На бензоколонке только девушки
Шрифт:
До скорого, мистер Хэтчетт
Пуласки, Висконсин, 1942 год
В тот год все в городе взялись помогать фронту. Домохозяйки экономили жир для смазки пуль, собирали столько резины, алюминия и металлолома, сколько могли добыть. Сестры Юрдабралински, как и все остальные, сдали нейлоновые чулки на парашюты, и у каждой был свой «огород победы».
Радости перепало: папуля вернулся из больницы, и семья устроила праздник. Но с войны ничего хорошего слышно не было. Пуласки потерял уже троих своих ребят, и Фрици волновалась за Винка и всех остальных, кто сейчас оказался в самой гуще.
Они получили еще одно письмо от их подруги Дотти Фрэйкс, опекавшей раненых солдат на тихоокеанском побережье. Фрици по сравнению с ней показалась себе адски бесполезной. Мамуля с Софи каждое утро ходили к мессе – молились за ребят за рубежом, Гертруд и Тула в свободное время скатывали бинты для Красного Креста, а она только бензин в баки заливала. А поскольку бензин теперь нормировался, заливала она его с каждым днем все
И вот через несколько недель, когда мистера Хэт-четта, гражданского летного инструктора из колледжа, призвали на фронт, Фрици попросили заместить его, и она страх как обрадовалась.
Обучение пилотов вновь даст ей возможность летать. В колледже понимали, что рискуют, вверяя студентов бывшей летчице-каскадеру, однако мистеру Хэтчетту требовалась замена. Но Фрици оказалась отличным инструктором, и студенты ее обожали – особенно мальчишки. С работой на станции и инструктажем занята она была немало и все же иногда, после уроков, летала сама по себе, хоть чуть-чуть. Снова в воздухе – так чудесно, пусть даже и на «Пайпер Кабе» [44] .
44
«Пайпер Каб» – легкий двухместный самолет, выпускавшийся с 1937 по 1947 год компанией «Пайпер Эйркрафт». Из-за простоты в обращении стал самым популярным легким самолетом в истории воздухоплавания.
Пуласки, Висконсин
Дорогой Винк,
У нас тут все ОК. Надеюсь, у тебя тоже. Новостей не особо много – кроме того, что гражданского летного инструктора, который учил вас с девчонками, призвали. И твоя покорная заняла его место. С нами не соскучишься: дала Софи и Гертруд пару уроков – и поразилась. Обе хороши, особенно Софи. На посадку заходит прямо как ас. Чуть меня саму не посрамила… почти. Ха-ха! Но я вот думаю: а что, если, когда все это закончится, тебе, мне и сестрам да Билли не устроить наш собственный «Воздушный цирк»? Но это все мечты, наверное. Чую я, когда ты вернешься домой, твоя молодуха приколотит тебя гвоздями к земле и наверх не отпустит. И я, в общем, могу ее понять. Ни одного мужчины между 16 и 60 в округе не осталось. Все либо слишком юные, либо слишком старые. И тут одиноко, это точно. Так что давай домой поскорее.
Фрици
Р. S. Как тебе быть папочкой? Он славный мальчишка, Винке. На тебя похож.
Пуласки, Висконсин
Любимый муж,
Надеюсь, ты получил мою посылку. Я все связала сама. Сидим с Фрици на станции, сегодня довольно сонно. Лучше, если дел невпроворот. А когда есть время, я слишком много думаю, мне кажется. Знаю-знаю, нам говорят, что письма от нас должны быть всегда веселые и радостные, но, милый, иногда я не понимаю, за что это нам? Мы были так счастливы – так недолго. Зачем она, эта война? Почему мы не родились на пять лет раньше или даже на пять лет позже? Несправедливо это. Мы были вместе так коротко, и, боюсь, я уже не та девушка, которую ты оставил здесь, и когда вернешься – больше не будешь меня любить, а еще я боюсь, что эта война изменит и тебя, Винк. Нам уж не стать заново теми детьми, какими мы были когда-то, и от этого больно. Трудно поверить, что всего год назад я была бестолковым подростком, играла в дочки-матери, а теперь – взрослая женщина с ребенком на руках, а муж у меня на другом конце света, и я не знаю, увижу ли его опять. Ох, милый, пожалуйста, не геройствуй и не рискуй. Делай что должен и возвращайся ко мне. Каждый вечер целую твою фотокарточку. Чувствуешь? Все вокруг постоянно про тебя спрашивают.
Со всей любовью,
Пуласки, Висконсин
Дорогой Виник-Краник,
Встала сегодня не с той ноги, бурчу как не знаю что. Весь день супилась, пока не поняла, в чем дело. Забыла поблагодарить дядьку наверху за то, что родилась в старых добрых США, за мамулю с папулей, за сестриц и особенно за тебя, Винк, великолепнейшего парня из всех, кого я знаю, – и моего собственного брата. Хорошенько себя отчитав, почувствовала, что дело идет на лад. Вапще же, друган, тут все статус-кво. С этим чертовым пайком бензина люди на станции едва появляются, один-двое в день, не больше, да и тратят понемногу. Приехал тут на днях пацан, осилил купить на никель, но Энджи твоя от широты души налила ему побольше.
Энджи ничего, держится, Винк, но ты пиши ей, когда можешь. Клянусь, эта деваха живет от письма до письма. Сражается в этой войне рядом с тобой, Винк, – и смело. Весь город вместе с тобой воюет. Видел бы ты малышню. Они собрали все под ноль, кроме мамулиной кухонной мойки, я не шучу, и папуля с мистером Русуски теперь служат в местной милиции, в касках, все как положено. У нас тут была учебная тревога на случай отключения электричества, и папуля так разволновался, что выскочил на заднюю лестницу да и свалился в кусты. Мамуля была на кухне, услышала, как он матерится по-польски, помчалась наружу и на него же сверху и сверзилась. Кончилось тем, что мы все с девчонками оказались в тех же кустах, ржали до колик. Кроме папулиной гордости ничто не пострадало. Хорошо еще, что тревога была учебная. Не знаю даже, что бы произошло при настоящей.
