На Лене-реке

— Для проектировщиков все имеет значение, — возразила Ольга.

— Никакого значения, — повторил Джерготов. — Это мотивы не технические и не экономические, а, так сказать, психологические.

— Психологические?

— Да, психологические и, если хотите, эстетические.

— Я вас не понимаю.

— Вы знакомы с историей Якутии? — вместо ответа спросил Джерготов.

— В общих чертах, — ответила Ольга, несколько смутившись.

— Вот видите, — снисходительно улыбнулся Иннокентий Аммосович, — только в общих чертах. А ведь каждый якутский интеллигент знает историю России досконально… Но я уклонился в сторону от нашего вопроса. Так вот: несколько веков тому назад, — голос Джерготова зазвучал торжественно, — эта обширная долина, в центре которой расположен город Приленск, была ареной кровопролитных боев между жившими здесь племенами охотников и пастухов и явившимися покорить их пришельцами. И вам должно быть понятно, что вид этой долины не может вызвать у нас радостных воспоминаний. Я, например, буду рад, если новое море поглотит ее, равнины, видевшие позор моих предков, скроются под глубинами вод и чистые ленские волны смоют позор веков!

Ольга с интересом наблюдала за Иннокентием Аммосовичем.

«Сейчас он, пожалуй, искренен. Это, видать, не часто с ним бывает. И лицо стало другое, как будто маску снял».

Действительно, выражение лица у Иннокентия Аммосовича было необычное, одновременно и злое и печальное, но несомненно искреннее.

«Разговор может получиться интересным», — подумала Ольга и спросила:

— Это мотивы, по вашей терминологии, психологические. А эстетические?

Джерготов уловил нотку иронии в голосе Ольги, и маска учтивой вежливости вновь утвердилась на его благообразном лице.

— Мотивы эстетические, уверен, и вы найдете убедительными. Тут, собственно говоря, дело не только в эстетике. Город нужно обводнить. Тогда в нем будет больше зелени и меньше пыли. Надо ли пояснять, что город станет красивее?

«Чувствуете, Ольга Григорьевна, какое трогательное единомыслие», — подумала Ольга, а вслух сказала:

— Вы сказали: город станет красивее.

— Безусловно.

— Точнее будет сказать: то, что останется от города. Ведь около двух третей его будет затоплено.

— Меньше, примерно половина. Притом наименее ценные районы. Рабочие слободы с их каркасно-засыпной архитектурой.

— Но это же как раз наиболее ценные районы! Почти вся промышленность города. И вы напрасно насчет каркасной архитектуры. Большинство зданий в Рабочей слободе — новые благоустроенные дома. А заводы? А электростанция?

— Электростанция?! — пожал плечами Джерготов. — Кому нужна эта коптилка, когда у нас появятся миллиарды киловатт-часов энергии укрощенной Лены!.. Заводы?.. Простите, но мне кажутся наивными ваши возражения. Вы должны понимать лучше нас, профанов в гидротехнике, всю несоизмеримость масштабов этого громадного сооружения с ничтожно малыми по сравнению с ним существующими заводиками.

— Но их много, этих заводиков, — как только могла мягко возразила Ольга.

— Ерунда, — резко бросил Джерготов. Сдержанность Ольги он понял как неуверенность.

«Кажется, я зря обеспокоился при виде этой гидротехнической Джульетты, — ухмыльнулся он про себя. — По-видимому, непогрешимые изыскатели во главе с почтенным товарищем Ракитиным чувствуют себя нетвердо… А что, если… попробовать… хотя бы ее переубедить? Было бы недурно…»

И он посмотрел на Ольгу пристальным изучающим взглядом, на какое-то мгновение забыв о необходимости прятаться за привычной приторно-любезной маской.

— Я вижу, что вы со мной вполне согласны, — и он улыбнулся предельно приятно, сузив глаза и показав ровные золотые зубы. — Сознайтесь, я угадал.

Ольга покачала головой.

— Если бы я не боялся показаться дерзким, я бы сказал вам… что вы спорите только по привычке всех хорошеньких женщин спорить и защищаетесь только с намерением сдаться.

