На Лене-реке

Когда комиссия вернулась в цех, работница доложила Луговому, что перекачка закончена.

— Начинайте выгрузку первого чана.

Девушка вкатила чашеобразную металлическую вагонетку. Остановив ее против первого чана, она отвинтила зажимы люка и открыла его. Из люка повалил клубами пар. Запахло распаренной древесиной.

Вилами на длинном черенке работница разворошила слежавшуюся поверхность корья, и оно ржаво-коричневой струей посыпалось в вагонетку. Вместе со второй, помогавшей ей девушкой она подавала к люку новые вагонетки, отводя заполненные в другой конец цеха.

Самоходов внимательно наблюдал за их работой. «Четко работают, без суеты, а проворно», — с удовольствием отметил он про себя.

— Был один момент, Спиридон Матвеевич, — обратился к нему Андрей, — когда я и сам усомнился в успехе задуманного дела, — и он рассказал Самоходову о затруднениях с переработкой лиственничного корья и о дельном совете, который подал Чебутыркин.

— Чебутыркин? — переспросил Самоходов. — Это примечательно!

Вскоре сцепленные вагонетки образовали целый поезд.

В кабине электромонтера раздался резкий звонок.

— Сигнал — включить мотор на лебедке, — пояснил Луговой. Вагонетки, позвякивая на стыках рельсов, медленно поползли из цеха.

— Вагонетки и рельсы раскопал где-то наш вездесущий Запрягаев, — сказал Андрей Самоходову, — оказывается, несколько лет валялись на чьем-то складе неликвидов.

— Толково, — пробасил Самоходов.

— Можно загружать первый? — спросила работница.

Луговой утвердительно кивнул ей в ответ и повел комиссию в выпарное отделение.

— Теперь прошу дорогих гостей отойти в сторонку, — сказал Кузьма Никитич, после того как неторопливо и немногословно пояснил вошедшим устройство аппарата. — Будем продувку делать.

Самоходов и члены комиссии стали на указанном механиком месте, продолжая с интересом рассматривать огромное, заполняющее почти весь цех сооружение.

— Конструктивно — это просто комбинация из отрезков труб разного диаметра, — услышал Самоходов степенный басок Струйского.

В голосе Струйского слышались нотки пренебрежительной снисходительности. Это задело Самоходова. Сам он был почти взволнован всем увиденным.

«Дружно работают. Все целят в одну точку, и получается толково. Молодцы!» — думал он.

И угаданное им во фразе Струйского равнодушие вызвало в нем резкую досаду.

— Комбинация, — буркнул он про себя. — Комбинация бывает из трех пальцев, — повернулся он к Струйскому, — а здесь изобретение умное и нужное.

— Николай! — окликнул Кузьма Никитич своего подручного, высокого красивого парня с прямыми, очень черными волосами. — Открой верхние краны: пускаю пар.

Он отвернул вентиль, и пар со свистом устремился в широкие трубы аппарата.

Из открытых Николаем кранов вырвались прозрачные струйки пара. На воздухе они сгущались в клубы белого тумана, обволакивающего верхнюю часть аппарата.

Кузьма Никитич взглянул на термометр.

— Довольно.

Николай проворно перекрыл краники.

— Заместитель комсорга Николай Догойдонов, — сказал Андрей Самоходову, указывая на парня. — Работал на монтаже, теперь назначен старшим аппаратчиком.

— А кто будет возглавлять цех? — спросил Самоходов.

— Пока назначаем Сычева. Но ставим перед ним задачу — подготовить руководителей цеха из комсомольцев. Думаю, что из Догойдонова в недалеком будущем получится хороший начальник цеха. Очень толковый, инициативный парень.

— Не плохо бы сюда и Ынныхарова, инициатора этого дела, — сказал Самоходов.

— Нет, Ынныхарова нельзя, — возразил Луговой. — Ему у нас большое дело поручено. Он инструктор по обучению новых рабочих. За год, считая с начала войны, он уже выпустил не один десяток станочников. Юсупов его ни за что не отпустит. Он ведь работает на всех машинах кожевенного цеха. Такие, как Ынныхаров, — это золотой фонд нашего завода.

— У вас, я вижу, этот фонд немалый, — сказал Самоходов с удовольствием.

— На бедность не жалуемся, — улыбнулся Андрей.

— Аппарат прогрет, — сообщил Кузьма Никитич. — Будем закачивать сок.

— Начинайте, — сказал Луговой.

— Коля! — обратился Кузьма Никитич к Догойдонову. — Сними пробу с головного чана и скажи, чтобы начинали перекачку сока в аппарат.

Николай бегом кинулся в соковарный цех. Через минуту он вернулся с большой мензуркой, наполненной розовато-желтым ивовым соком.

— Два и восемь десятых градуса. Нормально.

Он сделал запись в сменном журнале. Наблюдавшие за его действиями члены комиссии не заметили, что Андрей и Луговой отошли от них и остановились у аппарата.

Вдруг Андрей громко сказал:

— Пожалуйте на финиш. Экстракт пошел!

— Уже! — удивился Самоходов.

Из полудюймовой медной трубы ровной струей текла густая темно-коричневая жидкость.

— Замерьте плотность, Коля, — распорядился главный инженер.

Через минуту раздался радостный возглас Догойдонова:

— Шестнадцать с половиной!

— Как, такой годится, товарищ Юсупов? — спросил Самоходов.

— Очень даже годится, — ответил Юсупов, довольно улыбаясь.

Когда комиссия вернулась в кабинет Перова, Самоходов сказал:

— Больше всего меня порадовали два обстоятельства. Первое — то, что вы осуществили свою идею на высоком техническом уровне. Сделано по-хозяйски, с перспективой. И второе, главное, — на новом деле выросли новые замечательные люди. Вы очень хорошо сказали насчет золотого фонда, — заметил он Луговому. — Продолжайте и впредь беречь и растить этот фонд. В этом залог всех успехов. Кстати, с самого утра хочу спросить, как работает Парамонова?

— Хорошо работает. За последнюю декаду дала сто двадцать процентов.

— Сто двадцать? — несколько разочарованно переспросил Самоходов. — Она ведь давала, помнится, около двух норм?

— Не около, а больше двух, — поправил Андрей. — Она лично, за станком. А теперь она сменный мастер, и вся ее смена держит первенство в соревновании.

— Парамонова стала отличным командиром производства, — с гордостью произнес Луговой. — Это далеко не последний человек в нашем золотом фонде.

Глава двадцать первая