На краю земли

Икорская. Только не делай вид, что жалеешь меня. Тебе на всех плевать. Думаешь только о том, чтобы о твоей премьере написали в газетах.

Режиссер. Не надо устраивать мне сцен. За четыре года нашей совместной жизни я сыт ими по горло.

Икорская. Предатель!

Режиссер. И кто это говорит? Женщина, которая меня никогда не любила, разрушила мою семью, бросила своего любимого человека, и это все только ради того, чтобы я взял ее в театр.

Икорская. Негодяй! Ты лучше вспомни, как ползал передо мной на коленях, целовал мои ноги и клялся, что всю жизнь будешь носить меня на руках!

Режиссер (примирительно). Ну, было дело. Потерял голову. Было от чего. Теперь-то я понимаю, что ты все это тогда специально подстроила. Попросила прийти подвинуть шкаф в квартире на один сантиметр, чтобы заманить меня к себе. Потом вино, свечи, танцы, поцелуи…

Икорская. Я всего лишь слабая женщина! Тебя силком в мою постель никто не тащил. Ты уже взрослый человек. Старше меня на двадцать лет! Как ты смеешь говорить мне такие вещи! Ты сам должен отвечать за свои поступки, а не обвинять в своих слабостях других.

Режиссер. Так, стоп! Мы, в конце концов, на работе. Давай отношения будем выяснять в нерабочее время.

Икорская. У меня лично оно нерабочее. Я ухожу из театра.

Режиссер. Куда это, интересно, ты намылилась?

Икорская. К Богодурову в «Синию птицу».

Режиссер (в бешенстве). К Богодурову!!! После всего того, что я для тебя сделал! Вспомни, кем ты была: сопливой девчонкой, которая краснела и тряслась от страха, когда выходила на сцену. Я тебя выпестовал, сделал из тебя мастера, который на протяжении двух часов кряду держит зал в полном напряжении! И все это теперь достанется дилетанту, который палец о палец не ударил, чтобы заполучить лучшую актрису в городе?

Икорская. Да, я это сделаю специально, назло тебе! Его театр будет лучшим в городе. Уж я постараюсь…

Режиссер. Только попробуй! Я сам не знаю, что тогда сделаю. Да я морду вам обоим набью! Вот так! (Подходит к манекену и со всей силы бьет его кулаком по лицу. Манекен падает.)

На сцену выходят Маша и Бачинский.

Маша. Антон Палыч, что здесь происходит? Зачем Вы Иван Иваныча ударили? (Подходит и бережно ставит манекен на ноги.)

Режиссер. Машенька, все в порядке. Мы с Икорской репетируем «Медею» Жана Ануя. Скоро будем ставить.

Бачинский. Что-то не припомню там такой сцены.

Режиссер. Это малоизвестная редакция. Впрочем, неважно. У нас проблема: Икорская повредила руку, и вообще… Короче, премьера срывается… (Все удивленно смотрят на Икорскую.)

Икорская. Ребята, я вам все сейчас объясню. Роль Далиды – это для меня слишком сильно. Вот, видите (поднимает руку), сегодня утром пыталась перерезать себе вены. Сама не знаю, что со мной происходит. Как будто она – это теперь я, а я – это она. Далида несколько раз пыталась покончить с собой, пока ей это не удалось. Это ужасно, я теперь тоже непрерывно думаю о самоубийстве. Мне нельзя такое играть…

Бачинский. Наташа, ты – артистка от Бога. Я давно про это всем говорю. Но нельзя же так вживаться в каждую роль. Тебе нужно научиться абстрагироваться от работы.

Икорская. Легко сказать!

Бачинский. Наташенька, пора тебе осваивать медитацию и дыхательную гимнастику. Железно помогает при панических атаках. Предлагаю заняться этим прямо сегодня. Жди меня после полуночи. Я научу тебя правильно дышать.

Режиссер. Юра, опомнись, ты же семейный человек!

Бачинский. Не лезь в дело, в котором ты ничего не смыслишь! Или хочешь оставить все как есть? Посмотри на эту несчастную… У тебя сердце есть?

Режиссер. Стоп-стоп-стоп. Давайте по делу. Икорская, если мы тебе дадим другую роль, ты согласна играть?

Икорская. Если в пьесе будет хоть один приличный мужчина, то, так и быть, я согласна на главную роль.

Режиссер. Замечательно. Там будет целых три приличных мужчины. Все слушаем меня внимательно. Времени у нас ровно неделя. Я каждому вышлю текст и сообщу его роль, и чтобы завтра утром все были готовы играть.

Маша. Антон Палыч, а что за пьеса? Может, что-то из старого сыграем?

Режиссер. Нет, у нас должна быть премьера. Это не обсуждается. Ко мне на днях приходил один автор и почти силком вручил рукопись. К рукописи прилагался пятнадцатилетний армянский коньяк. Сами понимаете, глупо было отказываться. Я мельком успел ознакомиться. Думаю, из этого материала можно попытаться вытянуть что-то стоящее. Не фонтан, конечно, но в наше время выбирать особо не из чего. Сегодня работаем дома.

Бачинский. А какова судьба коньяка?

Режиссер. Прости, Юра, понимаю, что это не по-дружески, но я его выпил в одиночестве.

Бачинский. O tempora! O mores! 3

Все расходятся.

Акт второй

Утро. До премьеры три дня. На сцене появляются Режиссер, Икорская и Радик.

Режиссер. Наташа, Радик, делаем финальный прогон вступления. Ваши герои, встретились после тысячи лет разлуки. Слова вам не нужны. Только танец. Работаем!

3

«О времена! О нравы!» (лат.) – фраза римского философа Цицерона, ставшая крылатой.

Анна подходит к столу, рядом с которым по-прежнему стоит манекен в одежде официанта. Садится, облокачивается на стол и закрывает лицо ладонями. Звучит музыка. В это время заходит Луха и останавливается возле стола. Анна отнимает руки от лица, встает. Они молча обнимаются, потом танцуют под песню про Шикотан, переделку знаменитого французского хита «Падает снег»: