На другом берегу осени

– Понимаешь, - вздохнул старый еврей, - я врач. Я должен спасать жизни хороших людей. А вы – человеческий биоматериал, и в этом мне будете помогать. Вот, например, твой глаз, - он поднес скальпель к лицу Кирилла, - у тебя ведь хорошее зрение? Так вот, такая роговица стоит около 50 тысяч долларов, а у тебя их две. Еще две почки, печень, поджелудочная, и многое другое. Ты ведь спортсмен, наверняка не пьешь, не куришь, дурью не балуешься. Целиком ты бесполезный кусок дерьма, опасный для общества, а в разобранном виде – почти под полмиллиона долларов стоишь. А может и больше. На двоих миллион, хорошие деньги. Правда, это для, так сказать, конечного покупателя, мы-то едва четвертую часть получим, но все равно, запчастями ты гораздо дороже стоишь, чем целый. Так что у тебя есть выбор, Кирилл. Ты мне рассказываешь все, что было той ночью, ведь вспомнил, правда? А я тебе введу в кровь препарат, чтобы ты ничего не чувствовал. Уж извини, с мертвого тела органы ценятся гораздо меньше.

Кирилл четко понял, что старик не шутит. И громко, надрывно заорал. Он кричал с полминуты, а старик смотел на него и улыбался.

– Проорался? Тебя никто не услышит, не ты первый.

– А он, - Кирилл кивнул головой на Коляна, - с ним что будет?

– То же, что и с тобой. Разбудим, поговорим, у каждого из вас своя версия, вот ее и послушаем. Ну что, готов рассказывать? Нет? Веня, он не хочет.

– Понял! – Живчик подскочил к столешнице, взял пилу, полюбовался на нее, так же быстро вернулся назад, подмигнул парню и деранул ногу возле колена.

Киря заорал еще сильнее. Он кричал, умолял, захлебывался слезами, обещал убить или сделать все что угодно. Даже не заметил, как появился еще один человек в маске и фартуке и вколол ему что-то в ногу. Через минуту боль в ноге утихла, болела только голова.

– Это только начало, - успокоил его старик. Показал ему предмет, похожий на ложечку для мороженого. – Вот этой штукой я буду доставать твои глаза. Их надо сразу помещать в раствор, так что придется тебя снова зафиксировать. Но ты будешь чувствовать все, как моя внучка, когда вы, скоты, издевались над ней. Будешь говорить?

И Киря все рассказал. И про долги, и про то, как они работали в борделе охранниками, и как совершенно внезапно им позвонил Денис, предложил часть долга погасить, если они в этот же вечер приедут на одну вечеринку и отомстят за него одной девушке. Та тоже что-то была Денису должна, но не отдала. Девчонку надо было только припугнуть, но Колян, это, по словам Кирилла, сущий зверь, сначала избил девушку, а потом полез насиловать. Та умоляла прекратить, но Колян не останавливался, только через полчаса их кто-то спугнул, они ничего не взяли, ни машину, ни деньги.

– Изнасиловал, значит, - сквозь переходящий в неразборчивое мычание рассказ парня протянул Лейбмахер. – А ведь ты не все откровенно нам рассказал. Так что придется тебе потерпеть. Веня, фиксируй голову, и кляп на место верни.

Рядом на столе лежал Колян. Он уже проснулся, сначала с ужасом выслушал концовку рассказа приятеля, потом слушал его жуткое, утихшее вскоре мычание, чавканье плоти, звук распиливаемых костей. короткие команды врача, названия извлекаемых органов. Узнал, что у его приятеля слегка увеличена печень, а почки отличные, и легкие чистые. Колян хотел бы потерять сознание, но не смог. Только лежал, обделавшись, и тихо подвывал. Он твердо решил все рассказать, ведь он знал то, чего не было известно Кириллу – фамилию Дениса. Денис Бушаров. Он даже знал, где работает его отец. Колян надеялся, что хоть это поможет ему умереть безболезненно, вырваться отсюда он уже и не думал. И через полтора часа пришел его черед.

