На грани анархии

— Квинн заставляет тебя принимать лекарства дважды в день, как по часам, верно?

— Да. Каждый день.

Саттер и ополченцы приносили Ноа все больше таблеток гидрокортизона с каждой вылазкой, хотя из-за метелей, бушевавших на юге Мичигана, они не могли выходить на улицу, как обычно.

Ноа больше не волновался. У него имелся запас на несколько лет вперед, спрятанный в вещевом мешке в шкафу в главной спальне. Постоянная тревога, преследовавшая его в первые недели после ЭМИ, рассеялась.

Но не беспокойство за сына. Это не прошло.

— Ты знаешь, я должен убедиться.

— Квинн говорит, что ты слишком опекаешь.

Ноа поднял брови.

— И сейчас тоже говорит?

— Она утверждает, что я должен иметь возможность забраться на самое высокое дерево, если захочу. Она говорит, что я могу выпрыгивать из самолетов, если захочу. — Он пожевал нижнюю губу. — Как только снова появятся самолеты.

— Я уверен, что для этого тебе должно быть, как минимум восемнадцать.

— Ладно, неважно. Можем мы внести это в мой список?

Ноа улыбнулся.

— Ты имеешь в виду твой список желаний?

— Список того, что ты хочешь успеть сделать до смерти.

— Ну да, этот. — Грудь Ноа сжалась. Он засомневался. — Зачем ты составляешь такой список?

— Квинн говорит, что все умирают.

— Ну, технически, но...

— Все умирают, но не все действительно живут. Я сказал, что мы должны составить список всего того, что мы хотим сделать, пока еще живы. Потому что неизвестно, как долго это продлится.

Ноа сглотнул внезапный ком в горле. Ему было всего восемь лет, но Майло уже видел чудовищные вещи и пережил целую серию ужасов.

Сначала трупы на кресельном подъемнике в день ЭМИ. Затем резня в Кроссвей. И вот вчерашняя перестрелка у Дэррила Виггинса.

Томас Блэр и его друг, Тед Никлсон, мертвы. Блэры, Никлсоны и еще несколько человек вбили себе в голову, что смогут силой захватить дом в «Винтер Хейвене».

Ополченцы быстро разуверили их в этом. Тактика Десото оказалась жестокой, но эффективной. Любой, кто думал попробовать что-то подобное, теперь задумался. Ноа не разделял такую позицию, но что сделано, то сделано.

Розамонд пошла еще дальше. Никто из членов семьи, связанных с виновными, не получит никаких поставок из городского распределительного центра. Ничего. Ни банки бобов, ни рулона туалетной бумаги.

Миссис Блэр овдовела. Ее дочь Уитни оплакивала своего отца.

Ноа ничего не мог с собой поделать. Он их жалел.

Как только метель утихнет, Ноа навестит Розамонд. Он попытается поговорить с ней, попросит ее смягчить позицию, отменить приказы.

Все будет хорошо. Он позаботится об этом. В конце концов, теперь он начальник полиции.

— Ты знаешь, что я устанавливаю правила и проверяю тебя, потому что забочусь о тебе, — сказал Ноа. — Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность.

Майло закатил глаза.

— Я знаю, папа.

Ноа протянул руку и откинул кудрявые волосы Майло с лица. Они слишком отросли и свисали ему на глаза. Придется разыскать ножницы и сделать ему домашнюю стрижку.

Еще один момент краха общества, о котором он никогда не задумывался.

Хотя Ноа был наполовину латиноамериканцем, он внешне походил на своего ирландско-американского отца: у него были темно-каштановые волосы, но светлый цвет лица. Майло унаследовал оливковый оттенок кожи венесуэльской матери Ноа, его непокорные черные кудри и большие темные глаза.

Его круглое мальчишеское лицо истончалось, и с каждым днем он все больше походил на Ханну. Сердце Ноа раздувалось от любви к этому милому, серьезному ребенку.

— Я серьезно. Мы должны быть осторожны. Мир небезопасен. Все может случиться. Майло, вчера ты видел, как погибли два человека.

— Квинн впечатала мое лицо в свой живот. Было больно. Я ничего не видел, только слышал громкие хлопки. Я хотел помочь. Она не позволила мне.

Ноа выдохнул. Квинн спешит на помощь. Опять. Она уже говорила ему об этом, но услышать это из уст Майло стало утешением.

— Я рад, что она это сделала, сынок. Мир — он не такой, как мне хотелось бы. Я не могу защитить тебя от всего, как бы отчаянно не желал этого.

— То же самое говорит Квинн.

Иногда он слушал версии «квиннизмов» и «моллизмов» от Майло целыми днями. Бывали вещи и похуже.

— Что еще говорит Квинн?

— Что нельзя оставаться в безопасности от всего. Что попытки сделать это в конечном итоге приводят к худшему. Что жить своей жизнью — значит рисковать. Что нужно быть умным, а не глупым, как большинство людей. Это как батут. А нет, балансирование. Как в цирке.

В нем вспыхнуло раздражение. Ноа сел на матрас. Он провел рукой по волосам.

— Это мнение Квинн. Ей шестнадцать лет.

— Она на много старше меня.

— Не на столько старше. Не достаточно, — огрызнулся Ноа. — Когда вам обоим будет столько же лет, сколько мне, тогда, возможно, вы сможете начать принимать решения. А до тех пор я здесь главный. И именно я принимаю решения о безопасности. Ясно?

Лицо Майло поникло.

Чувство вины укололо его. Ноа высказался слишком резко. Он не хотел этого.

Он заботился о Квинн, но она все еще оставалась ребенком, наивной идеалисткой. У нее еще детские представления о том, каким должен быть мир. Должен быть, а не такой, какой он есть.

В реальном мире приходится идти на уступки и компромиссы. Иногда даже приходилось делать то, что вызывало неприязнь к себе.

Он сжал плечо Майло.

— Эй. Это было не круто. У меня стресс, но это не оправдание. Мне жаль. Простишь меня?

Майло кивнул, почувствовав облегчение. Он приподнялся на локтях и прижался головой к груди Ноа. Ноа обхватил сына руками. Такой маленький, такой худенький. Все сердце Ноа вместилось в тело этого маленького мальчика. Его любовь к сыну билась сильно и яростно, отдаваясь в каждой клеточке.

— Я люблю тебя, сынок. Нет ничего, что я не сделал бы для тебя.

— Я знаю, папа, — сказал Майло, его голос звучал приглушенно. — Я тоже тебя люблю.

Глава 13

Ханна

День двадцать первый

Ханна ждала.

Призрак скулил у входной двери.

Ханна хотела поддаться ему, распахнуть дверь и отправить пса в ночь на помощь Лиаму. Но она этого не сделала.

Слова Лиама звучали у нее в ушах. «Не открывай дверь никому, кроме меня. Держи Призрака здесь, чтобы он защищал тебя и Шарлотту».