Н 7

«Кто бы говорил», — подумал я, но промолчал.

— Я бы не стал делать таких выводов, — осадил его Карпин. — У них Араухо — очень перспективный игрок. И они круто разгоняются на флангах. Страна маленькая, потому не все игроки заменяемы. Потеря некоторых критична для команды.

Я слушал его и думал о том, что наша сборная отличается от сборной России, в то время как уругвайские игроки все те же, что в и нашей реальности, даже номера у них такие же! Зато я хорошо понимаю, чего от них ждать.

— А сильные? — продолжил Карпин.

— Ищут свободные зоны, — поднял руку Роман Зобнин. — Все время обостряют. Красивый атакующий футбол показывают.

— Еще?

— Игра в касание, — отличился Кокорин.

Карпин кивнул и добавил:

— Как рвать их оборонительное построение? Ударами с фланга на фланг. Ну вот мы и подошли к разработке стратегии. Какие будут варианты?

— Стоять насмерть! — сказал Джикия.

— Еще варианты? — попросил Карпин.

— Да какие варианты, Георгич, — сказал Денисов. — Мы с такими командами никогда не играли. Бог его знает, чего от них ждать, но надавят перед своей публикой — к гадалке не ходи. Будет не продышаться.

— Правильно Игорь говорит, — вступил в разговор Курбан Бердыев, перебирая четки. — Что бы ни придумали, а к середине тайма, полагаю, играть будем на отбой. И это плохо. Поэтому, чтобы играть умно, а не на отбой, предлагаю рассмотреть такой вариант, Кузьмич, — он посмотрел на Непомнящего.

Непомнящий посмотрел на Карпина, тот развел руками, и Кузьмич кивнул:

— Излагайте, Курбан Бекиевич.

Бердыев говорил четко и со знанием дела, но все же с некоторой опаской. Это в моем мире он всесильный покоритель «Барселоны» и чемпион России. Здесь — провинциальный тренер, которого непонятно за какие заслуги включили в штаб сборной. Слушали игроки его невнимательно и с пренебрежением, а Карпин лукаво улыбался.

Гомон становился все громче, и тихий голос Бердыева совсем в нем растворился.

— Да помолчите вы! — рявкнул я.

Все удивленно посмотрели на меня, но, к моему удивлению, Карпин меня поддержал:

— Так, мужики, слушайте Саню! Бекиеч дело говорит!

И тут до меня дошло. Все давно было решено, и стратегия разработана, что бы мы сейчас ни решили, просто тренеры разводили демократию, пытаясь сплотить команду: типа это ваше решение, отстаивайте же его. К сожалению, у уругвайцев было то, что напрочь отсутствовало у нас: сыгранность. Отличная атмосфера и командный дух, в то время как наши держались кучками.

Тем не менее в стартовой тактике позиции тренеров разошлись. Бердыев был уверен, что мы сразу сядем в оборону, и предлагал не рвать задницы и ставить автобус с быстрым нападалой. Карпин и Тихонов считали это трусостью и настаивали на нормальной атакующей формации. Игроки разделились во мнениях, а меня никто не спрашивал.

Спорили до хрипоты. Непомнящий смотрел на нас и потирал подбородок.

Когда наконец пришли к консенсусу и разделились примерно поровну: одни за Карпина, другие за Бердыева, Валерий Кузьмич объявил:

— Значит, так. Сейчас вы переодеваетесь и разминаетесь, отрабатываемоборону по позициям . Потом водители автобуса надевают оранжевые манишки, с вами работает Курбан Бекиевич, остальные, сорвиголовы, — синие, с вами Андрей и Валера.

И вот, наконец, раздевалка — роскошная, надо отдать должное, где на каждом ящике — наши фамилии и номера. Мне достался №33. Я распахнул дверцу и с радостью облачился в красно-белую форму СССР, после чего сопровождающий сделал коллективное фото, и мы принялись фотографироваться с тренерами, друг с другом. Ощущение причастности к великому дорогого стоит! И не у меня одного было ощущение праздника.

Во дворе я еще раз заселфился на фоне пальм и гор, затем — гостиницы. Ко мне подбежал Антоха Бако, мы встали вместе, но только я собрался фотографировать, подошли Кокорин с Денисовым. Получилась композиция: «Динамовцы в национальной сборной». Эх, не развит у нас командный дух!

Направляясь на поле, я разослал фото «титанам», не забыв Дарину, фотографа Олега и Древнего, написав: «Не завидуйте. Моря я не увижу». Гребко ответил сразу же: «Все равно оно там поганое» — и я буквально услышал его южный акцент, улыбнулся.

Футбольных полей тут было четыре, мы пошли на ближайшее, и вратарей: меня, Акинфеева и вратаря киевского «Динамо», Володю Пинчука — двадцатипятилетнего блондина, в чертах лица которого прослеживалось что-то лягушачье — забрал Чанов, провел с нами разминку, после чего сказал:

— А теперь — вратарская перестрелка один на один! Акинфеев против Пинчука. На место того, кто вылетит, становится Нерушимый. — Он бросил мяч Пинчуку.

Я улыбнулся. В моей реальности подобные тренировки практиковали во вратарской академии Акинфеева и Чанова, и назывались они кипербаттлами. И здесь практика никуда не делась.

— Напоминаю. Держать мяч не дольше пяти секунд. Сорок ударов. Нерушимый, считай пропущенные Пинчука. Приготовились?

Чанов свистнул, и понеслась! Времени было мало, потому виртуозных ударов не выходило, и результат получался лучше, чем при пенальти: вратари отбивали каждый второй мяч.

— Двадцать четыре пропущенных, — констатировал Чанов и посмотрел на меня.

— Двадцать два, — сказал я.

— Саша, — на ворота! Игорь, считаешь Нерушимого.

Акинфеев, похоже, не расстроился проигрышу. Я не спеша направился к воротам. Новая необычная практика, могу опозориться, тем более все время надо бить. Не тот случай, чтобы применять «лучшего», но огонь в груди можно и разжечь. Правда, я давно этого не делал, помня, как в прошлый раз было сложно остановиться. Пожалуй, и не стану.

Чанов бросил мяч Пинчуку, тот презрительно улыбнулся.

— Что — стремно? Это тебе не инвалидов…

Поймав недобрый взгляд тренера, он заткнулся, но улыбаться не перестал. За грудиной разгорелся огонь. Скоро кто-то почувствует себя инвалидом. Зрение стало четким, каждая мышца запела в ожидании нагрузки. Только не разгоняться!

Свисток.

Пинчук уронил мяч и сразу же отправил его в правую девятку. Отбил. И руки я себе отбил, что ж ты так сильно лупишь, зараза?

Ну я тебе… Я размахнулся, имитируя удар вверх и право, а сам катнул влево и вниз. Реакция у Пинчука была отменная, но он уже начал движение, трепыхнул ногами, но не дотянулся.

И снова правая девятка. Теперь я взял. Повторил его удар — Пинчук отбил.

Удар! Я отбил.

Вскоре я сбился со счета. Взял. Ударил. Отбил. Ударил. Пропустил. Взял. Взял. Под конец пропустил два раза подряд. Пинчук, проигравший мне с разгромным счетом, злобно бросил мяч на землю вместо того, чтобы подать Акинфееву. О, как он злился! Он хотел, чтобы мне морду мячом разбило. Вот гаденыш!

— Неплохо, — оценил мои успехи Вячеслав Викторович. — Раньше практиковал что-то подобное?