На грани краха

План Б. Ей нужны ножницы.

Большинство людей держали их в кухонном ящике. Возможно, и он тоже. Ханне просто нужно найти кухню, а там уже определиться, куда идти.

Она могла бы это сделать. Могла бы выяснить, где лежат ножницы. Но ей придется войти в дом вслепую, не зная, куда идти, пробираясь лишь на ощупь.

Временная слепота делала Ханну еще более уязвимой и беспомощной, чем обычно.

Паника вцепилась в нее когтями, сдавливая горло.

Она едва могла дышать, двигаться, ее руки и ноги словно приросли к месту. Тьма клубилась в ее сознании и грозила снова потопить его. Но она не могла позволить уйти в себя.

Каждая минута на счету. Только это имело значение.

Ханна приложила все силы, чтобы остаться в сознании и подавить парализующий разум страх.

Или двигайся, или умирай.

А она отказывалась умирать.

Не открывая глаз, подняла руки и толкнула ими дверь. А затем на четвереньках проползла в дом, почувствовав под собой прохладный линолеум.

Внезапно раздался собачий лай, который напугал Ханну. Сердце подпрыгнуло в груди, и она пригнулась под натиском всепоглощающего ужаса.

Тюремщик точно здесь. Выпустил дикого пса и завел его внутрь, чтобы тот разорвал ей горло… Чудовище из ночных кошмаров. С желтыми глазами и черной пастью. Его когти сомкнутся вокруг ее горла и перекроют дыхание.

Разум Ханны снова угрожал помутиться. Непроницаемая тьма поглотила ее мысли. Нет! Она не могла опять замкнуться в себе. Ханне нужно оставаться в сознании. Бороться. И не важно насколько сильным был ее страх.

Она заставила себя считать про себя, в попытке успокоиться.

Раз, два, три… Тридцать, тридцать один, тридцать два… Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

«Думай», — раздался голос где-то в глубине ее разума.

Гулкий лай доносился снаружи. А значит, пес находился на улице, а не внутри. Он не укусит.

Никто не причинит ей вреда.

Ханна сделала несколько прерывистых вдохов, пока не восстановила контроль над собой. Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться на побеге. Только это имело значение.

Успокоившись, отвлеклась от лая и прислушалась к звукам внутри. Она не слышала никаких признаков жизни.

Ничего. Ни мягкого жужжания холодильника, ни тиканья часов. И что еще самое главное — ни скрипа сапог по половице, вздоха или низкого ровного дыхания.

Это не означало, что Ханна находилась в доме одна.

И уж точно не значило, что она в безопасности.

Глава 4

ХАННА

День первый

Сердце бешено колотилось в груди. Ханна поползла по полу, балансируя на тыльной стороне ладони искалеченной левой руки, а правую вытянув перед собой, в попытке что-то нащупать.

Колени все еще ныли, как и поясница. Тупая боль в левой руке так и не прошла.

Но Ханна не обращала на это внимания. Она привыкла к боли, к агонии сломанных пальцев и чувствительности медленно заживающих синяков. Так что эта боль не стала исключением.

Она нащупала пальцами тонкую ножку стула, затем более толстую ножку стола. Обогнула стол и проползла еще пару метров, пока не коснулась чего-то гладкого и теплого.

Это оказалось дерево, а не прохладная поверхность нержавеющей стали.

Кухонный шкафчик.

Ханна подняла руку повыше, потянулась и нашла первый ящик. Она исследовала каждую вещь пальцами. Помутненный разум с мучительной медлительностью выдавал названия предметов — холодные металлические ложки, вилки и хлебные ножи.

Она вытаскивала каждый предмет и бросала его на пол, не думая о том, чтобы положить аккуратно обратно, как ему нравилось.

Во втором ящике оказались гладкие цилиндры со специями и травами. В следующем — круглая скалка и широкие разделочные доски. В четвертом ящике лежали мерные ложки, чашки и консервный нож.

Пальцы Ханны сомкнулись на чем-то гладком, прохладном и заостренном.

Ножницы.

Ее омыло облегчение. Она села и прислонилась спиной к шкафу, вытянув ноги перед собой. Затем нащупала нижний край рубашки и приготовилась резать.

Все еще зажмурившись и осторожно двигая пальцами, Ханна отрезала полоску ткани шириной около четырех дюймов и длиной в полметра.

Затем уронила ножницы, сложила полоску в два раза и прикрыла ею глаза, как повязкой. Завязав концы на затылке, поправила повязку так, чтобы можно было видеть из-под нее.

Она медленно открыла свои воспаленные глаза. Темнота принесла неимоверное облегчение. Когда Ханна посмотрела вниз, то смогла разглядеть на полу линолеум в черно-белую клетку.

Уже неплохо. Со временем зрение восстановится.

С каждой минутой, проведенной вдали от тесной темницы, туман в ее голове рассеивался. Она была свободна.

Свободна.

Ханна едва могла сосредоточиться на данном факте. Но он не имел значения. Все, что ей нужно, так это убираться отсюда к чертовой матери.

Ханна схватила ножницы и поднялась на ноги.

Что дальше?

Она не могла выглянуть из окна. Пока не могла.

Так что замерла и прислушалась. Послышался лай собаки. Звук стал отчетливее и гораздо громче.

Больше Ханна ничего не слышала. Ни урчания автомобильных моторов. Ни голоса соседей.

Она находилась где-то далеко от цивилизации. Тюремщик сделал все, чтобы никто не услышал ее крика.

И никто никогда его не слышал.

Ближайший город наверняка находился в милях пятидесяти отсюда. Была середина зимы. Ханна не могла выйти на улицу в свитере и кальсонах и ожидать, что продержится больше нескольких часов.

Ей нужно собрать как можно больше припасов, прежде чем она отправится в путь.

Глядя вниз из-под повязки, осторожно прошла через кухню и ступила на деревянный дощатый пол. Она наткнулась на коричневый кожаный диван и чуть не опрокинула столик, заваленный книгами. Затем нашла камин и дровяную печь и, наконец, добралась до коридора, ведущего в комнату.

В ней оказалось темно. Жалюзи на окнах опущены, а шторы задернуты, защищая от мучительного дневного света.

Ханна закрыла глаза, приподняла нижний край повязки и снова медленно их открыла. Ей потребовалась всего минута, чтобы привыкнуть.