На краю Дикого Поля

– Понятно. Я и значительные люди Новгорода также прилагаем силы для строительства кораблей, но у нас, и я обязан тебя об этом предупредить, князь Александр Евгеньевич, имеется некоторое количество изменников, пытающихся мешать воле великого государя.

– В чём это выражается?

– Было несколько попыток поджога верфи и лесных складов. Там у верфи, ты увидишь, когда приедешь, рассажены на колах около полусотни злодеев, и некоторые из них, боярских родов.

– Я поражён.

– Таков приказ великого государя, и этот приказ справедлив.

– Нет ли известий, когда потребуются строящиеся пароходы?

– Полагаю, не раньше следующей весны. Так что у нас имеется больше года на подготовку.

– Это превосходно. В этом случае имеется достаточно времени на тренировки экипажей и артиллеристов. Мы там в Лодейном Поле сделали новое противооткатное устройство, оно весьма способствует более точной пальбе.

– Надеюсь, ты применишь эти устройства и на строящихся у нас пароходах?

– Разумеется, князь Андрей Иванович, применю.

– А как обстоят дела на Лодейнопольской верфи, нет ли каких-то проблем с поставками металлоконструкций для верфи?

– Металлоконструкции мы доставили ещё осенью, до ледостава, и сейчас благополучно их монтируем. Недостающие детали отливаем у себя же на верфи, для этого имеется вагранка. И слава богу, о попытках поджогов или иного злодейства, у нас даже и мысли не возникало. Были попытки краж, но стрельцы быстро разобрались, и страшнее порки наказаний не бывало.

Мы ещё обменялись несколькими фразами, и я отчалил. Да, уж. Неспокойная здесь ситуация, не зря Ивану Васильевичу пришлось тут наводить порядок. Тут ничего не поделаешь: всегда найдётся кучка идиотов, считающих что свой царь плох, давай-ка нам иноземного короля, и уж под шведом-то мы непременно заживём. Смердяковщина неискоренима, и что любопытно, имеется среди более или менее значительной группки идиотов, практически во всех народах. Но тут, как правильно говорит один в меру злобный персонаж: 'Только массовые расстрелы способны спасти Родину'.

Артамон Палыч Ремизов встретил меня как родного: обнял так, что едва не переломал кости, одарил таким троекратным поцелуем, что я едва не задохнулся, и сразу потащил за стол: время было обеденное. И уже за столом, усаженный на почётное место по правую руку хозяина, я испытал всю неукротимую силу ремизовского гостеприимства. Блюда подавались одно за другим, и хлебосольный хозяин требовал у меня откушать каждого. Пришлось принимать меры.

– Артамон Палыч, Степанида Макаровна и почтенное ваше семейство. Не желаете ли услышать одну басню?

– Сделай одолжение, князь Александр Евгеньевич, с удовольствием послушаем.

– Написал эту басню Иван Андреевич Крылов, и называется она 'Демьянова уха'

"Соседушка, мой свет!

Пожалуйста, покушай".-

"Соседушка, я сыт по горло".- "Нужды нет,

Еще тарелочку; послушай...

Закончил я под громогласный хохот семейства Ремизовых, а отсмеявшийся хозяин повинился:

– Уж прости великодушно, Александр Евгеньевич, но я так душевно рад твоему посещению, что забыл старое правило: 'Потчевать можно, неволить грех!'.

– Папенька - раздался с края стола детский голосок - позволь задать вопрос князю Александру Евгеньевичу?

– Дозволяю, задавай.

– Князь Александр Евгеньевич, а не мог бы ты записать сию басню на бумаге, а я с братьями и сестрицей сделаем стекла для светоскопа!

– Разумеется напишу. И не только эту басню, но и другие.

– Ой как здорово! А прочти другие, пожалуйста!
– раздался хор детских голосов.

– Нет, дети.
– строго сказал отец - Сейчас мы перейдём в гостиную, и наш гость прочитает столько басен, сколько он захочет. А неволить грех! Иначе получится как с демьяновой ухой.

Уже в гостиной, устроившись в удобном кресле, я стал читать семейству Ремизовых басни Ивана Андреевича Крылова, которые учил много тому назад, в школе. По счастью, мне записывать не пришлось, за карандаш взялась дочь Ремизова, Ольга.

– А как вы собираетесь рисовать стёкла, ребята?

– У нас Павлик очень хорошо рисует, а Дима хорошо придумывает какие картинки рисовать. А Оля пишет удивительно красиво.
– ответил мальчик, который и задал мне вопрос о баснях.

– А ты что умеешь, и как тебя, кстати, зовут, молодой человек?

– Меня зовут Артамон, у нас в роду положено старших по имени отца называть. Я умею всего понемногу, вот всем и помогу.

Понятно. Растёт очень толковый руководитель: знающий, убедительный, инициативный и дальновидный. Ну дай ему боже здоровья и удачи.

На следующий день, вместе с Артамоном Палычем мы поехали на верфь. Справа от дороги, в полукилометре от верфи, действительно стояло отвратительное украшение пейзажа: колья с нанизанными на них трупами.

– Как только дохлятина начнёт отваливаться, тогда и похоронят злодеев. Так наместник распорядился, у него на этот счёт записка от великого государя.

– А новгородцы не бунтуют, что трупы так долго не позволяют прибирать?

– Бунтуют. Но этим сволочам только повод нужен для бунта. Слышал я, что великий государь обещал в преддверии войны со Швецией подчистить здесь гниль, да расселить их куда подальше.

– И как ты к этому относишься?

– Ну как отношусь... Плохо я отношусь. Не расселять их надо, а рассаживать как этих голубчиков, да уж больно мягкосердечен великий государь.

– Суров ты, Артамон Палыч, чувствую, что не забалуешь у тебя.

– Ах, Александр Евгеньевич, я маленький человек, и стремлюсь во всём соблюдать порядок, но и на маленьком уровне вижу, что если спустить шалость, то будет следующая. Если спустить расхлябанность в работе, то будет дурно сделана работа, а в самом плохом случае может случиться несчастный случай, а то ещё и со смертельным исходом. А мягкосердечие монархов приводят к кровавым событиям, и в истории подобное случалось многажды.

– Бог с ними, с уколотыми, расскажи лучше о верфи, недолго уже осталось до неё ехать.