На Диком Западе

Хозяин фермы был из Норвегии и принял меня радушно. Я так понравился ему и его семье, что меня пригласили остаться у них подольше. Я согласился и помогал им в их занятиях по хозяйству. Они так доверчиво относились ко мне, что оставляли меня часто одного на ферме. Однажды они были приглашены к одному соседу на празднество по случаю постройки нового дома. И вот они всем семейством уехали, оставив меня стеречь ферму. Раньше чем через два дня нельзя было ожидать их возвращения. В этой местности бродило тогда много негодяев, но я их не боялся и сумел бы с ними справиться, кроме, конечно, того случая, когда кто-нибудь напал бы на меня ночью, не предупредив заранее об этом.

Надо заметить, что вблизи дома стояла громадная пихта, все нижние ветки которой были обрублены, а кора содрана хозяином для каких-то надобностей. Понятно, что ствол дерева был совершенно гладок, и требовалась громадная ловкость, чтобы взобраться на дерево.

Я был совершенно один на ферме и от скуки решил чем-нибудь заняться. Предмет, который привлек мое внимание, был глиной. Именно в доме испортился глиняный пол, и между стенными балками, замазанными глиной, образовались трещины. Это надо было исправить, и поэтому хозяин около дома вырыл яму, аршина в четыре длиной и аршина в три шириной. Была ли она глубока, этого я не мог знать, потому что она до краев была наполнена жидкой глиной. Находя, что глина недостаточно плотна, я размешал ее хорошенько, пока не нашел, что она годится для предполагаемых исправлений. Потом я пошел к дому, чтобы сделать себе лопату, необходимую для моей работы. Но только я повернул за угол, как встретился нос к носу с медведем. Одним прыжком я отскочил в сторону, но он погнался за мной. Я бросился бежать от дома со всех ног и, заметив на пути вышеупомянутую пихту, с быстротой ракеты взобрался на ствол. Но ствол был так гладок, что я не мог достичь ветвей и удержаться было страшно трудно. Медведь полез за мной на дерево.

— А, так это не был серый медведь!

— Мне это было все равно. Я судорожно уцепился за ствол и посмотрел вниз. Медведь медленно и спокойно взбирался на дерево. Всё приключение доставляло ему, кажется, большое удовольствие, так как он нежно ворчал, поднимаясь вверх. Я не мог больше оставаться на прежнем месте и сделал попытку полезть выше. Но только я поднял руку, чтобы исполнить свое намерение, как потерял равновесие и покатился вниз на медведя с такой силой что и он съехал со мной на землю.

Слушатели разразились громким смехом.

— Понятно, — продолжал маленький человек, — мне тогда было не до смеха. Мы с медведем были так оглушены своим падением, что оставались некоторое время неподвижными: он лежал, а я сидел на нем. Но вдруг он вскочил. И я, осознав свое положение, бросился удирать со всех ног. Медведь пустился за мной. Я бежал со скоростью пули, и понятно, когда встретил на своем пути яму с глиной, попал прямо в нее по плечи. Немедленно раздался около меня страшный всплеск, и глина облепила мне голову, оставив открытым правый глаз. Оказалось, что это медведь прыгнул со всего размаху в ту же яму. Несколько секунд смотрели мы друг на друга, оба совершенно покрытые глиной, потом я повернулся направо, а он — налево, оба с целью выйти из неприятного положения. Ему это удалось скорее, чем мне. Я уже боялся, что он, выпрыгнув из ямы, будет сторожить меня, но он, едва выйдя на сухое место, пустился бежать со всех ног, не удостоив меня ни одним взглядом, и скоро скрылся за углом дома.

Я не преминул последовать его примеру и, выбравшись из ямы, побежал к ручейку, протекавшему за домом, где и обмылся. Затем мне захотелось посмотреть, что сделалось с медведем. Я пошел по его следам, будучи почти уверен в том, что медведь убежал с фермы. Но он этого не сделал. Он сидел перед пихтой и усердно облизывался. Дело в том, что медведю на пути попался чан с кленовым соком. Так как у него не хватило ловкости перескочить через чан, то он прямо попал в сладкий сок. Тут он уже забыл о бегстве и, уютно рассевшись под пихтой, принялся облизывать сахаристую жидкость. Он был так погружен в свое занятие, что не заметил меня. Я прокрался в дом, снял со стены ружье и пошел к пихте. Не доходя нескольких шагов до пихты, я прицелился и, попав медведю в сердце, уложил его на месте.

