На белой стороне. Сборник рассказов
Шрифт:
Профессор Понтий
Понтий вышел из лаборатории и направился к электричке. Ему не давала покоя мысль: что не так с этой сывороткой? Уже четвертый год он бьется над ней! Профессор Шнурков работал на секретную службу правительства. Сыворотка согласия позволит политикам легко заключать контракты с другими государствами по любым вопросам. Всего 2 миллилитра этого средства, и человек становится мягким, как опара. А уже через час в организме никаких следов! Если формула сыворотки совершенна, лабораторные мыши должны впадать в сонное, эйфорическое состояние. Они и впадают. Только через неделю погибают! Понтий сел в вагон, на котором было написано <<Сургут – Нефтеюганск>>, протер очки с толстенными линзами, прислонился небритой щекой к стеклу и захрапел. Ему снились драники со сметаной, и соседи рядом наблюдали, как он даже причмокивал во сне! Электричка резко остановилась, и Понтий открыл глаза. Пора. Профессор застегнул дубленку, достал из портфеля мятный леденец, вышел из вагона. И обалдел! Вокруг нещадно жгло солнце, местность утопала в цветущих деревьях, воздух гудел от переливов птичьих голосов. Понтий обернулся: ни поезда, ни рельсов уже не было. Здесь пахло счастьем! Все вокруг было словно пропитано негой и странным сиянием. Он постоял немного и понял, что дубленка
– Ну наконец-то, наконец вы здесь! – уши поймали звонкий голос, и он повернулся. Рядом сверкали улыбками две роскошные девушки в воздушных оранжевых платьях, причем так дружелюбно, будто в детстве они все вместе играли в песочнице. Поодаль стояла сверкающая карета, запряженная белыми, холеными жеребцами. Одна из особ, юная блондинка с васильковыми глазами, припала к груди профессора и жалобно протянула:
– Мой господин, я так тебя ждала!
– Сесиль, ну что ж ты так пугаешь гостя, он же с дороги, ему жарко, – Понтия освободила от оков подруги брюнетка с высокой прической и аппетитным, как пончики, бюстом. – Выпейте, господин, будет легче! – лицо гостя блестело от пота, а фужер был таким маняще-ледяным, что он сдался. Потом удивленно открыл рот и попытался что-то объяснить:
– Я нее… это… в чем дело? – проблеял он, а красотки, нежно взяв его под руки, повели к карете.
– В замок, Савелия! – брюнетка присвистнула. Понтий удивился, что кучером тоже была девушка. Он бродил по лабиринтам головы и мучился вопросом, что происходит, потом вспомнил, что дубленка и кепка остались на лавке, и чуть не рванул обратно. Но девушки рядом были такие обаятельные, а напиток, который подливали в фужер, таким приятным, что он передумал. И тут компания прибыла в невероятной красоты замок! Кругом цвели розы, летали гигантские разноцветные бабочки и гуляли девушки, одна милее другой. Понтия провели в королевские апартаменты, где был накрыт умопомрачительный стол с устрицами, шампанским, фруктами, и сказали отдыхать. Профессор ощущал себя слегка навеселе. Стены поплыли, он упал в парчовые подушки на кровати и провалился в забытье. Утром Понтий подскочил, как ужаленный. Схватился за телефон: двадцать семь пропущенных от жены! И как он мог не слышать? Быстро накарябал ей смс: <<Прости, яхонтовая, заработался. Позвоню позже>>. В ответ пришло: <<Ты, как всегда, гений! Хоть бы предупредил.>> Профессор подошел к зеркалу: та же лысина, маленькие бесцветные глазки, то же пузцо, свисающее над ремнем, те же метр семьдесят. Почему с ним обращаются, как с царем? И как он здесь очутился? Стук в дверь. Зашла вчерашняя брюнетка с подносом сладостей, вином и улыбкой шире казахских степей. Понтий напал на нее с вопросами. Резеда, так ее звали, ответила, что они в Раю, так называется их государство женщин. Мужчин здесь нет, и девушки справляются со всем сами. Понтий слушал ее приятное щебетание, а Резеда все подливала вино. Они вышли на огромный балкон, увитый махровыми розовыми азалиями, и у профессора перехватило дыхание: это и правда рай! Деревья стояли в белом цвету, чуть дальше паслись белые лошади, на территории замка были фонтаны, водопады, и гуляли девушки: некоторые в бикини, некоторые без. Тут Понтий почувствовал, как Резеда ущипнула его за ягодицу! Он повернулся и увидел черные, глубокие, как тоннель, глаза, и девушка поцеловала его. Где-то заиграла нежная арфа, профессор обхватил брюнетку за талию и ощутил бешеное желание… Очнулся он в кровати с Резедой. Голенькая, она посапывала рядом, а он лихорадочно собирал мысли в кучку. Девушка повернулась к Понтию и хищно впилась в губы. Профессор увернулся и резко просил: << Да что вам надо от меня? Зачем притащили сюда?>>
– Раз в год Создатель Рая посылает нам мужчину для потомства, господина. Мы принимаем его, как дорогого гостя, заботимся, ни в чем не отказываем, а он в ответ дарит нам детей.
