На край света
Шрифт:
— Сколько дней не ели?
— Пятый, — еле выдавил Сидорка.
— Обожди. Не ешьте холодного. Сейчас дадим похлебку.
— Отколе у вас мясо?
— Нерп добыли.
Разогрели нерпичью похлебку. Фомка с Сидоркой поели и лишь тогда смогли рассказать о несчастьях, постигших ватагу Андреева.
Услышав, что в нескольких часах ходьбы оставлен Зырянин, а в трех днях пути — остальные девять человек, погибавшие от голода и холода, Дежнев опечалился.
— Беды не по лесу ходят, а по людям, — молвил он. — Мешкать нечего. Идем выручать товарищей!
Двое нарт, которые дежневцы успели смастерить, были нагружены мясом, меховыми
Двенадцать человек связались друг с другом ремнями. Напитавшиеся и обогревшиеся Фомка с Сидоркой зашагали во главе ватаги тем путем, какой они только что преодолели со столь большим напряжением.
Пурга нанесла высокие снежные заструги и так изменила местность, что Фомка с Сидоркой не могли ее узнать. С отчаянием они бродили взад-вперед вдоль берега, звали Зырянина, раскапывали сугробы, искали срубленные вершины тальника. Их голоса терялись в вое пурги. Тальник был погребен под высокими застругами.
Для продолжения поисков Зырянина Дежнев оставил себе троих: Сидорку, Евтюшку Материка и Захарова. Остальные землепроходцы во главе с Фомкой пошли отыскивать группу Андреева.
Фомка не нашел Андреева и его людей. Более недели бродил он по местам, казалось бы, отмеченным им и Сидоркой. Остались ли Андреев, Астафьев и семеро анкудиновцев похороненными под глубоким снегом? Нашли ли их местные жители и увезли в свои зимовья? Это осталось неизвестным. Вернее — первое, так как через полгода Дежнев нашел местных жителей — анаулов, но никаких следов группы Андреева он у них не обнаружил.
Когда отряд Фомки вернулся в зимовье, Дежнев и остальные люди были там. Зырянина так и не нашли.
10. Широким шагом
Мы оставили Михайлу Стадухина и беглых казаков на Яне осенью 1647 года.
Стадухин знал, что Студеное море не в каждом году пропускает с Яны на Индигирку. Пропустит ли оно будущим летом?
Не желая позволить Дежневу опередить себя, нетерпеливый Стадухин решил, не дожидаясь, лета, идти нартами на Индигирку, а с нее — на Колыму.
Дорогой ценой, отдавая по пяти соболей за каждую собаку и по соболю за нарты, он купил собачьи упряжки и в феврале 1648 года вышел на Индигирку с частью беглых казаков.
Перед уходом Стадухин поручил свой коч Василию Бугру.
— Лишь пройдет ледоход, лишь откроется в море заберега, идти тебе, Василий, со всеми твоими людьми на Колыму, — приказал он Бугру. — Идти вам с поспешением, — добавил Стадухин, садясь на нарты. — За леность и небрежение быть вам в великом наказании.
Сын боярский Василий Власьев скупил всех оставшихся на Яне собак, худших, чем доставшиеся Стадухину, и в марте двинулся на них на Колыму, намереваясь выйти к Средне-Колымскому зимовью. Он предпочел путь длиннее, но безопаснее.
Стадухин за семь недель дошел до Индигирки. Не слишком надеясь на своевременность прихода Бугра в Нижне-Колымский острог и зная, что там не достанешь леса для коча, Стадухин построил судно на Индигирке и много раньше Бугра и Власьева пришел на нем в Нижне-Колымский острог. Но как ни торопился Стадухин, а прибыл на Колыму месяцем позже ухода с нее кочей Дежнева. Стадухин был взбешен. Он тотчас же погнался бы за Дежневым по морю, но наскоро сшитый коч потек. Пока возились с кочем, наступил август. Начались заморозки. В море появились льды. Уж
стало поздно думать о морском поиске.Однажды в ветреный августовский день, когда рассеялись туманы, а над головой курлыкали отлетавшие журавли, Стадухин стоял у причалов, приглядываясь к двум кочам, подходившим с моря. В одном из них он признал свой коч, порученный Бугру. Торговый человек Михайла Леонтьев, стоявший у причалов рядом со Стадухиным, радостно вскричал:
— Батюшки-светы! Никак мой коч идет!
Никогда не отличавшийся солидностью фигуры, Леонтьев совсем извелся, больше года дожидаясь прихода с Лены своего коча, груженного хлебным запасом и другими товарами. Но радость Леонтьева скоро уступила тревоге. Он не видел на коче ни своего приказчика Максима Усольца, ни его покручеников. С коча сошли Василий Бугор, Артемий Солдат, Павел Кокоулин. На втором коче подошли Ерофей Киселев, одноглазый Шалам Иванов и другие беглые казаки.
— Доброго тебе здоровья, приказный! — приветствовал Бугор Стадухина. — Дошли благополучно. Шли, как ты и приказал, с великим поспешением.
— «С поспешением!» — насмешливо повторил Стадухин, не скрывавший одолевавшей его досады. — Ледостав на носу, а ты еле доволокся! Раделец мне, тоже!
— Где мои люди?! — истошным голосом возопил Леонтьев. — Где мои товары?!
Бугор удивленно посмотрел на щуплого торгового человека.
— Не Михайла ли ты Леонтьев? — степенно спросил Бугор.
— Он и есть! — нетерпеливо ответил купец.
— Так знай, добрый человек, многие твои люди богу души отдали.
— Вы убили их, разбойники!
— Эк, что сказал! Да как твой язык повернулся возвести на нас такую напраслину? — возмутился Бугор.
— Собака попусту лает, да и то дурная, — сказал Кокоулин, сплевывая.
— Да коч-то у вас мой! — вскричал Леонтьев.
— Твой коч простоял зиму в заморозе в море у Хромой речки. Мы взяли его, когда шли мимо, июля двадцатого числа, — ответил Бугор.
— И ни души на нем не было, — прибавил Артемий Солдат, круглое честное лицо которого выражало крайнее неодобрение Леонтьеву.
— А как мне знать, что не вы их порешили? — не унимался Леонтьев.
— И вот как: читай-ко эту грамотку, — сказал Бугор, достав из-за пазухи листок бумаги. — Мы нашли ее в коробе на твоем коче.
Леонтьев развернул бумагу дрожашими пальцами.
— «По-кру-ченики при-казчика Мак-сима Усольца, — начал читать Леонтьев прерывавшимся голосом, — Андрюшка Колоб, да Елфимко Мокрошуб, да Власко Козица, оцынжав и неминучую смерть ожидая, оставляем коч…» Ах, нехристи! Шкурники! — кричал Леонтьев, прервав чтение. — Оставляют коч! А товары!
— Дай-ко я прочту. Так мы скорее разберемся, — сказал Стадухин, взяв грамотку у Леонтьева.
— «…оставляем коч, хлебный запас и товары на волю божию, — читал Стадухин. — Поволокемся одними нартами на Индигирку-реку. А Максим Усолец, сам-семь [119] , ушел на нартах для рыбной ловли в Хромую речку и не вернулся; погиб ли, не ведаем. А из покручеников, что остались здесь, в заморозе, на коче у товаров, из семи человек умерло четверо. Добрые люди, кто найдет товары, дотянуть бы вам их к зимовью. А хозяин им Михайла Леонтьев».
119
Сам-семь — группа из семи человек.