На крыльях мужества

Когда прибыли монголы и пригнали захваченных пленных, то, под ударами плетей и мечей, мусульмане полезли по приставным лестницам штурмовать стены Ходжента. Жители его долго и мужественно отбивались, но малодушные, желая сохранить свои богатства, стали кричать, что не хотят драться с братьями своего народа, и, тайно от Тимур-Мелика, ночью отправили к монголам знатных стариков с богатыми подарками и заявлением, что жители надеются на милость завоевателей и решили прекратить защиту.

Тимур-Мелик, прокляв малодушных, с тысячью отважных джигитов переплыл реку, захватив с собой все суда и укрепился на острове. А жители Ходжента отворили ворота, надеясь на прекращение битвы. Монголы немедленно ворвались в город, проникли во все улицы и дома, все ограбили и вырезали тысячи неповинных стариков, женщин и детей… В Ходженте они пировали и бесчинствовали много дней.

Монголы стали обстреливать из китайских метательных машин крепость на острове, но камни и огромные стрелы до укреплений не долетали. Тогда монголы выгнали из Ходжента всех юношей и, присоединив к ним пленных из Бенакета и других селений, собрали на обоих берегах реки около пятидесяти тысяч человек. Разделив их на десятки и сотни, монголы гоняли их к ближайшей горе за три фарсаха [25] , и заставили оттуда таскать камни, решив перегородить плотиной реку Сейхун.

25

Фарсах — мера длины, около 7 километров.

Тимур-Мелик тем временем приготовил двенадцать плотов, накрытых сверху для защиты от монгольского огня мокрыми войлоками с глиной. По сторонам были оставлены прорезы для стрельбы. Ежедневно на рассвете он направлял в каждую сторону реки по шести плотов, и воины его отчаянно бились с монголами, а монгольские пылающие стрелы с горючим составом их плотам не вредили.

По ночам Тимур-Мелик устраивал вылазки. Его джигиты с ножами в зубах подползали к вражескому лагерю, внезапно набрасывались, вырезая спящих монголов, так что монгольское войско постоянно находилось в тревоге.

Искусные китайские мастера, сопровождавшие монголов, построили новые, еще более мощные машины. Эти катапульты, выбрасывающие камни и большие стрелы, начали наносить сильный урон воинам Тимур-Мелика. Видя, что положение его становится безнадежным, Тимур-Мелик в темную ночь, приготовив множество лодок и плотов, сложил на них пожитки и посадил своих воинов. Внезапно на всех судах запылали костры и факелы, и огненным потоком они понеслись вниз по реке, увлекаемые ее бурным течением.

Монгольское войско погналось за ними по обоим берегам. Тимур-Мелик направлял плоты и лодки туда, где показывались монголы. Стрельбой из лука он отгонял их и направлял суда дальше. Проплыв к Бенакету и одним ударом прорвав железную цепь, протянутую монголами через реку, суда и плоты понеслись снова вперед.

Опасаясь, нет ли на реке еще более сильных преград, построенных монголами, Тимур-Мелик, заметив близ Бар-Халыгкента большие табуны, пристал к левому берегу и, посадив воинов на коней, поскакал в степь. Монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика приходилось останавливаться, сражаться, отгонять монголов и затем снова пробиваться вперед.

Никто не хотел сдаваться, и многие спаслись, проскользнув между монгольскими лагерями. Они пробрались на запад, где присоединились к войску, которое уже собрал Джелаль-эд-Дин.

Тимур-Мелик, оставшись с некоторыми воинами, продолжал отбиваться, углубляясь все дальше в степь, надеясь на силу коней. Когда последние спутники Тимур-Мелика были убиты, а в колчане его осталось всего три стрелы, за ним гнались уже только три монгола. Стрелой он попал в глаз одного и бросился с мечом на остальных. Те повернули коней и ускакали.

Тимур-Мелик всего с двумя стрелами в колчане добрался до колодца в песках, где стояли конные разведчики хорезмского войска. Они дали ему свежего коня, и на нем Тимур-Мелик доехал до Ургенча, где опять занялся подготовкой к дальнейшей борьбе…

XI. БУХАРА КЛАДЕТ ГОЛОВУ ПОД МОНГОЛЬСКИЙ МЕЧ

В дни смертельной опасности при нашествии могущественных врагов горе тому городу, в котором вместо дружного единодушия для защиты родной земли жители раскалываются на два враждующих лагеря, — такой город сам себя обрекает на гибель!

Это испытала Бухара.

В тот день, когда перед городом появился со своим передовым отрядом свирепый рыжебородый Чингисхан и дерзко, чтобы устрашить жителей, поставил свой желтый шатер в виду главных ворот, в Бухаре, как описывает современный летописец, «слышались только голоса малодушных, испуганных и маловерных, желавших покорностью, мольбами и ценными подарками заслужить милость дикого монгольского завоевателя». К сожалению, эту партию малодушных составляли те лица, которые в обыкновенное время были правящими, всесильными и самыми влиятельными в Бухаре, и их долгом было объединить силы всех могущих держать оружие и разместить их по стенам древнего города.

Вместо этого они суетились и кричали:

— Не надо прибегать к безумной борьбе! Теперь нужна мудрая уступчивость! Джелаль-эд-Дин с его призывами к борьбе только погубит священную Бухару. Наш благословенный город охраняют молитвы святых имамов, которые сильнее всех страшных полчищ монгольского владыки. Бухара, где находится столько могил наших великих святых вовеки останется неприступной, вместилищем знаний, звездой на небесах просвещения!

Самыми уступчивыми и напуганными были наиболее богатые лица: купцы, владельцы складов, больших домов, имамы, ученые улемы — все, кто больше всего заботился о накоплении своих богатств, о своем благополучии, стремясь, чтобы ничто не потревожило той обеспеченной, счастливой жизни, которую они до того времени вели.

Однако в городе, помимо уступчивых, было еще несколько десятков тысяч трудящихся ремесленников, кустарей, медников, оружейников, кузнецов, седельников, гончаров, резчиков по дереву и прочих искусных мастеров с их подмастерьями и учениками. Все они горячо стояли за упорную борьбу с хищным врагом, требовали не уступать и не верить коварным монголам, убежденные, что город благодаря древним высоким и прочным стенам сможет устоять и выдержать длительную борьбу.

Но эти народные массы не были объединены для борьбы. Им нужен был вождь, который собрал бы их силы в стойкие и прочные дружины.

Таким вождем мог бы выступить Тимур-Мелик или другие старые, опытные полководцы. Но все они были далеко, разъехавшиеся по своим отрядам, готовым к борьбе с монголами.

Многие указывали на Джелаль-эд-Дина:

— Он был помощником у шах-ин-шаха, он знает военное дело, он уже удачно дрался с монголами в битве при Иргизе!

Другие возражали:

— Имя султана Джелаль-эд-Дина ненавистно бухарским богатым старикам. Они пугаются и кричат: «Султан испортит наши переговоры с монголами и вызовет ненужную резню!..»

На тайном совещании богатых старейшин города было решено послать семьдесят джасусов [26] по всему городу, чтобы разыскать Джелаль-эд-Дина и прикончить на месте как беспокойного врага Бухары, который осмелился возбуждать народ против великого владыки Чингисхана, посланного самим аллахом сделаться повелителем всех мусульман.

Кара-Кончар, неизменный спутник Джелаль-эд-Дина, ходил в толпе, прислушиваясь к голосам спорящих и недовольных, и с негодованием отворачивался, когда до него доносились жалкие речи унывавших и трусливых.

26

Джасусы — шпионы, доносчики.