– А что потом? – вытаращил глаза мышиный гений.
– Ну, а потом господин отправляется на поселение в Живой Музей, где живут все мужчины, побывавшие в замке и подарившие потомство. Живут они там скромно, из еды только финики. У каждого есть карточка, где записано, скольких детей он произвел на свет. – Резеда поведала, что она – управляющая замка, и право первой близости всегда за ней. Женщина ушла, а Понтий сжал память в тиски. Вот он сел в электричку. Пришло смс от жены: << Драники будешь?>> Он ответил: <<Да!>> Стоп! Одновременно пришла еще какая-то смс-ка, но он был такой уставший… Профессор порылся в сообщениях. Нашел! <<Вас приглашают в Рай. Ответьте <<да>>, если согласны>>. Теперь все понятно —вот куда он свое <<да>> отправил! Каждый день в палаты Понтия приходила новая женщина. Все они были необыкновенно хорошенькие, ухаживали за ним, кормили белугой и осетром, поили волшебным вином. И ежедневно приходили порции гнева от Глаши. Дозвониться до Рая она не могла. Понтий выкручивался, как мог, и вместе с тем ему льстил такой прием. Он никогда не нравился женщинам. В школе был самым мелким, в юности прыщавым, да еще эти очки… Глаша оценила его мозги, и он женился! Через месяц пребывания в Раю профессор понял, что устал: от изысканной еды тошнило, женщины бесили. И от бесконечного секса его уже шатало! Он стал худым, штаны сваливались, да и не было в них нужды. Поэтому он ходил в прозрачной накидке, перекрещивающейся на груди, как у грека. И думал, как вернуться домой: ведь в Музей на пожизненные финики не хотелось! Как-то Понтий напоил Сесиль и спросил, как Создатель Рая узнает, что пора прислать мужчину? И наивная кокетка рассказала, что есть у них в саду Камень Желаний. Девушки ходят к нему и просят все, что хотят. И когда Создатель видит достаточное количество запросов на мужчину, он отправляет его.
– Вон там, за персиковым деревом, видишь белое сияние? Это он и есть!
И стал Понтий каждый день на прогулки ходить к Камню, просить вернуть его домой. Но пошли дожди, и в Камне замкнуло волшебную схему. Профессор пригорюнился. А через три дня он, как обычно, выпил чудо-вина, повеселился с Лаури, темнокожей девушкой лет двадцати, и пришел снова со своей просьбой. И такая тоска его взяла: ведь там тридцать восемь мышей пропадают!
Да за это время он бы точно доработал сыворотку! Мужчина разрыдался, как в детстве, когда ему самокат не купили, да так и уснул в слезах на ледяном мраморе.__________
– Это что ж за ядрена вошь, а? Я тебя спрашиваю, Понтий! – крики, как из горна. Профессор протер глаза: над ним нависла мощная фигура супруги Глаши. – Сначала он пропадает на полтора месяца. Я уж и к матери в Рязань съездила, и ремонт сделала в хате! А тут этот так сказать муж заявляется в простигосподи каком одеянии – в прозрачной занавеске! – Женщина принялась его лупасить полотенцем. А Понтий лежал и щурился из-под очков: он дома! Из кухни доносился дурманящий запах драников, рядом любимая супруга-ворчунья: вот где его рай!
– Алмаз мой, я тебе все объясню, ты только не волнуйся, ладно?
Глафира еще немного покричала и успокоилась. А Понтий доработал сыворотку, и через полтора месяца его имя вошло во Всемирную Книгу Рекордов Риннеса.
Мимозы
– Мила, Мила-а-а! – Женя пронзительно закричала и выпрыгнула из сна. Она сидела на кровати, в насквозь промокшей от пота ночной сорочке.
– Что, мамочка? – испуганная шестилетняя дочка прибежала из спальни. Женя часто дышала. Она робко оглядывалась по сторонам, словно видела эти стены впервые. Опять эта жуть преследует ее: не дает спать, дышать, сжимает своими стальными лапами горло! Женщина инстинктивно потянула трясущиеся ладони к шее и разрыдалась.
– Мама, мамочка! – Мила залезла на кровать, обхватила тоненькими ручками голову матери и серьезно уставилась на нее зелеными глазками.
