На край света
Шрифт:
Подошел черед и сухим анкудиновцам, что плыли на льдине. Некоторые из них сохранили сабли и пищали. Этих тут же посадили на весла.
— Разворот! — приказал Дежнев. — Поищем и тех сердешных, коих лиходеи в море бросили.
Евтюшку Материка и Ивашку Вахова также нашли. Один из них держался за деревянное ведро, другой — за весло. Оба они окоченели. Их с трудом подняли петлями.
— Суханко! — приказал Дежнев Прокопьеву. — Займись этими робятами. Одень-ко их во что ни на есть сухое. А там приведешь их ко мне.
Скоро одетые в кухлянки и унты Евтюшка Материк
— Великое тебе спасибо, Семен Иваныч. Жизнью тебе обязаны, приказный, — говорили они Дежневу. — А бросили нас в воду за то, что убивать тебя отказались. Хотели тебя загубить. И Холмогорца тоже…
— Ладно. Доскажете после.
— Куда послать их? — спросил Прокопьев. — К анкудиновцам?
Материк и Вахов перепугались.
— Смилуйся, приказный! Коли спас, не погуби теперь! Убьют нас там анкудиновцы!
— Ладно. Не бойтесь. Будете жить с моей котляной. Хорошие вы, вижу, робята. Как к лиходеям-то попали? А ну-ко, сказывайте!
— Бежали мы из Якутского острогу от воеводиных батогов. Деваться некуда было. С голоду помирали… Что нам оставалось?
— Тошно нам было у них, — признался Вахов. — Только и думы было — убежать, да некуда.
— Вот что, робята, говорите прямо: будете честно служить, коль я приму вас в свою котляну?
— Испытай нас, приказный!
— Прикажи! Все сполним!
— Беру вас обоих. Сухан, дай им сабли. Дай место в средней заборнице да накорми.
Дежнев вышел из казенки. Коч миновал юго-восточный край Необходимого Носа, и его южный склон, мрачный и обрывистый, открылся перед Дежневым. Водопады там и здесь обрушивались в море с самой его вершины. Слева, на востоке, по-прежнему виднелись два острова.
«Медведь» на веслах подходил к «Рыбьему зубу».
2. Большой каменный нос
— Всех ли спасли? — закричал Попов, едва «Медведь» приблизился к «Рыбьему зубу».
— Всех! — отозвался Дежнев.
— Где они?
— В поварне, а кто посуше, те — на веслах.
«Медведь» качался на волнах в пяти саженях от «Рыбьего зуба».
— Радость-то какая, Семен Иваныч! — продолжал Попов, блестя глазами. — Землю Сибирскую обошли!
— Обошли, дружище! — улыбнулся Дежнев. — Взгляни-ко на этот большой нос, Федя. Вышел он в море гораздо далеко…
— Высота! Саженей триста, а то и все четыреста, пожалуй, будет [92] .
92
Большой Каменный нос, или Чукотский нос, в XVIII и XIX веках назывался Восточным мысом. В 1898 году, по предложению Норденшельда, он был переименован в мыс Дежнева. Его высота 850 метров.
— И смотри ты, сколько людей здесь, на носу, живет! Видно, место это зверем морским и рыбой богато.
— Быть может, и корги моржовые недалече.
— Не на том ли вон острове?
— Не сходить ли нам на него?
— Сходим, пожалуй.
Только прежде, Федя, побеседовать бы с тобой мне нужно. Давай-ко подойдем к берегу, где потише место.— Приказывай, Семен Иваныч!
— Держись за мной. Михайла, возьми правее! Так держи!
Дежнев подвел кочи к отошедшему от скал и выдавшемуся в море низменному берегу.
Там широкий ручей, напрыгавшийся по уступам глубокого ущелья, спокойно, как бы отдыхая, вливался в море.
Там скалы не нависали над головой, и повторение обвала, как у носа Эрри, было невозможно.
Кочи стали на якоря в нескольких саженях от берега. Спустили карбасы.
— Всех анкудиновцев с весел — в поварню, — приказал Дежнев. — Михайла, тебя оставлю старшим. Анкудиновцев запереть. Стражу удвоить. Всем глядеть в оба! Со мной идут на берег Фомка, Сидорка и Суханко. Взять пищали.
Дежнев спустился в карбас. Попов также направился к берегу.
Сопровождавшие Попова покрученики — Филипп Александров и Терентий Назаров — отошли по берегу, один вправо, другой влево. Фомка и Сидорка, едва выпрыгнув из карбаса, быстро зашагали вдоль ручья к ущелью.
Дежнев с Поповым, удалясь от карбасов на полсотню шагов, остановились на открытом месте. Солнце поблескивало на куяках и шлемах кормщиков.
Попов вопросительно посмотрел на Дежнева.
— Как видно, Федя, — начал Дежнев, — нос-то в самом деле кое для кого необходимым оказался. Анкудинову не удалось его обойти.
— Самому не удалось, — улыбнулся Попов, — но, сидя у тебя в поварне, он его все же обошел. Наверно, он так и будет говорить, коль его не повесят.
— Герасим опасней, чем я думал. Ведомо мне теперь, он и на Исая Игнатьева пытался напасть.
— Дознался? — вскинул голову Попов.
— Двое его парней ко мне перешли. Поведали. Тут, у носа, он хотел было и на нас напасть.
— Ишь, волки!
— Решил я Гераську и его людишек держать под стражей, доколе не воротимся на Колыму. Оттоле отошлем их в Якутский острог. Пусть воевода сам судит.
— Намучаемся мы с ними! — Попов сокрушенно махнул рукой. — Довольно ли у нас хлеба и рыбы прохарчить их? Не высадить ли их где-либо на берегу, либо на острове?
— Нельзя. Думал я об этом. Без оружия их высадишь — всем голодная смерть. Не могу этого сделать. Оказались же средь них хорошие парни — Материк с Ваховым. Случаем попали они к лиходеям.
— Как говорят, черт попутал, — усмехнулся Попов.
— Может статься, еще такие найдутся и верной службой вины свои искупят. Нельзя обречь их на смерть, не разобравшись.
— Твоя правда, Семен Иваныч.
Дежнев положил руку на плечо Попову:
— И ты, Федя, так не сделал бы, как сказал. Сердцем ты мягок. Другой раз и суровые слова скажешь, а сердце твое говорит другое.
Попов слегка покраснел.
— Это дюже хорошо. Но сейчас-то суровость надобна. Высадить их с оружием тоже нельзя: разбойничать станут. Начнут чукчей грабить. Не допущу! — Дежнев сдвинул брови.
— Нельзя пустить их разбойничать…
— Что остается? Таскать их с собой под стражей.