На исходе ночи

– Ты хочешь сказать… – медленно начал Ше-Кентаро.

– Я сказал все, что хотел, – перебил его Слизень. – Об остальном сам подумай. – Он сделал глоток горячего сладкого джафа. – Странно, мы с тобой не первый год знакомы, а заговорили об этом впервые.

– Ты сам начал этот разговор, – напомнил Ше-Кентаро.

– Какая разница, кто, – недовольно дернул щекой Слизень. – Вообще-то я только спросил, для кого ты покупаешь ун-акс?

– Не знаю, – покачал головой Ше-Кентаро. – Точно – не знаю.

– Мне, наверное, следует изобразить удивление? – поднял бровь Слизень.

– Как знаешь, – с безразличным видом пожал плечами Ше-Кентаро.

– Я ничего не знаю. – Слизень повел подбородком так, будто воротник рубашки давил ему на горло. – И честно говоря… – Барыга улыбнулся беспечно, словно ему в целом свете ни до чего не было дела, и крутанул растопыренной пятерней, как будто лампочку в цоколь вворачивал. – Все, проехали! Будем говорить лишь на те темы, которые нам обоим интересны.

– Я действительно не знаю, для кого покупаю ун-акс. – На лице Ше-Кентаро появилось обиженное выражение, все равно как у мальчонки, с которым никто не хочет играть. – Но я знаю, что должен это делать. Иначе… – Ону беспомощно взмахнул руками. – Иначе произойдет что-то ужасное.

– Призраки Ночи? – с пониманием прищурился Слизень.

– Ты их тоже видишь?

– Еще бы…

Взгляд барыги скользнул над плечом Ше-Кентаро и растворился в пустоте бесконечности. Что он там видел – кто бы сказал?

– На что похожи твои призраки? – спросил Ше-Кентаро.

– На призраков. – Взгляд Слизня вновь приобрел ясность и сфокусировался на лежащем на столе карандаше. – Мерзкие, скользкие и противные.

– Что они от тебя хотят?

– Если бы я только знал. – Слизень взял в руки карандаш и переломил его почти посередине. – Если бы знал…

– Я пробовал говорить с ними, – сказал Ону.

– Пустой номер. – Слизень кинул обломки карандаша в корзину для бумаг. – Они сами по себе.

– Верно, – согласился Ше-Кентаро.

– Слышал про убийство инспектора са-турата? – Слизень взял в руку парпар, наклонил его так, что едва не выпала соломинка, и снова поставил на стол. – Поговаривают, его разорвали призраки Ночи.

– Я был знаком с убитым.

– Серьезно?

– Я сдавал ему варков.

– И как он?

– Что ты имеешь в виду? – не понял Ону.

– Ну, в смысле… – Слизень поднял руку и помахал растопыренными пальцами у виска. – С головой у него как, все в порядке было?

– Это был самый нормальный са-турат из всех, с кем мне приходилось иметь дело. – Ше-Кентаро наклонил голову и кашлянул в кулак. – До сих пор в голове не укладывается.

– Что именно? – Голос Слизня был до неприличия бесстрастен. – То, что убили са-турата?

– То, что убили человека, которого я хорошо знал, – ответил Ше-Кентаро.

– А-а…

– Я видел его в тот день… Незадолго до убийства.

Слизень задумчиво постучал пальцами по столу.

– Что говорят об убийстве в управлении са-турата?

– Смеешься? – исподлобья глянул на барыгу Ше-Кентаро. – Кто в управлении станет обсуждать такие вопросы с ловцом?

– Ну, – Слизень взмахнул кистью руки, раскинув пальцы веером, – может быть, слышал что краем уха?

– Только то, что са-тураты были бы рады списать убийство на призраков Ночи.

– Это понятно, – наклонил голову Слизень.

– Почему? – не понял Ше-Кентаро.

Слизень положил обе руки на стол и подался вперед.

– Потому что это уже не первое подобное убийство.

– Ага. – Ше-Кентаро, задумавшись, прикусил ноготь большого пальца. – Сколько уже было случаев?

– Твой са-турат шестой.

– А до него?

– Первой была убита женщина, домохозяйка сорока двух больших циклов от роду. Следом за ней – лектор из Высшей школы управленческих кадров, пятьдесят два больших цикла. Рабочий с фабрики «Ген-модифицированные белки Ше-Матао», тридцать девять больших циклов. Безработный, сорок три больших цикла. Потерял работу за два средних цикла до убийства. До этого был научным сотрудником в Академии рационального питания. Уволен в связи с плановым сокращением штатов. И, наконец, еще одна женщина, сорока одного большого цикла. Профессия у нее была довольно необычной для женщины – таксист. Работала в трудовом товариществе «Красный свет». В день убийства у нее был выходной.

– На первый взгляд между убитыми нет ничего общего, если они, конечно, не жили в одном доме, не учились в одной школе… Хотя нет, возраст разный.

– Общее между ними то, с какой жестокостью совершены убийства. Жертвы исполосованы ножом и едва ли не выпотрошены. Четверо из шести были обнаружены еще живыми, но не могли сказать ни слова – у всех были отрезаны языки, под самый корень.

– Отрезанный язык аккуратно уложен в бумажник. – Ше-Кентаро произнес эти слова негромко, даже меланхолично как-то, отстраненно, глядя не на собеседника, а на штабель ящиков с шампунем для жирных волос.

– Ты же говорил, что ничего не знаешь.

– Что? – растерянно посмотрел на Слизня Ше-Кентаро.

– Ты сказал, что тебе ничего не известно об убийстве, – повторил тот.

Секунду помедлив, Ше-Кентаро кивнул:

– Ну да.

– Но про отрезанные языки ты знаешь.

– Я знаю только об убийстве са-турата. Да… – Ше-Кентаро наклонил голову и медленно провел пальцами по лбу. – Когда ты начал рассказывать, я вспомнил, что где-то об этом слышал… Вот только не помню где…

– У предпоследней жертвы, той женщины, что водила такси, бумажника при себе не было. Ее язык убийца уложил в косметичку.

– Почему убийца отрезает жертвам языки? – спросил Ше-Кентаро.

– Я бы тоже хотел это знать. – Барыга сделал глоток джафа. – Ни одна из жертв не была ограблена, никаких признаков, указывающих на сексуальный характер преступления, не было, следовательно, либо это работа психа, либо ритуальные убийства. И то и другое мне не нравится.

– Какое это имеет отношение к тебе? – удивился Ше-Кентаро.

– Это имеет отношение ко всем нам. – Слизень провел по воздуху рукой и направил указательный палец на собеседника. – До рассвета осталось три больших цикла, и люди уже начинают сходить с ума. Такое и прежде случалось. Если покопаться в архивах, можно найти множество записей о массовых истериях, самоубийствах, погромах, резне, бессмысленной и жестокой. И всегда это происходило за два-три больших цикла до рассвета.

– Видимо, к этому времени подходит к концу запас человеческого терпения, – высказал предположение Ше-Кентаро. – Людям не свойственно жить во тьме.

– Зато людям свойственно убивать друг друга, – саркастически усмехнулся Слизень.

– Ты не ответил, почему тебя интересуют эти убийства.

– Потому что я хочу дожить до рассвета. – Слизень со стуком припечатал опорожненный парпар к крышке стола. – Вот так. И я не хочу, чтобы мне помешал какой-то псих или кучка фанатиков.

– Но пока это единичные случаи.