На далеких окраинах

— Я говорил! — заорал Хмуров. — Я говорил! Назад, назад скорей!

Постояли минуту, другую — пораздумали. Всякий заглянул вниз и всякий сказал: «Ведь, ишь ты, разобран!» Один казак пробовал было спуститься, да чуть не оборвался и не полетел с высоты, по крайней мере, десяти сажен.

— Чего лезешь ты, рыло киргизское! — крикнул на него сотенный командир. — Назад, так назад... Направо кругом! — запел он и тотчас же перевел на обыкновенный язык: — Заворачивай, братцы!

Завернули.

— Теперь куда же? — подумал вслух Хмуров,

— Известно, опять через базар и в Чиназские ворота, а там возьмем правее, ну и в самый раз, — отвечал ему командир.

Перлович уступил свое переднее место Хмурову, который, обгоняя его, произнес с укором:

— Что, брат, ближе вышло? А времени-то сколько ушло!

Перлович промолчал. Быстрая езда и жаркое утро всех разгорячило, лица были красны, словно пылали, одно только лицо его, Перловича, было желто и по нем выступали какие-то пятна: конвульсивно стискивала поводья холодная рука, и во рту он чувствовал сильную горечь. Очень-очень некрасив он был в эту минуту, а эта странная перемена потому только и не была замечена, что все слишком заняты были одной идеей — напасть поскорее на след барантачей.

Наконец, спустя часа полтора после выступления, напали на настоящую дорогу, и вдали, на вершине обрыва, показалась старая гробница.

— Тсс!.. — приподнял руку сотенный командир. — Теперь, голубчики мои, теперь осторожней! Шестеро слезьте с коней, да ползком, братцы, тихонько... чуть, чуть... ни боже мой, и, значит, коли что, ежели как, то сейчас...

Казаки, казалось, поняли эту речь, я человек шесть полезли на брюхе «тихонько, осторожней, коли что, ежели как», а остальные начали осматривать винтовки, щелкая замками и продувая стволы.

— И какого там черта еще! — крикнул Хмуров, проскакал мимо ползущих на брюхе казаков, чуть не вытянул одного нагайкой, благо удобно было, и остановился на самом гребне обрыва, на том самом месте, где виднелись еще следы Бельчика. Если бы Хмуров не смотрел, вытаращив глаза, на что-то внизу, то наверное бы узнал эти полукруглые значки, резко отпечатавшиеся на красноватом грунте выветрившегося гранита.

Любопытство взяло верх над осторожностью. Да к тому же пример Хмурова подействовал заразительно. Мало-помалу, всадник за всадником, столпились все над обрывом: подползли и те шестеро, исполняя до конца приказ начальства, доползли, встали, отряхнулись и пошли к своим лошадям.

На ярко-зеленой поляне, в тени развесистых карагачей, валялось несколько предметов: какая-то красная тряпка, ножны от туземной шашки и труп в кителе, в красных шелковых панталонах. Трудно было разобрать, как этот труп лежал: лицом вверх или затылком?

У этого трупа не было ни лица, ни затылка.

— Батогов! — крикнул Хмуров. — Это его красные шаровары.

Перлович покачнулся на седле и схватился за гриву. Ему показалось, что он вместе с конем оборвался с кручи и летит вниз.

Потихоньку спустились вниз по тропинке и окружили тело.

— Погоны артиллерийские, золотые, — произнес щеголеватый адъютант.

— Ну, значит, Брилло, — решил Хмуров.

— Коли ежели не имеется головы, — заявил сотенный командир, — ужасно трудно признать, что за человек. Потому, ежели как все остальное...

— А там, в овраге, никого нет? — доносился голос одного из казаков.

— ...большое сходство между собой имеют, — докончил начальник отряда.

— Ну как же, — возразил кто-то, — ежели мусульман или там жид и опять православный — завсегда без головы узнать можно.

— Коли ежели без одежи...

— Да будет вам! — прервал спор Хмуров. — Свалка была здесь; это верно; вишь, крови везде сколько! А отсюда следы пошли вон, позади этого двора на дорогу. Пускай подберут тело кто-нибудь и отвезут в город, а мы дальше. Теперь мы на следу, дело верное, может, и догоним к вечеру.

Распорядились насчет тела Брилло и тронулись дальше. Скоро выбрались на Ниазбекскую дорогу, Здесь многочисленные следы конских ног, ясно видные в узком, мало проезжем переулке, исчезли, затертые следами арбяных колес только что проехавшего обоза.

Пришлось обратиться к расспросам, и сотенный командир подъехал к маленькой чайной лавочке, старик хозяин которой смотрел на подъехавшего русского усиленно моргающими глазами. Начался допрос с помощью переводчика, казака-башкирца.

— Барантачи куда пошли? — начал сотский. Казак перевел.

— Кто? — переспросил сарт.

— Барантачи, разбойники, каракчи, — пояснял командир и начинал горячиться. Казак-переводчик тоже начинал волноваться.

— Не знаю никаких барантачей, — говорил старик. — Я здесь сижу с самоваром, зла никому не делаю. У меня и кальяны есть... Вон из них ваши казаки курят, — указал он на казаков, которые между тем не теряли дорогого времени.

— Да бросьте его! — говорил Хмуров. — Вы все равно никакого толку не добьетесь. Да и чего расспрашивать? Куда они уйти могут, как не к Дарье.

— Конечно, к Дарье, — подтвердил щеголеватый адъютант. — А вы мне, господин есаул, — обратился он к сотенному командиру, — дайте человек четырех проводить меня до города: одному небезопасно...

— Кто вас съест? Чего вы боитесь? — заметил Хмуров.

— По пустякам рисковать не желаю-с, извините-с… А дальше ехать я не могу... я совершенно нездоров, да к тому же дела...

— Да убирайтесь к черту!

— Господин Хмуров!

— Проваливайте!

Адъютант уехал, процедив сквозь зубы:

— Я еще с вами поговорю.

— С богом, братцы!..

Поехали. Часа чрез полтора довольно скорой езды погоня опять напала на след: допросили встречного погонщика, который вез топливо в город на четырех вьючных ослах. Он дал кое-какие более определенные указания. В кишлаке сарт Мурза-бай, приятель Батогова, дал уже совершенно ясные указания: он сообщил и число барантачей, сколько мог заметить, и то, что Юсуп, джигит Батогова, часа за два только проскакал мимо его лавки и даже не остановился покурить кальяна, предложенного ему Мурза-баем. Тут же сообщили другие, проезжие курамины, что видели барантачей в другом месте, верстах в пяти правее... Это известие тоже было верно. Ясно было, что партия разделилась. Решили разделить и отряд, тем более, что казаков была почти целая сотня и каждый отряд все-таки был достаточно силен сравнительно с партией барантачей. Разделились: с одним отрядом поехал сам сотенный командир, с другим Хмуров и Перлович. Второй отряд сильно задал ходу, потому что Хмуров ругался не на живот, а на смерть, а, главное, обещал казакам, если нагонят, по рублю на рыло и ведро водки на всех.

— Ваше скуловородие! — обратился урядник, ровняясь своим конем с хмуровским жеребцом. — Позвольте коней напоить: задохнутся, гляди, как загорелись; жарко!

— Ну, пои поскорее, что ли.

Остановились. Казаки протирали запыленные ноздри лошадей полами своих рубах, поправляли седловку и сами маленько поправлялись.

— Чуточку постоим, — говорил урядник, — зато уж как ахнем!

Постояли чуточку, сели на лошадей, и действительно ахнули!

— Братцы, вон они!.. — крикнул кто-то.