Глава 19

Сталинские дома имеют свою историю. До определенного времени людей не селили вперемешку, были дома профессуры, военных, партийных работников, руководителей и передовиков предприятий. Рабочий класс и прочие пролетарии довольствовались комнатами в бараках, потом – панельками или блочками. Со временем неравенство размылось, обмены, дети, разводы и наоборот – свадьбы сделали население каждого дома социально разобщеннее.

Дом на одной из Песчаных улиц был построен в середине пятидесятых. Строго говоря, сталинским он не был по той простой причине, что Сталин в это время уже лежал в мавзолее у Кремлевской стены. Но раз уж так назвали архитектурный стиль, так и продолжали звать. Сталинка, она и есть сталинка.

В квартире на втором этаже жила бодрая старушка – божий одуванчик. Всегда скромно, но чисто одетая, она редко выходила из дома. Переехала она в эту квартиру в начале двухтысячных, и в это время уже всем было все равно, кто и чем в доме занимается. Не включает громко музыку по ночам, не ссыт в лифте, не разрисовывает стены в подьезде, значит – подходящий сосед. Старушка стены не разрисовывала и пользовалась исключительно собственным туалетом, с соседями здоровалась, как ее звали – никто и не знал. Как раз в это время не стало бабулек у подьездов, старые – померли, а новые уже не хотели тупо сидеть на скамейке и переговариваться. Оставались единичные сплетницы, они бы рассказали, что старушка живет одиноко, но ее не забывают, навещают родственники – вот сыновья приезжают, внуки часто. Много и разные. Хорошая семья, заботятся о женщине как могут.

В это утро в гости к старушке приехали сразу двое – судя по возрасту, сын и внук. Все трое сидели за кухонным столом, перед каждым стояла чашка ароматного чая, но кроме старушки, его пока так никто и не попробовал.

– Ну давай, Володя, рассказывай, - старший, коротко стриженный мужчина лет сорока пяти, в хорошем темно-синем костюме и дорогих туфлях, взял с блюдечка сухое печенье, под строгим взглядом старушки окунул его в чай, откусил.

– Да все запутано, Владлен Палыч, - Володя чай не пил и печенья не ел. Робел. – Был я в этой больнице, под видом пациента, пока искал травматологию, всю территорию обошел. Нет ничего. По старым планам там должен был быть подвал, но в восьмидесятых, судя по документации, его завалили грунтом. Есть заваренные двери, ржавые, давно их никто не открывал. Может группу послать?

– Рано, - Владлен Павлович достал платок, вытер пальцы, - дальше.

– А дальше начинаются странности. Я даже дело запросил, но мне не дали.

– На кого? Я посмотрю сегодня.

– На Громова Анатолия Ильича.

– Знаю такого. У него сын в этой же больнице работает.

– Так вы знаете его сына, - обрадовался чему-то Володя.

– Знаю. Павел Громов, врач-травматолог, если ты с раной попал, мог к нему на прием пойти.

Володя закрутил головой.

– Нет. Другой сын. Артур Громов, восемнадцать лет, работает медбратом в том же отделении. Утверждает, что сын Анатолия Громова. Павел Громов это подтвердил.

– Так, по этому Артуру я читал доклад. Он вроде как экстрасенс? Шрам тебе еще вылечил. Странный молодой человек, появился ниоткуда, документы поддельные. Но есть приказ не трогать, наблюдать. Этим другое ведомство занимается.

– Так точно, он. Но дело не только в этом. В ночь на 23 октября был убит один из предполагаемых членов группы, Пименов. Перед этим к нему заходил Громов-младший, а еще раньше – сделал телефонный звонок. В ночь на 3 ноября был убит другой предполагаемый член группы, Бушаров.

– Тоже был звонок?

– Нет, но Громов был и в этом ночном клубе. Его мотоцикл простоял перед клубом всю ночь, причем в самом помещении Громова не было, предполагается – играл в подпольном казино.

– Которое прокурор никак закрыть не может, - не удержался от скептического замечания старший. – Дальше.

– Пока все. Проверили, штамп в паспорте не соответствует регистрационным данным МВД, более того, Артура Анатольевича Громова вообще не существует.

– Так, понял. Материалы с собой?