На флоте бабочек не ловят (Рассказы соучастника)

* * *

Позвонить шефу и доложить о первых впечатлениях я смог только поздним вечером, потому, что подвергся перехвату по пути группой подгулявших знакомых офицеров. Они были уверены, что продолжают отмечать присвоение мне старлейского звания. Отпираться было бесполезно. Шеф докладом остался не слишком доволен и просил быть еще внимательнее и осторожнее. После высокопарных слов об ответственности моей миссии для судеб шефа и Флота, мне оставалось только проорать: "Так точно!", что я и сделал.

* * *

Ровно в 11.00 я постучал в известную железную дверь. Похоже, меня ждали. Выросший на пороге мичман, казался образцом строевой выправки. На его "Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!", я выставил особо открытую расширенную свежеотработанную улыбку и бережно пожал ему пухлую руку. На этот раз мичман, заперев входную дверь, провел меня сквозным коридором на территорию части. Выйдя из здания, я обомлел. Огороженная зона охватывала не менее полукилометра прекрасного песчаного пляжа. Справа вдалеке виднелись крупные ангары, а всего в сотне метров в том же направлении наблюдалось чудо. Настоящий сказочный дворец. Здание имело сравнительно небольшие размеры, но поражало великолепием и изысканностью архитектуры. Будучи полным дубом в зодчестве, я интуитивно понимал, что это - шедевр. Именно таким, я себе представлял пристанище Шахерезады, где могли полноценно звучать сказки "Тысяча и одной ночи". Хотелось стоять и любоваться, но мы повернули налево и направились к группе КУНГов, (закрытых автомобильных кузовов, похожих на подсобки строителей), установленных на покосившиеся бетонные или кирпичные столбики.

Наличие таких, достаточно убогих, помещений на берегу позволяло штабным офицерам сносно трудиться и отдыхать на твердой почве. При этом, числились они в составе экипажа или плавучего штаба, получая приличное морское денежное довольствие. Переход в капитальные береговые сооружения - мгновенно лишал их таких благ. Про хитрости эти, придуманные ушлыми финансистами вместе с хитрыми штабистами, я узнал в период своего пребывания на бригаде кораблей вспомогательного флота. Подобные КУНГи были обильно расставлены почти по всем причалам. Не удивительно было-бы их увидеть и на газоне у штаба флота. Но до этого дело не дошло.

Мичман подвел меня к самому левому КУНГу, открыл дверку и жестом предложил войти, сам оставаясь снаружи. Увидев Семена Ефимыча, я поздоровался. При этом, отработанным у зеркала методом, состроил улыбку. Возможно, она оказалась недостаточно открытой, так как он брезгливо поморщился, начиная свое бюрократическое вещание.

– Принято решение предоставить Вам отпуск по семейным обстоятельствам на трое суток. Вот - отпускной билет. Ваше назначение к нам было ошибочным. К нам уже направлен выпускник академии, который целенаправленно прошел подготовку для службы в специфических условиях. Вашей вины здесь нет. Думаю, что допустившим ошибку лицам, будет указано. (Я чуть было не вздрогнул, но сдержался.) Возможно, мы сможем к моменту Вашего возвращения из отпуска, предложить Вашему вниманию другую должность в другой части.

– А, что именно?
– Я уже был изрядно утомлен этой "семеноефимчией".

– В должностном окладе и штатной категории Ваш статус ущерба не понесет.

– Надеюсь.
– Мне показалось, что он ухмыльнулся уголками губ. Издевается, что ли?

– Может быть, я все-таки здесь пригожусь?

– Нет. Решение уже принято.
– Указательный палец собеседника уперся в потолок. Поскольку Вы были допущены на объект, подпишите обязательство о сохранении в тайне любых сведений о нашей части.

Я расписался, причем Ефимыч потребовал повторить подпись - ему показалось, что какая-то буква выписана недостаточно четко.

– Пройдите в соседний КУНГ. Мичман Вас проводит. Получите там денежное довольствие и можете быть свободны.

Выходя, я непроизвольно состроил на физиономии кривую мину. Выполнение задания находилось под угрозой.

В соседнем кузове на койке за цветастой занавеской валялся капитан с малиновыми просветами на погонах. Судя по мешкам под глазами, он систематически и с удовольствием нарушал сухой закон. При моем появлении он резво поднялся и радостно захлопотал.

– Здравствуй, здравствуй, мореход. Я о тебе все знаю. Не хотят тебя брать в наш МОРСик, а зря. Был бы у меня друг-товарищ. Но ты не горюй. Они тебе место подберут - закачаешься. Андрей, так просил называть себя капитан, быстро насчитал мне все выплаты по окладам и, даже, подъемные. Он выплатил подъемные и на семью, не спросив справок с места жительства и свидетельств о браке, рождении, убытии и прибытии. То есть всего того, без чего ни один финансист даже не почешется открывать ведомость на выплату разновсяких пособий и дотаций. Я насторожился. Такой халявы со мной никогда не случалось. Андрей раздухарился и отстегнул мне еще пол-оклада сверху за какие-то особые условия службы. От денег я не отказывался и, расписавшись в раз пять в графе "получатель", сложил купюры в отдельный карман для последующей проверки на подлинность. Покончив с расчетами, капитан достал из шкафчика слегка початую бутылку виски "Белая лошадь" и пару стопочек.

– Давай-ка обмоем твое прибытие - убытие.

Я согласился, но с условием, что возмещу ему со временем алкогольные запасы, правда, учитывая свои возможности, - только водкой или коньяком. Он небрежно кивнул, разливая напиток по емкостям. Закусывали виски мы, необыкновенно вкусными, вялеными фруктами. Их названий я раньше никогда не слышал и, даже, не предполагал о возможности существования чего-то подобного. Когда Андрей, отправив под стол опустошенную бутылку, предложил закурить "Марльборо" - в мою нетрезвую голову закралась страшная мысль. Здесь шпионское гнездо американского империализма. Наверное, их прикрывает московский резидент, окопавшийся в верховном военном руководстве. Не исключено, подумалось мне, что их щупальца широко раскинулись по соединениям и частям Флота. Возможно, они готовят плацдарм для высадки десанта. Вроде, как на Кубе. В заливе гусей или свиней, не помню. Отечество в опасности? Я должен быть хитрым, осторожным и внимательным, что бы разоблачить врагов. "Вы - болван, Штюбинг" выплыла из памяти фраза главного героя фильма "Подвиг разведчика". Что там еще можно почерпнуть для применения в моей ситуации? "Никелированная кровать с тумбочкой." Не то. "Ваша щетина превратится в золото." Нет - это не годиться. Делая вид, что ничего не подозреваю, а питье "Белой лошади" и курение "Марльборо" для меня дело вполне привычное, я сердечно распрощался с сомнительным капитаном и под конвоем, не менее сомнительного, мичмана покинул часть. Всевозможные предположения не позволяли мне полноценно осклабиться, но я пытался это сделать, как положено.

Опасаясь прослушивания агентами телефонных сетей, я лично прибыл к шефу домой и, взяв с него ужасную клятву молчания, рассказал ему все. Помнится, он поклялся своим новым автомобилем, в очереди на который стоял лет пять, а деньги копил всю жизнь. Иначе я поступить не мог, поскольку дал подписку о неразглашении любых сведений. Шеф выразил недоверие моей версии, особенно после того, как я, по его просьбе, на него дыхнул. Потом задумался и погрустнел. Дело пахло уже не жареным, а - горелым.

– Брякнуть бы особистам, - сказал шеф, - да, что мы сможем им сообщить? В каком-то странном МОРСе капитан-финик глушит виски, курит "Марльборо" и денег отваливает сверх возможной меры всем, кому ни попадя. Кстати, о деньгах. Насколько я в них разбираюсь, а разбираюсь я в них неплохо, они - настоящие.

Мое предложение, подождать несколько дней и еще разок оглядеться на месте, было принято шефом, но с отвращением. Мы оба были в растерянности и расстались, ощущая наличие в мозгах чего-то, вроде тараканов.

* * *

Уже на второй день своего неожиданного отпуска я не выдержал и самовольно отправился в разведывательный дозор. Изображая отдыхающего, я хотел нацепить шорты, однако полное отсутствие загара на ногах, показалось неубедительным. Пришлось надеть спортивный костюм и кеды. Для повышения маневренности - очень кстати оказался соседский велосипед. Бабушкин театральный бинокль (семейная реликвия) с украшениями из слоновой кости и кухонный топорик-секира дополнили мою экипировку. Стараясь остаться неузнанным, я надвинул на глаза кепку и надел темные очки. Дорога была неблизкой, колеса велосипеда зверски восьмерили, но часа за два, все-таки, удалось добраться до места. Мне повезло обнаружить заросший кустарником пригорок, с которого открывалась почти вся панорама МОРСовской ограды и, даже, просматривалась часть побережья с КУНГами, а, самое главное, были видны ворота и КПП. При помощи секиры, я расчистил себе от кустов наблюдательную позицию и отрыл небольшой окопчик. Часов до шести вечера практически ничего не происходило. Стало, однако, понятно, что часть охраняется сменой из четырех пожилых ВОХРовцев (почему-то, называемых в народе мобутовцами). Они только однажды, за несколько часов, сделали имитационную попытку обхода охраняемой зоны. Задора хватило только на десять минут моциона и двадцатиметровое удаление от караулки. Ровно в восемнадцать часов из ворот выехала "Победа", а вслед за ней выбежал мичман, размахивая руками. Из притормозившей машины вылез Семен Ефимыч, выслушал соратника и жестом пригласил его в салон. После их отъезда в течение часа движения, в обозреваемом пространстве, не наблюдалось. Дрема свалила меня в окоп, но громкое тарахтение заставило продолжить наблюдение. Звуки издавались мотоциклом, на котором восседал мой знакомый финансовый воротила - капитан из МОРСа. Был он в комбинезоне песочного цвета, но узнаваем по, почти неуловимым, повадкам самоуверенного и независимого человека. Из, доступной моему обзору, части земной тверди мотоцикл вылетел почти мгновенно. Я, уже было, собрался покинуть свой пост, но снова появился мотоцикл, теперь - с двумя седоками. Крепко обняв капитана от финансерии, на заднем сидении мотоцикла возлежала дама, одетая соответственно верховой прогулке - в брючный костюм. Мотоцикл направился в противоположном от ворот направлении и заглох, где-то метрах в двухстах, левее КПП. Уже темнело, но благодаря своей оптике, я увидел, что две тени проскользнули к КУНГам от ограды. Ага, - подумал я, - там есть пролом или лаз.