Лондон, Англия
25 декабря 1942 года
Здорово, банда,
С Рождеством вас – аж из самой Англии. Странно это, конечно, – быть в Рождество не дома. Столько всплывает воспоминаний, особенно сегодня. Я, конечно, кое-что понял за эти месяцы. Все ребята сегодня помалкивали, даже я, трепло. Нам включили прямую рождественскую трансляцию из Штатов, и здорово было послушать их голоса, особенно Фрэнсес Лэнгфорд [45] . А под конец, когда она спела «К Рождеству домой вернусь», многим пришлось выметаться из зала пулей, даже я. Британцы к нам относятся что надо. Прошлым вечером каждая семья позвала к себе по двое-трое из наших на рождественский вечер. Мне достались не католики, но отец семейства отвез меня и Крачека в соседний город на мессу, дождался окончания и доставил обратно в часть. Тут и впрямь навалом милых людей, но все равно не как дома. Верю, когда мы тут со всем разберемся, вернусь на следующий год и уж по-настоящему отмечу с вами Рождество.
45
Джулия Фрэнсес Лэнгфорд (1913–2005) – американская артистка и певица, памятный голос американского радио времен Второй мировой войны.
Конец эпохи
1943 год
«Филлипс-66 Винка» стала не единственной станцией, по которой тяжко ударило нормирование бензина и резины. Люди теперь водили машины куда меньше, и автозаправки по всей стране закрывались одна за другой, каждый день. Сестры протянули дольше многих, но наконец и папуля с Фрици пришли к тому же выводу. С их выручками дороже выходило держать автозаправку открытой, а потому они решили к концу недели закрыться. В последний день работы станции шел снег. Погода снаружи – холодная, серая – более-менее совпадала с их внутренней. Сестры с грустью протирали стойки и снимали со стен фотографии. Софи упаковала все старые карты и открытки и унесла их в дом. Папуля говорил, что это все временно. Он был уверен, что после войны они сразу откроются и все вернется в свою колею. Но сестры сомневались, может ли все быть как прежде.
Содержать девичью автозаправку – тяжкий труд, но вот он завершился, и они осознали, как сильно им всего этого будет не хватать. Хоть и ненадолго, но они прославились из-за Фрици, а теперь всему конец.
Примерно к пяти они все доделали, снаружи стемнело. Девчонки отправились домой, а Фрици обошла здание, заперла все двери и в последний раз выключила свет. Дома сдала папуле ключи, а Гертруд сказала вслух то, о чем все думали про себя: – Ох, Фрици, интересно, случится ли нам еще такая потеха…
Надо ей или не стоит?
Пойнт-Клиэр, Алабама
Сьюки чувствовала, что с начала ее встреч с психиатром наметился некоторый прогресс. Наконец у нее стало получаться быть рядом с Ленор и не реагировать так сильно (например, она больше не желала ее удавить), но все равно видеть Ленор в новом свете – не как мать, а как совершенно чужого человека – было очень странно, и Сьюки терялась, как ей себя вести.
Время от времени она раздумывала, не сказать ли Ленор, что знает о своем удочерении. А если сказать, что из этого выйдет хорошего? Женщине восемьдесят восемь лет, и она явно не хотела, чтобы Сьюки узнала. И так старалась от нее это скрыть, а потому, если ей все выложить, она только расстроится. Да и вряд ли удастся теперь что-то исправить. Ущерб уже нанесен. Сьюки по-прежнему обижалась и злилась, но в то же время уже была Ленор благодарна. Если не считать попыток Ленор запихнуть ее куда ни попадя, семья у Сьюки была чудесная. Лучших отца и брата не пожелаешь. Она выросла в милом доме, и отказу ей точно ни в чем не было. И не удочери они ее, кто знает, чем бы дело кончилось? Какая-нибудь техасская семья взяла бы ее, выросла бы Сьюки на ранчо, и вот это прямо катастрофа. Она панически боялась лошадей. Или же вообще никто бы ее не удочерил, она осталась бы в приюте до совершеннолетия, а потом ее оттуда вытолкали бы на все четыре стороны. И, не вырасти она там, где довелось, – никогда бы не встретила Эрла Пула-мл. Была бы совершенно другим человеком, за совершенно другим супругом замужем и с совершенно другими детьми, – а то и вообще не замужем. Как подумаешь, насколько случайно все в ее жизни, так недолго и спятить.
Если б ее настоящая мать не оставила ее, она, может, выросла бы в Висконсине, говорила бы по-польски или, во всяком случае, с выговором янки. Может, даже играла бы на аккордеоне или, кто знает, стала бы монахиней. И, будь она тем, другим человеком, прошла б мимо себя теперешней по улице и, вероятно, не узнала бы себя. Сьюки предположила, что выглядела бы снаружи так же, но внутри была бы кем-то полностью иным. Была бы собой, но – абсолютно иной версией. Может, была бы, конечно, не такой нервной, – а может, и такой же. Вдруг ее нервы – совсем не из-за Ленор. Как тут понять, какая часть ее личности происходит от ДНК, а какая – результат воспитания. Она всегда считала, что рост и нос у нее от отца, а симмонзовская ступня – от Ленор, а теперь поди пойми, что откуда?