Фрэнк встал во время рассказа с места и чуть пошевелил камни, лежавшие около него на земле. Из-под камней выбежал маленький зверек и проскользнул в отверстие дуплистого пня, находившегося поблизости. Все это произошло так быстро, что невозможно было определить, к какой породе принадлежал зверек.

Негр Боб вскочил с места, словно наэлектризованный, бросился к пню, в котором исчезло маленькое животное и закричал:

— Боб видел зверя! Боб поймает зверя! Руками поймает!

— Будь осторожен, — заметил Разящая Рука, — ты ведь не знаешь, что это за животное.

— О, Боб видел — это опоссум! Из него выйдет вкусное жаркое!

Взяв в правую руку нож и обнажив левую, он засунул ее в дупло. Но вдруг он испустил страшный крик и неистово замахал правой рукой с ножом, строя страшные гримасы.

— Ой-ой-ой! — вопил он. — Больно, ух как больно!

— Что такое? Разве животное вцепилось зубами в твою руку?

— О, очень, очень вцепилось!

— Вытаскивай в таком случае руку, только скорее!

Разящая Рука вытащил из-за пояса длинный нож и подошел к Бобу. Негр со страшными воплями вытащил свою руку из дупла. Зверь так сильно вцепился в руку, что Боб вытащил и его. Правой рукой он схватил зверя сзади, надеясь, что Разящая Рука употребит в дело свой нож. Но тот быстро отскочил назад и закричал:

— Скунс! Скунс! Спасайтесь! Спасайтесь!

Этим названием обозначается небольшое хищное животное длиною в сорок сантиметров из породы млекопитающих. Мех у него черного цвета с двумя белыми полосами, расходящимися по направлению к хвосту и сходящимися на крестце. Оно питается яйцами, мелкими животными, на охоту выходит только ночью, а днем спит в дуплах и ямах. Самое его страшное оружие — это железа, находящаяся у него под хвостом. Отсюда он в минуту опасности выпускает желтую маслянистую жидкость с убийственным запахом. Этот запах остается на вещах, облитых этой жидкостью в течение нескольких месяцев, и кто хоть раз попадет под струю этой страшной жидкости, может очутиться в очень неприятном положении. Кроме того, он рискует на длительное время оказаться совершенно изолированным от человеческого общества.

Понятно, что все бросились бежать от Боба.

— Брось животное на землю! — закричал ему издали Разящая Рука.

Но, несмотря на все усилия, Боб не мог отцепить скунса — с такой силой он вцепился ему в руку.

Мягкосердечному саксонцу стало его жаль, и он решил подойти к негру поближе, совершая этим поистине героический поступок: даже на расстоянии вонь была такой сильной, что захватывало дыхание.

— Протяни мне руку, — сказал он Бобу. Предосторожность была понятна — важно было не замараться жидкостью скунса даже при малейшем движении, ведь саксонец мог тогда подвергнуться участи отверженного…

С трудом освободил он руку Боба, почти разломив челюсти животного.

Боб не помнил себя от радости и, несмотря на рану, побежал к остальному обществу. Но Разящая Рука схватил ружье, прицелился издалека в негра и закричал ему:

— Остановись! Или я тебя застрелю!

Негр в ужасе остановился как вкопанный.

— Сбрось платье, — приказал Разящая Рука, — и немедленно сядь в воду, платье же мы сожжем.

Самая чувствительная струнка Боба была задета.

— Как? — завопил он с отчаянием. — Боб должен снять свою прекрасную коленкоровую одежду, и она сгорит? О, я несчастный!

Но Разящая Рука не обращал внимания на его сетования. Он спокойно сказал, зная, что другого средства не имеется:

— Я стреляю: раз… два…

Но прежде чем он сказал «три», Боб скинул свое платье и бросился бежать с платьем в руках к пруду: он предпочитал его утопить, чем отдать на сожжение. Вместо мыла ему дали состав из медвежьего жира и золы и приказали тереть себя этим составом как можно усерднее. И Боб тер, тер без устали. Только его курчавая голова виднелась из воды, и невозможно было без смеха смотреть на то, какие гримасы он корчил, скаля белые зубы.