На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров

– Это – болотный дьявол! – побледнев, прошептал Степлтон. – Люди говорят, что он так очередную жертву зовет.

«Сейчас посмотрим, что это за дьявол». – Оперативник, нащупав под одеждой пистолет, побежал было в сторону, откуда доносились ужасные звуки, но ботаник проворно ухватил его за одежду.

– Умоляю, не ходите туда! Вам ни за что не выбраться из Гримпенской трясины!

Немного поразмыслив, Дукалис пришел к выводу, что в словах Степлтона есть определенный резон: с разбега плюхнуться в болото – перспектива малоприятная. Поэтому он решил, что обязательно наведается на болота позднее, запасшись хотя бы слегой, а еще лучше – более надежным спутником, хотя бы сэром Генри.

– Вы правы, – Анатолий миролюбиво улыбнулся, – мне не следует рисковать. Лучше пойду-ка я к дому. Всего доброго!..

– Мистер Уотсон, – заволновался Степлтон, – если вы не спешите, то, может, согласитесь навестить Меррипит-хауз? Моя сестра будет очень рада вас видеть…

За неимением срочных дел Дукалис-Уотсон с благодарностью принял любезное приглашение.

* * *

– Вам кофе сделать? – спросила секретарша у понуро сидящего на диване Мартышкина и добавила, понизив голос: – Нормальный?

– Если можно, – рассеянно ответил стажер, прислушиваясь к доносящимся из кабинета Трубецкого крикам.

Генеральный директор «Фагота» вот уже второй час проводил производственное совещание.

К сожалению, тупые подчиненные Трубецкого не понимали, когда с ними обращались нежно и ласково, все старались манкировать своими обязанностями, поэтому в процессе совещаний интеллигентнейший Василий Акакиевич, безмерно страдая от необходимости произносить вслух разные грубости, был вынужден громко называть собиравшихся в его кабинете сотрудников «безмозглыми дамочками» и «ослами», дабы привлечь к своим словам хоть какое-то внимание.

Генеральный директор, исповедующий принципы Дейла Карнеги и чикагской экономической школы, столь полезные на бесконечных российских просторах, самолично готовил планы продаж, утверждал рекламные плакаты, вносил правку в рукописи, составлял списки необходимых для перевода книг иностранных авторов и кроил издательские планы.

Он твердой рукой вел «Фагот» к сияющим вершинам всеобщего процветания.

Ускорение процесса восхождения к тем самым вершинам началось после того, как генеральный директор решил стать заодно и главным редактором, убрав с этой должности не справлявшегося со своими обязанностями заместителя и партнера Андрея Кукцева.

– Я вижу здесь миллион! – из-за дверей кабинета отчетливо прорвалась фраза, выкрикнутая Трубецким в порыве ярости на директора аффилированной торговой компании. – И ни рублем меньше! Иначе я всем зарплату урежу!

Подававшая Мартышкину кофе секретарь поморщилась, ее товарки – тоже.

– Скажите, – спросил любознательный стажер, – а что будет, если план не выполнится? Всех накажут? Да? – догадался младший лейтенант.

– Да, – громко и зло ответила вторая секретарша, не понимавшая, что Трубецкой был не только суров, но и справедлив, иногда.

– Ага, – Сысой отхлебнул горячий и крепкий кофе и глубоко задумался.

В школе милиции им рассказывали, что потерпевшие и заявители в основной своей массе только и мечтают о том, чтобы нагрузить на бравых стражей порядка свои собственные проблемы, причем еще и сдобренные изрядной долей выдумки. Поэтому в идеале работа милиционера должна заключаться в проверке всех нюансов заявлений о преступлениях, нахождении несоответствий в мелких деталях и отказе в возбуждении уголовного дела. Причем для ускорения процесса не возбраняется и слегка психологически обработать заявителя, дабы думал в следующий раз, стоит ему отвлекать служителей Фемиды от их личных дел или лучше сидеть тихо и не рыпаться.

Мартышкин вспомнил о всученных ему генеральным директором «Фагота» рекламных плакатах, переложенных им из испачканного пиджачка в тот, который ныне болтался на его плечах, вытащил красочные глянцевые бумажки и еще раз перечитал текст.

Однако ничего нового в призывах к покупателям приобретать книги из серии «Закон жулья», в которой издавались повести о приключениях «Народного Целителя», стажер для себя не обнаружил и решил исподволь выяснить подноготную недовольства Трубецкого у секретарей. Для чего следовало вступить с ними в непринужденную беседу.

– А что, это хорошо продается? – Младший лейтенант помахал пачкой рекламок.

Старшая секретарша оторвалась от разложенных перед ней бумаг, посмотрела на плакатики и язвительно фыркнула:

– С такой рекламой можно даже биографию Акакиевича продать, – девушка дорабатывала в издательстве последний день, и ей было глубоко плевать на все, связанное с «Фаготом». – Причем, написанную им самим…

Мартышкин напряг память и припомнил, что романы-боевики красноярского писателя Чушкова он читал, они ему пришлись по душе, и он где-то слышал, что тот входит в первую тройку наиболее продаваемых авторов.

– Но читателям, видимо, нравится, – стажер спровоцировал секретаря на продолжение беседы.

– Это вам Трубецкой сказал? – усмехнулась вторая девушка, по примеру товарок также собирающаяся швырнуть издателю в лицо заявление об уходе. – Зря верите… Он книжек не читает, поэтому не может знать, что в них написано.

«Ага! – сообразил младший лейтенант. – Это уже кое-что. Неискренность заявителя – первый кирпич в бумаге об отказе».

– Акакиевич, по-моему, вообще читать не умеет, – старшая секретарша поддержала свою сослуживицу.

– Нет, умеет, – улыбнулась та. – Но вот значение слов не всегда понимает. Недавно, к примеру, он пытался издать приказ о наказании «диффамирующих на рабочих местах сотрудников».

Секретари засмеялись над ошибкой Василия Акакиевича, вызванной отнюдь не его необразованностью, как казалось окружающим, а лишь чрезмерной усталостью в тот непогожий денек.

Сысой осуждающе покачал головой, словно информация о сем прискорбном случае потрясла его до глубины души.

Хотя сам слышал произнесенное секретарем иностранное слово впервые.

– Еще он, когда утверждает эскизы обложек, пишет «беспринципный», «бесполезный» и «беспорядочный» через «з», – хихикнула непочтительная старшая секретарша. – А когда ему один раз принесли словарь, то он начал орать, что там опечатки.

Дверь кабинета генерального директора распахнулась, и в приемную выскочил красный как рак мужчина, бормочущий себе под нос: «Сам пошел!»

Вслед за ним потянулись остальные присутствовавшие на совещании.

Секретарша Трубецкого взяла со стола синюю папку с тисненной золотом крупной надписью «Для доклада», стерла с лица ехидную ухмылку, блуждавшую на ее личике всё время разговора о генеральном директоре «Фагота», и зашла в кабинет босса, дабы сообщить Василию Акакиевичу о прибытии младшего лейтенанта Мартышкина.