– Все хорошо, милая, – Женя прижала дочку, целуя ее щеки. – Кошмар приснился, – раскачиваясь туда-сюда вместе с дорогим тельцем, прошептала женщина. Сердце все еще металось, как их попугай Прохор в клетке, когда умерла его волнистая Полли. <<Не отдам, ее не отдам!>> – опять дрожь. Слишком сжала дочку: малютка высвободилась из объятий, и пошла раскладывать кубики. <<Господи, ты только дай мне сил>>, – Женя сползла с кровати. Прошла на кухню, поставила варить курицу, положила овощи в раковину. Снимая пенку с бульона, на дне кастрюли отчетливо увидела похороны мужа. Злобные взгляды его родни шипели: <<Это ты его убила!>> Много венков. Лешка даже в гробу красивый, только глаза… его ярко-голубые глаза теперь закрылись, навсегда. Он был крепким, обезоруживал улыбкой, умел задурить голову любой: что и делал, не пропуская ни одну мадам. Лешка работал начальником цеха на заводе. По пятницам с друзьями выпивал после смены: теперь ясно, что друзья были в юбках… точнее, без них. Женя старательно чистила морковь и свеклу. Как же она ненавидела пятницы без мужа! А про тьму подружек рассказала родственница, она работала там же, где и муж. Женя сразу подала на развод. Лешка божился, что любит, выкручивался, но она понимала: не простит, не сможет. И он запил. Ведь сначала был уверен, что убедит ее: да кто она такая? Деревенская девчонка, из многодетной семьи, по ее самооценке он давно ходил, не разуваясь. Это же Лешка привез ее в Красноярск, устроил работать на почту, сам неплохие деньги приносил. Ей одной не выплыть! Правда, всех его денег Женя не видела: он выдавал ей столько, сколько считал нужным. А этот его шаг с восьмого этажа… один лишь шаг, и жизнь ее, как блюдце – пополам! Как же они допустили? Ей рассказали, что была обычная пятничная вечеринка, Лешка без конца твердил, как любит ее, Женьку. А потом мужики вышли покурить. Забежали в квартиру с лестничной площадки, когда услышали звон стекла. Черт! Палец порезала, кровь закапала на морковку. Женя потянулась за аптечкой, достала пластырь, а за ним таблетку анальгина. Уже год с похорон прошел, а ей только больнее с каждым днем! Заклеила рану. Вот бы и с сердцем так: ну почему сердечных пластырей не придумает никто? Зажарка на суп готова. Перед глазами личико сына: Лешкина ямка на подбородке, оттопыренные уши, веснушчатый нос. Спазм в горле. Ну как они могли отнять его? Недостойная мать… а кто судит-то? Сил прийти на суд не было, да ей тогда хоть самой прыгай! Как воевать за свое, родное, когда ты и так убита, растоптана, как окурок на асфальте? Опекуны хреновы! Женя почувствовала, как скрипнули зубы, и все ее материнское нутро сжалось в тугой клубок из железных нитей. Санька, ее Санька… как он там? На письма не отвечает, игнорирует: ну конечно, обработали его бабка с тетками. Подростку внушить можно все что угодно. Ну что за зверь пишет эти законы, скажите мне, люди? Мать у сына отобрать – да вы герои! Она знала историю про подкуп родни. Сыну было тринадцать, он в технику влюблен, и понятно, что на мотоцикл клюнул! Да и, надо признать, у Саньки всегда был один авторитет – отец. После ужина почитала сказку Миле, опять схватилась за мысль: какая гнетущая тишина в доме без ее мужчин. Как в склепе! Дочка недавно принесла из школы два пакета шоколадных конфет и вязаные носки: мужнина родня приезжала. Бабка рассказывала Миле, какой Лешка был замечательный, а мамка такая-рассякая. <<Нет, ее вы у меня не отнимете!>> – Женя убрала пшеничную прядку волос с личика Милы и всмотрелась из темноты в родной профиль. А губы все-таки Лешкины… Господи, как закрыть ее от этого кошмара? Подоткнула одеялко со всех сторон, потрогала лоб. Вспомнила детство. Их было пятеро, друг за друга – в драку. За обеденный стол – вместе, пакостить – тоже, мыльные пузыри пускать – ну какие пузыри в одиночестве? Не спалось. Женя встала с кровати, прикрыла дверь за собой в спальню. Полезла в шкаф и достала семейный альбом. Вот они с Анюткой: круглолицые, смеющиеся малышки. Разница в два года, поэтому секретничали всегда именно с ней. А вот все впятером, у Мишки фингал под глазом: налетел на штакетник, когда от отца удирал. Он тогда яблоки соседские своровал, а батя узнал. Она горько улыбнулась. Только где они сейчас, когда нужны ей, как вода в засушливое лето? У всех свои семейные заботы… На часах два сорок. Как будто кто-то украл ее годы! Жене всего лишь тридцать девять, а она, как гвоздь: скрюченная, будто долбанули по шапке. И ей уже никогда ни выпрямиться, ни стать прежней. Женщина ощутила свою сутулую спину. А самое главное – ей не хотелось распрямлять плечи! Она заплакала. Ну ничего, сейчас проревется, выпустит горе. Ночные слезы стало привычны: главное, чтобы Мила не видела. Она должна чувствовать, что мать сильная. Никаких соплей! Под утро Женя обняла Милу и наконец уснула. Ей снились мимозы апельсинового цвета в прозрачной вазе, даже аромат их в носу остался! Сон повторялся, а пробуждение после него всегда было особым, добрым таким. Забытое, сладкое чувство покоя! Как тогда, в детстве, когда мама укутывала ее в свою шаль поверх шубки и несла сонную в садик. Через пять месяцев Женя вышла с работы. На улице моросил дождь. Она остановилась на секунду, а потом быстро двинулась вперед. Через несколько метров услышала мужской голос: —
Конец ознакомительного фрагмента.