На бензоколонке только девушки
Шрифт:
– Ты знал, что я удочеренная? И тебя это не трогало?
– Никак не трогало. А надо было?
– Ты меня не презирал?
Вот теперь Бак вытаращил глаза:
– Тебя? О боже ты мой, нет. Я тебе говорил – всегда радовался, что ты была у Ленор под рукой, чтобы она не цеплялась ко мне.
– Но, Бак… мы же всегда были близки. Почему ты мне никогда не говорил?
Он вздохнул.
– Ну, сестрица, я и сам толком не знал аж до старших классов. И папа велел тебе не говорить, потому что думал, ты огорчишься или станешь мучиться. Вот я и молчал. А ты когда узнала?
– Месяцев пять назад. Техасский отдел здравоохранения
– Вон что. А Ленор ты сказала?
– Нет.
– А собираешься?
– Пока не знаю. Но почему папа тебе сообщил?
– Он, я думаю, переживал. Все произошло после его первого инфаркта. На случай, если с ним что-нибудь стрясется, выдал мне письмо. Сказал, если кто начнет задавать вопросы о твоем свидетельстве о рождении, надо этому человеку предъявить этот документ.
– А с чего бы кому-то спрашивать?
– Ну, похоже, после удочерения Ленор хотела, чтобы в твое свидетельство о рождении как мать была вписана она, и потому дама-мексиканка, работавшая у нее, съездила через границу и в Мексике состряпала подложное свидетельство. Это все противозаконно, а потому, если бы кто-нибудь узнал, Ленор загремела бы в тюрьму или типа того, так что он записал свое признание – что это сделал он.
– Только этого не хватало.
– Ага, бедняга. Собирался сесть вместо нее. В общем, сестрица, прости, что тебе вот так это все открылось. Но, честно, я уж и забыл. Для меня ты всегда была сестрой, и это большое мое везение.
Сьюки глянула на брата и улыбнулась:
– Бак, ты, похоже, милейший парень на свете.
– Ну, может.
Он обнял ее, и они двинулись к дому Вдруг брат рассмеялся.
– Знаешь, как подумаю, что Крылатую Нику сажают за решетку, так прямо потеха.
– Представляешь? Клянусь, через пару дней они бы уже умоляли нас забрать ее назад.
– Ага, – согласился Бак. – А через три дня она бы уже рулила заведением.
И оба расхохотались.
Наутро за завтраком Банни глянула на Сьюки и проговорила:
– Ну и ну. Бак, прямо скажем, умеет хранить тайны. Все эти годы ни словом не обмолвился про то, что ты ему не настоящая сестра.
– Банни, ну что ты, ей-богу, – отозвался Бак. – Она моя настоящая сестра!
– Ой, ну ты понимаешь, о чем я. Сьюки, он ни единого слова мне про твое удочерение не сказал, так что ему, поверь мне, разницы никакой, иначе я бы знала. Но все равно невероятно. Поразительно, как похоже вы себя ведете, а при этом даже не родственники.
Бак закатил глаза:
– Банни, хватит уже, ладно?
Бак на Банни взъелся, а Сьюки нет. В конце концов, Банни говорила сущую правду. По крови они с Баком не были связаны, но это не имело значения. Они всегда будут братом и сестрой, несмотря ни на что.
Странным поворотом судьбы, случайным совпадением их, двух разных людей, свело вместе, на всю жизнь. В 1945-м Ленор захотела дочь, а тут подвернулась Сьюки. А как вышло, что в тот день объявилась Ленор, – кто знает. Могла бы запросто выбрать другую малышку или прийти на день позже, и Сьюки кто-то уже бы удочерил. Видимо, так суждено.
Через несколько дней после их отъезда Сьюки получила письмо от Бака.
Сестрица,
Спасибо за гостеприимство. Нам все понравилось, мы с Банни все еще битком набиты индейкой. Родная, прилагаю письмо, которое мне дал папа. Пусть оно будет у тебя. Может пригодиться, если когда-нибудь соберешься шантажировать Крылатую Нику.
Люблю тебя, сестрица.
К письму прилагалась записка папиным почерком.
К сведению заинтересованных лиц.
Сим подтверждаю, что я, Олтон Картер Крэкенберри, несу полную ответственность за противозаконную подделку свидетельства о рождении моей дочери.
Браунсвилл, Техас
Июль 1945 года
Ленор Симмонз редко в чем терпела поражение, но за одиннадцать лет брака не смогла забеременеть. Надеялась, что все произойдет в Техасе в войну, когда их туда перевели, но нет. А теперь война почти закончилась, и унизительно было возвращаться в Селму, где все друзья уже счастливо растили детей. Ее домработница Кончита и намекнула ей в доверительном разговоре, что стоит съездить в далласский детдом «Глэдни» и там глянуть. При первом же удобном случае они с Олтоном полетели в Даллас.
Персонал оказался очень приветливым, у них была уйма одно-, двух– и трехлетних детей войны, и Ленор повидала всех, но к концу дня сказала управительнице заведения:
– Они все совершенные лапочки, но я вот подумала… а нет ли у вас кого помладше?
– В смысле?
– Я искала младенца, желательно девочку.
– Вон что.
– Не припрятан ли у вас кто-нибудь, кого я еще не видела?
– Нет.
– Вообще никаких младенцев?
– Ну, у нас есть одна девятимесячная девочка, но есть и заинтересованная пара, они завтра приедут ее смотреть.
У Ленор загорелись глаза:
– То есть она отложена?
– Можно и так сказать. Да.
– Позвольте нам хотя бы глянуть на нее, а? На случай, если другая пара сорвется. Пожалуйста. Люди иногда меняют решение.
– Что ж, пожалуй, можно вам ее показать, но не забывайте: на нее есть серьезные планы.
– Понимаем, конечно, правда, Олтон? Мы одним глазком.
Через пять минут Ленор, взяв ребенка на руки, воскликнула:
– Олтон, ты посмотри в эти глазки. Уж если она – не вылитая я в том же возрасте, то я и не знаю, кто тогда. И вот еще что, – сказала она, откинув одеяльце, – у нее симмонзовские ножки!
Ленор влюбилась с первого взгляда, и другая пара не видала девочку как своих ушей.
Подделка
Браунсвилл, Техас
Узнав о подделке свидетельства о рождении, Олтон Крэкенберри страшно расстроился.
– Уму непостижимо, как ты вытворила такое за моей спиной. Господи, Ленор, ты о чем думала? Я офицер армии Соединенных Штатов. Меня за такое под трибунал отдадут. Немедля порви.
Ленор схватилась за грудь.