Титане» за ничьи платили половину премии, — привел аргумент я.

— И эта премия равнялась десяти тысячам? — усмехнулся он.

— Но тогда не всем было понятно, что на данный момент я — лучший вратарь если не в мире, то в мире, то в СССР.

— А теперь — всем понятно? Например, мне — не очень, — парировал Ковалев и его темные глаза, казалось, стали черными, под цвет зрачка.

— Советую пересмотреть игры, проведенные в Англии, — сказал я и дополнил: — Внимательно пересмотреть.

— Будешь подписывать? — спросил Ковалев раздраженно.

Больше всего на свете он хотел врезать зазвездившемуся молокососу, и плевать, что он, то есть я, боец, зато на профессиональную этику — не плевать.

Идиот! Любой человек должен знать себе цену и требовать справедливую оплату своего труда. Хватить себя недооценивать! Я имею право собой гордиться больше, чем кто-либо другой.

— Мне нужно время до вечера.

— До шести я здесь, — стараясь на меня не смотреть, сказал Ковалев.

— Впишите, что за ничью — пять тысяч, и мне гарантируется место в основном составе, и я приду в семь.

— В шесть, — прошипел Ковалев, и я понял, что права качать бессмысленно, а злить его — глупо.

— Как вы получили такую должность, когда вас раздражают очевидные вещи? — безо всякого злого умысла спросил я.

Ковалев уперся в стол и подался ко мне.

— Очевидные, это что у тебя корона появилась и ты стал неадекватным?

— Нет. Я просто честен с собой.

— Честен. — Он то ли фыркнул, то ли хмыкнул.

— Именно. Хотите и с вами буду честен? Вы все — просто стая паразитов, что живут за наш счет. Думаете, я не знаю, куда пойдут сэкономленные деньги?

— Пошел вон! — Покрасневший от злости Ковалев указал на дверь.

— Значит, в шесть, — сказал я, встал и направился к выходу.

Уже в коридоре вспомнил, что отдал телефон Денисову, выругался и бросился искать Игореху, надеясь, что он еще не уехал. В тренерской столкнулся с Марокко, поедающим печенье с чаем.

— Где Денисов?

Тренер чуть не подавился, салфеткой промокнул губы и ответил:

— Дома, с семьей, сегодня все с семьями, завтра с утра награждение, пресс-конференция, как и договаривались, со всего Союза журналисты приедут, даже из…

Я выругался, ударил стену.

— Мне нужен адрес Денисова, у него мой телефон!

— Что с тобой, Нерушимый? Ты белены объелся?

— Мне. Нужен. Адрес. Денисова!

— Не скажу, — спокойно ответил Марокко. — Мне не нравится твое состояние.

— Нормальное состояние. Где остальные?

— Говорю же, все дома, иди и ты.

Я снова выругался. Ладно, найду способ выяснить, как связаться с начальниками ЦСКА и «Спартака».

Пришлось возвращаться домой за деньгами, покупать планшет, заходить в Комсеть, выписывать интересующие телефоны, а потом звонить из автомата. В этом мире сим-карта привязана к владельцу. При утрате телефона нужно заблокировать предыдущую, синхронизировать старую с новой — чтобы звонки переадресовывались на новый номер, и только тогда выдадут другую.

В итоге я дозвонился только до начальника ЦСКА, который даже половины моей речи не выслушал, сказал, что Акинфеев их устраивает и другие вратари им не нужны. Что ж, нет так нет, и так все неплохо складывается. Буду подписывать контракт с «Динамо».

Без пятнадцати шесть я распахнул вошел в кабинет Ковалева, не постучав, уселся на стул и скрестил руки на груди, наблюдая, как вытягивается лицо начальника «Динамо».

С вами, крысы, только так! А то вздумал бюджет экономить за мой счет!

— Надумал? — по возможности спокойно спросил он.

— Мне предложили похожие условия, но плюс по пять тысяч за ничью, — блефанул я и принялся загибать пальцы, — служебную машину, гарантированное место в основном составе.

С каждым выдвинутым условием улыбка Ковалева становилась все шире, он щурился и кивал.

— Похоже, договор придется откорректировать, — наконец сказал он, взял оба договора, пробежался взглядом по тексту. — Еще я предлагаю тебе разовую путевку на курорт, где не каждый бывает.

— На Сейшелы? — поинтересовался я.

— Нах… — все так же улыбаясь, произнес он, разорвал договор, потом еще и еще раз, швырнул обрывки мне в лицо. — Не понял? Пошел отсюда нах…!

— Как знаете, — сохранив лицо, сказал я. — Вы об этом пожалеете!

— Ага, уже начал.

Когда я потянулся к ручке двери, Ковалев меня окликнул:

— Нерушимый, а ты точно не упоролся ничем? Или ты на учете в дурдоме стоишь, и у тебя раздвоение личности? — Он щелкнул пальцами. — Точно! Нормальный же парень был…

Дослушивать этого идиота я не стал, хлопнул дверью, вдохнул, выдохнул, сжал кулаки. Хотелось убивать. Неужели это он серьезно? Нет конечно. Вот завтра остынет, и все подпишем. А пока — домой.

По пути я заглянул в газетный ларек, купил шесть газет со своей фотографией и восемь — где писали про матч с «Джерсами». С Кокориным брать не стал — тоже мне герой, ему просто везет.

Дома попытался найти адрес Денисова в Комсети. Нашел, поехал на Рублевку, чтобы забрать свой телефон, но дома Игоря не застал. Черт, только время зря потратил! Домой вернулся в восемь, подключился к Комсети, пересмотрел матч с «Рейнджерсами», выматерился — я выглядел, как идиот! Хорошо хоть наш комментатор сказал, что меня слепят. А что, кстати, об этом пишут газеты? Англичане писали, что применят санкции к болелам. Наши просто ругали негостеприимных шотландцев и жалели нас.

А вот обо мне: «Молодой вратарь из Михайловска удивил англичан». «Нерушимый завоевал победу». «Тот самый Нерушимый».

Удобно расположившись в кресле, я читал статью за статьей о себе, и в душе делалось тепло и радостно. Прочитав газеты по два раза, я нашел повтор матча с «Кардиффом», когда Марокко наконец поставил меня на ворота, смотрел на себя и любовался. Хорош, ой хорош! И все это понимают, просто многие завидуют.

Так и уснул, и сон снился, что меня награждает сам Горский.