На Большом Каретном
Шрифт:
– То есть «Глории»?
– Да. В успехе можете не сомневаться.
Голованов хотел было добавить еще, что он лично и сотрудники агентства имеют на это моральное право, но решил воздержаться, и без того, кажется, наговорил много лишнего.
В общем-то, со стороны Голованова подобное заявление было откровенной наглостью, однако спецназ Главного разведуправления Министерства обороны России – он и в Африке спецназ. Яковлев невольно покосился на Бойцова: «Что скажешь ты, господин полковник?»
Покосился на шефа убойного отдела МУРа и Голованов, однако на того было больно смотреть.
Однако Яковлев уже принял решение.
Глава двадцать первая
По мысли Голованова, Чикуров должен был в ближайшие день-два пощупать квартиру Алевтины, то есть до субботы, когда и дети, и сама Алевтина определенно будут дома, однако уже пошла пятница, а Чикуров и признаков жизни не подавал. Во избежание провала операции начальник МУРа решил отказаться от наружного наблюдения, которое мог бы засечь Чикуров, в недалеком прошлом – старший оперуполномоченный Волгоградского уголовного розыска, и Голованову с Агеевым пришлось работать втемную.
Впрочем, в четверг вечером был один телефонный звонок, который несколько насторожил Голованова.
Какой-то неизвестный позвонил в «Глорию», и, когда Макс поднял трубку, явно искаженный мужской голос попросил к телефону «Всеволода Михалыча».
– А кто его спрашивает? – полюбопытствовал Макс.
– Знакомый... работали когда-то вместе.
– К великому сожалению, ничем не могу помочь, – посочувствовал «знакомому» Макс. – Всеволод Михайлович сейчас в командировке и будет в офисе не раньше понедельника.
– Так он что, сейчас не в Москве?
– Я же сказал вам, в командировке.
– Ну что ж, и на том спасибо, – пробормотал неизвестный и отключился.
Когда Макс перезвонил Голованову и рассказал об этом несколько странном, по его словам, телефонном звонке, Сева только в затылке почесал. В общем-то, это мог быть и кто-нибудь из его бывших сослуживцев, но кто? Да и этот ответ на вопрос Макса: «Кто его спрашивает?»... Никто из его бывших сослуживцев не ответил бы столь идиотской фразой, на которую можно было бы и обидеться: «Знакомый... работали когда-то вместе».
А коров, случаем, вместе не пасли?
В крайнем случае, этот самый «знакомый», с которым он, Голованов, якобы работал вместе, сказал бы «служили когда-то вместе». И почему в этом случае он не спросил Филиппа? Ведь все его сослуживцы, тем более те, с которыми он «работал вместе», – это друзья и Агеева...
В общем, хренотень какая-то.
Когда он рассказал об этом Филиппу, который уже изнывал от безделья, просидев в кресле перед телевизором всю задницу и выцедив весь кофе, который был у Алевтины, Агеев выключил телевизор, перевел взгляд на стоявшего в дверном проеме Голованова:
– А если это проверка на вшивость?
– Думаешь, наш Чикуров?
– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Агеев. – Он знает, что ты сотрудник
«Глории», работаешь в данный момент по делу Толчева, он, можно сказать, пасет каждый твой шаг, и вдруг ты исчез, словно сквозь землю провалился.Он поднялся с кресла, подошел к окну, посмотрел через задвинутые шторы на улицу, развернулся лицом к Голованову:
– Откровенно говоря, будь я на его месте, я бы тоже замельтешил малость. Тем более если он действительно готовится к зачистке этой квартиры.
В словах Агеева была своя логика, и Голованов вынужден был согласиться с ней. А что, если действительно все так, как говорит Филипп?
И Агеев словно прочитал его мысль. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: столько лет пропахать вместе сначала в Афгане, в Чечне, где стреляют не понарошку, а после ухода в запас в МУРе, с Грязновым, потом – в «Глории»... После этого не только мысли напарника будешь читать, но и думать будешь точно так же, как он.
– Уверен, что не позже как сегодня он должен нас посетить, – совершенно спокойно, будто речь шла о приходе разносчика пиццы по вызову, произнес Агеев.
– Не обольщаешь себя? – буркнул Голованов, хотя и сам только что пришел к подобному выводу.
– Не, не обольщаю, – ухмыльнулся Агеев. – Да и ты думаешь точно так же. – И пояснил, разминая плечи: – У этого козла остается всего лишь один день для решения своих проблем, пятница. Точнее, с восьми утра до трех дня. И если он действительно решился на скачок, ему надо торопиться.
Сегодня была пятница!
– Может, по кофейку? – предложил Голованов. – Алевтина вчера отоварилась «Арабикой».
– Так чего ж молчал? – возмутился Агеев и, как бы оправдываясь, негромко кашлянул: – Не поверишь, после того как мы усидели с этим Толстожоповым литр паленой водяры, я до сих пор в себя прийти не могу. То блевать тянет, то...
– Толстопятовым, – хмыкнул Голованов, проходя на кухню.
– Да какая в принципе разница! – пробурчал Агеев. – Пить он горазд, как...
Не подыскав подходящего сравнения, Агеев щелкнул пальцами и негромко произнес, словно на жизнь свою пожаловался:
– Ты же знаешь, я сам не дурак выпить. Но этот случай, должен я тебе доложить... Это какая-то воронка бездонная, в которую сколько ни лей – все мало. И как мне кажется, эта звезда телеэкрана и раньше попивала на работе, да только не более бутылки в день, ну а когда у него канитель эта с Марией началась, он и сорвался с резьбы, в одночасье так запить невозможно.
Всю эту историю с грандиозной пьянкой в обществе Толстопятова Голованов слышал уже не раз и все-таки спросил, чтобы не обижать Агеева:
– И в какой же ты момент понял, что он к убийству на Каретном не имеет никакого отношения?
– А когда фотографию ее увидел в рамке. Понимаешь, не мог нормальный человек, почти боготворивший эту женщину, так вот, запросто, замочить ее из двух стволов сразу.
– Так это – нормальный человек, а твой Толстопятов...
– Не суди, да не судим будешь, – буркнул Агеев, наливая воды в чайник. – И дай-то Бог нам с тобой точно так же влюбиться, как это случилось с ним.
– Что, встряски захотелось? – хмыкнул Голованов.