Ольга усмехнулась и снова покачала головой.

— Будем говорить серьезно, как деловые люди, — Иннокентий Аммосович встал из-за стола и подошел к креслу Ольги. — Для нас, отстаивающих решение о целесообразности нижнего варианта, важно, чтобы это решение восторжествовало. Важно и в интересах дела и в интересах сохранения нашего научного престижа… Мы просим вас помочь нам, — он доверительно коснулся ее руки, сжимающей поручень кресла.

Ольга, собрав все свое самообладание, старалась не выдать охвативших ее чувств.

«Только не спугнуть, не спугнуть», — думала она, пряча глаза от Джерготова. А Иннокентий Аммосович расценивал ее взволнованное состояние по-своему и уже поздравил себя мысленно с успехом.

— Вы согласны помочь нам? — весело и уверенно спросил он.

— Чем я могу помочь? — тихо, почти шепотом спросила Ольга.

— Повлияйте на Ракитина. Убедите его в преимуществах нижнего варианта.

— Вряд ли это в моих силах. Как это сделать?

Джерготов не сразу ответил на прямой вопрос. Ольге показалось, что слова, которых она ждала, вот-вот будут произнесены, но Джерготов плавно развел руками и как бы с сожалением произнес:

— Что я могу вам подсказать? Изложите ему еще раз наши доводы. Вас-то ведь они почти убедили.

«Нет, не раскроется, — подумала Ольга, — такого голой рукой не возьмешь».

Продолжать разговор дальше не имело смысла.

— Вы рано торжествуете победу, — засмеялась Ольга, — я еще далеко не убеждена. Вы просто заставили меня призадуматься. Я вам очень благодарна за интересную беседу, — закончила она, вставая.

— Это мне нужно благодарить вас, — учтиво возразил Иннокентий Аммосович. — Надеюсь, эта беседа не последняя.

Он встал и проводил Ольгу до выхода из здания.

2

После ухода Ольги Иннокентий Аммосович долго сидел задумавшись. Надо было понять: зачем она приходила? И чем дольше думал Джерготов, тем яснее ему становилось, что дело, конечно, не в мотивировке решения ученого совета.

«Не случилось ли чего на острове?»

Ему сразу стало не по себе.

«Если доберутся до Максима… Конец. Выдаст!»

И теперь Иннокентий Аммосович укорял себя за то, что дал Максиму задание срывать изыскательские работы на острове. Он с самого начала мало верил в способность этого дубоватого Максима Щелчкова.

А может быть, на острове все в порядке и он напрасно пугает сам себя?

И Джерготов решил немедленно поехать на остров.

По счастью, охотничий сезон уже начался, день был субботний, так что можно было собраться на охоту, не вызывая ничьего недоумения или подозрения. Через полчаса темно-зеленая «Победа» с задрапированными окнами пронеслась по улицам города и, вырвавшись на простор южного тракта, скрылась вдали, прикрытая облаком пыли. На заднем ее сиденье развалился озабоченный Джерготов в охотничьем снаряжении.

Иннокентий Аммосович Джерготов имел основания быть озабоченным. Впервые он, кажется, серьезно промахнулся. Доселе двигался он неуклонно по восходящей линии. Сын крестьянина-бедняка Аллахинского улуса Аммоса Джерготова, он лишился отца на одиннадцатом году жизни. Аммос Джерготов погиб от пули белобандитов; через несколько лет умерла и мать. Но все же сын сумел окончить школу, а затем педагогическое училище. Молодой учитель быстро проявил себя, и вскоре его направили учиться в один из московских институтов. Через пять лет после окончания института Иннокентий Аммосович был уже кандидатом экономических наук. Он был на хорошем счету, считался активным общественником и подающим большие надежды ученым. Когда организовался Приленский филиал Академии наук, ему поручили важный пост ученого секретаря. Его общественная активность и особенно незапятнанная биография вполне оправдывали такой выбор. В этом не было ничего удивительного. Во всем Приленске не было человека, которому было бы известно, что истинная фамилия ученого секретаря вовсе не Джерготов, а погибший в бою с белобандитами Аммос Джерготов вовсе не его отец.