На крыльях любви. Лебедь

Где-то на задворках замутненного сознания щелкнуло – мы ведь не предохраняемся… Воронов даже не потрудился обсудить эту щекотливую тему. Его самоуправство шокировало. И дико завело.

Боль растворилась.

Запреты стерлись.

Та самая опаснейшая химия накрыла нас с головой.

Страшно не потерять любовь. Страшно никогда ее не найти. Сегодня ночью Кирилл Воронов любил меня до невозможности чутко и страстно.

Близость. Вот что это было. Бескомпромиссная. Особенная. Наша первая настоящая близость. И даже после обоюдного финиша он не спешил покидать мое тело…

Я почувствовала, что Кирилл практически сразу вернулся в состояние боевой готовности. Однако он не настаивал на продолжении, наоборот, вдруг испугался, что вел себя слишком грубо. А потом, как какой-нибудь пещерный человек, не отпускал меня в душ. Натурально пришлось отвоевывать себе право сходить помыться… И смех, и грех.

Присев, я вздрогнула от постороннего шума, доносившегося из-за двери. Когда глаза привыкли к темноте, с досадой убедилась – Воронова здесь нет.

Обнаружив на тумбочке бутылку с водой, я сделала несколько жадных глотков и, поставив ее обратно, пошарила рукой в поисках одежды.

Увы, мои вещи, в том числе и нижнее белье, как корова языком слизала. Поэтому, как была в футболке Кирилла на голое тело, я покинула спальню, направляясь в небольшую гостиную, совмещенную с кухней.

Распахнув дверь, я застыла на пороге, часто-часто моргая.

Обстановка в помещении изменилась до неузнаваемости. Идеальный порядок сменил жуткий погромом. На полу валялись стулья, кухонная утварь, осколки посуды. Торшер лежал в самом углу…

– Кирилл? – сердце колотилось так, что вздохнуть было больно.

По пояс обнаженным, он стоял ко мне спиной, ладонями упираясь в подоконник, и рвано дышал.

– Алин, иди спать. – не оборачиваясь.

Идти спать? Серьёзно?

– Что происходит? – оторопело рассматривала нанесенный им помещению ущерб.

– Давай утром поговорим? Тебе надо отоспаться… – сорванным шепотом.

Однако я не собиралась никуда уходить. Осторожно переставляя ноги, чтобы не пораниться, я сократила расстояние, прижимаясь к нему грудью.

– Проснулась, а тебя нет…

Сомкнув ладони на его плоском напряженном животе, отметила, что любимый мужчина дрожит. И не просто дрожит: его прямо-таки потряхивает. Я обняла его так крепко, как только могла, с облегчением обнаружив, что Кирилл немного расслабляется в моих объятиях.

– Пять лет… Алин, ты хоть понимаешь? Пять лет! Да я был готов на тебе жениться еще тогда! Думал, ты переедешь ко мне летом, и мы распишемся…

Внезапно Кирилл отпрянул и, не глядя на меня, несколько раз прошелся от одной стены к другой, после чего рухнул на диван. Он откинул голову и, стиснув челюсти, шмыгая носом, зажмурил глаза.

Сердце неистово тарахтело, болезненно отдаваясь где-то под ребрами. Приблизившись к Кириллу, я забралась к нему на колени, положила голову на грудь. Он больше меня не отталкивал. Какое-то время мы молча сидели, крепко-крепко обнявшись.

Наконец, он посмотрел на меня помутневшим расфокусированным взглядом. А я впитывала его образ – бледное лицо, натянутый кадык, покрасневшие глаза-щели. Таким мне его видеть еще не приходилось.

Оголенный провод.

– Тебе надо отдохнуть… – повторял как мантру. – Я и так под конец конкретно перегнул, – прохрипел с искренним сожалением.

– Хочешь, чтобы я снова ушла? – сглотнула предательски подступающие слезы, – И ничего ты не перегнул… Я впервые в жизни это испытала…

– Не хочу, чтобы ты видела меня таким… – На мертвецки бледном лице Кирилла задвигались желваки. Какое-то время, не произнося ни звука, мы слушали капли дождя за окном. – Лебедева, пять лет… Пять долбанных лет! Ты хоть это понимаешь?! – все с тем же надрывом. – Ты даже не представляешь, как мне хреново, Алин… Все эти годы я мысленно клял тебя последними словами… А оказалось… – он стиснул переносицу, конвульсивно вздохнув.

Глядя, как его в прямом смысле ломает, я сопоставила кое-какие факты и тихо предположила:

– Тебе рассказали что-то про меня? Да?..

Он судорожно кивнул.

– …И ты поверил?

Загробное молчание послужило мне ответом. Хотя то, что он поверил, вполне закономерно, учитывая, что я собственноручно отказалась от наших отношений. Наверняка Кирилл искал причину, и ему «помогли» ее найти…

– Про то, что случилось с отцом, знали только Ксюша с Мариной. Я попросила их не распространяться на эту тему в школе. Официальная версия нашего отъезда – папу уволили, и мы вернулись в родной город. Наверное, кто-то из бывших одноклассников что-то про меня насочинял?

Почему-то сразу вспомнилась Терехина…

– Ты сможешь меня простить? – прохрипел Воронов после продолжительной паузы.

– Да за что мне тебя прощать, Кирилл?! – искренне удивилась. – Мы бы все равно не смогли быть вместе… Я бы отца не оставила. И не стала бы встречаться тайком. Просто так случилось… – Шумно сглотнула, внезапно почувствовав, как влияет на него моя близость – тело Воронова было напряжено… во всех местах.

– А если бы ты не устроилась работать в этот долбанный ресторан? Что тогда?! – обхватил мое лицо ладонями.

– Ну, рано или поздно я бы все равно выложила фотоподтверждение того, что живу в столице. Думаю, ты бы придумал способ унизить меня или обхамить? – грустно улыбнулась.

Воронов кивнул.

– Не удержался бы… – он продолжал смотреть на меня, не моргая. – Я ведь в ту ночь, когда отправил тебе похабное сообщение, даже купил билет в Томск…

– И? – почти беззвучно.

– А с утра, протрезвев, пересмотрел твои фотографии. Увидел, что ты сидишь с каким-то парнем за ручку, и перешел к нему в аккаунт. А там твоя фотогалерея… Лебедева и стоя, и сидя, и во всех позах…

– Это Антон, – я вздохнула.

– Сразу видно, что Антон. Рифмуется.

Проигнорировав его уничижительный выпад, я продолжила:

– Мы встречались месяца три. У него хобби – фотография. Хороший парень, кстати… – Поцеловала Кирилла в шею.

– И почему не срослось с хорошим? – сочащимся ревностью голосом.

– Ну мне же психов подавай!

Воронов затопил меня таким откровенным, но вместе с тем покорным и обезоруживающим взглядом, обжигая раскаленным дыханием лицо, что внизу живота вновь появилось это новое волнующее онемение.