На горах (Книга 2, часть 3)

– Да ведь ежели, ваше высокопреподобие, отпустите отца Софрония, так я до самых Луповиц нигде не остановлюсь и назад так же повезу. А в Луповицах из барского дома ходу ему нет,- сказал Пахом.- Явите милость, Марья Ивановна крепко-накрепко приказала просить вас.

– Нет, друг, нельзя,- решительным голосом сказал Израиль.- Боюсь. Ну, как вдруг владыка узнает?.. Не тебя и не Марью Ивановну станет тазать. Так али нет, отец Анатолий?

– Известно,- молвил казначей, зевая всем ртом нараспашку и творя над ним крестное знамение.

– Видишь ли,- обратился игумен к Пахому.-- Нет, друг, поклонись ты от меня благотворительнице нашей, Марье Ивановне, но скажи ей, что желания ее исполнить не могу. Очень, мол, скорбит отец игумен, что не может в сем случае сделать ей угождения... Ох, беда, беда с этими господами!..- прибавил он, обращаясь к казначею.- Откажи - милостей не жди, сделаю по-ихнему, от владыки немилости дожидайся... Да... Нет, нет, Пахом Петрович,- не могу.

– Да ведь не на долгое время, ваше высокопреподобие. Пробыл бы он в Луповицах какую-нибудь неделю, много что две,- начал было Пахом.

– Ишь что сказал!- воскликнул отец Израиль.- А разве неизвестно тебе, что к отцу Софронию богомольцы частенько за благословеньем приходят. В две-то недели сколько, ты полагаешь, обитель от того получит?.. Мне от отца казначея проходу не будет тогда. Так али нет, отец Анатолий?

Вместо ответа казначей громогласно икнул и в строгом молчанье перекрестил уста свои.

Вынул Пахом из кармана пакет и, подержав его в руках минуты две, спрятал опять за пазуху.

– Это у тебя что?
– полюбопытствовал отец Израиль.

– Нет, это так,- молвил Пахом.- Теперича, значит, оно не годится,- и, сказав засим: - Прощайте, ваше высокопреподобие,- подошел к благословению.

– Что за пазуху-то сунул? Письмо, что ли?..- с живостью спросил игумен.

– Нет, это так... Пустое, значит, теперь дело,- молвил Пахом.

– Да что, что такое?
– с нетерпеньем встав с места, сказал отец Израиль.

– Барышня Марья Ивановна приказала было отдать вашему высокопреподобию этот пакетец с деньгами, ежель отпустите отца Софрония,- сказал Пахом.

– Так ты должен мне отдать его, когда барышня приказала?.. Для чего ж не подаешь?.. Странно!..- молвил игумен.

– Барышня приказывала отдать пакет, когда получу отца Софрония, а ежель не получу, велела деньги назад привезти.

– Гм!.. Вот что!.. Слышишь, отец, Анатолий? Отец казначей вместо ответа опять икнул.

– Что с тобой, отче?..- спросил игумен.

– Со вчерашнего,- пробасил отец Анатолий.

– А-а!
– протянул игумен.

– Кваску чрез меру испил...-- молвил казначей.- Холодный, прямо со льду, а я был распотевши.

– Осторожней надо, отче, осторожней,- учительно промолвил отец Израиль.-Ты уж не молоденький, утроба-то обветшала.

– Точно,-- заметил отец Анатолий и еще икнул на всю келью.

– Благословите, ваше высокопреподобие, на обратный путь,- сказал Пахом, подходя к игумену под благословенье.

– Постой, друг, погоди. Дай маленько сообразиться с мыслями,- сказал игумен Пахому, не подавая благословения.- Как бы это нам обладить по-хорошему? Отец Анатолий, как бы это?

– Мнение мое таково же, как и вашего высокопреподобия,- молвил казначей, сопровождая ответ свой икотой.

– Хоть бы водицы испил,- молвил игумен.- Слушать даже болезненно. Поди к келейнику - он даст тебе напиться. Да как стакан-от в руки возьмешь, приподними его да, глядя на донышко, трижды по трижды прочти: "Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его". Помогает. Пользительно.

Безмолвно поднялся с места отец Анатолий и, с поникшей главой и долу опущенными глазами, пошел из кельи. Молчал игумен, молчал и Пахом.

– Какое ж будет решенье от вашего высокопреподобия?
– спросил, наконец, Пахом.

– Не знаю, друг, что и сказать тебе,- покачивая в раздумье головой, сказал отец Израиль.- Дело-то опасное. Сам посуди! И обители изъян - ропот пойдет, молва меж братии. И Марье-то Ивановне желательно угодить и владычного-то гнева страшусь. "Ты, говорит, не смей Софрона никуда пускать". Так и сказал этими самыми словами. "И без того, говорит, много толков обносится про него, а читывал ли, говорит, ты "Духовный регламент" Петра Великого? Помнишь ли, что там постановлено о ханжах и пустосвятах, а равно и о разглашении ложных чудес и пророчеств?.." Вот какие слова говорил владыка. Доложи господам, отец, мол, игумен рад бы всей душой, да опасается - в ответ не попасть бы.

– Так уж благословите меня, ваше высокопреподобие, в путь отправляться,снова подходя к благословению, молвил Пахом.

– Да ты повремени, отдохни сколь-нибудь,- сказал Израиль, не подавая благословения.- Обожди маленько, обедня отойдет сейчас, в трапезу пойдешь, преломишь хлеб с братиею. Сам-то я не совсем домогаю, не пойду, так отец Анатолий тебя угостит.

– Нет уж, увольте меня, ваше высокопреподобие,- сказал Пахом.- Надо к вечеру домой поспеть.

– Да ты не торопись... Ишь какой проворный,- тебе бы тяп-ляп, да и корабль. Скоро, друг, только блины пекут, а дело спехом творить только людей смешить. Так не подобает,- говорил игумен.

Под это слово воротился казначей. Ему облегчало, и он спокойно уселся на оставленное место.

– Как посоветуешь, отец Анатолий?
– молвил ему игумен.- Не отпустить ли уж отца-то Софрония?..

– Все в вашей власти, ваше высокопреподобие,- сквозь зубы пробурчал казначей.

– Конечно, дело такое, что колется,- сказал отец Израиль.- Страшливо... Однако ж и то надо к предмету взять, что нельзя не уважить Марью Ивановну она ведь наша истая благодетельница. Как по-твоему, отец казначей, можно ль ей не уважить?

– Не уважить нельзя,- ответил отец Анатолий.

– И сам я тех же мыслей,- решил игумен.- Хоть маленько и погрешим, да ведь ни праведный без порока, ни грешный без покаяния не бывают на свете. Пущу я Софрона-то.

– Отчего ж и не пустить?
– промолвил отец Анатолий.- Пускали же прежде.

– Так облегчись, отче, сходи за ним сам, собери его да приведи ко мне в келью,- сказал игумен. Поклонился отец Анатолий и пошел из кельи.

– Давай письмецо-то,- сказал игумен Пахому, как только вышел казначей.