На морских дорогах
Шрифт:
Я навестил Артура Карловича.
Мой бывший капитан был бледен и худ, говорил из-за болезни горла едва слышно. С планом зимней проводки во льдах сразу согласился.
— Только не ходите напролом, — сипел он, — напролом никакой ледокол не осилит. А по разделам, по съемам… На атлас приливов и отливов тоже посматривайте… Я на зверобойках примечал, как и что, — он взял карту Белого моря и проложил от руки несколько курсов. — Вот так выгоднее всего плавать, Константин Сергеевич. Возьмите, может быть, пригодится.
Артур Карлович очень сожалел, что здоровье не позволяет ему участвовать в ледокольных делах…
В конце августа в городе царило необычное оживление. Архангелогородцы провожали своих родных и близких строить оборонительные
Помню, Бурке был очень обеспокоен судьбой своей дочери Руфины, находившейся в их числе. По городу прошел слух, что пароход подорвался на мине и многие погибли. На самом деле через сутки после выхода в море «Родина» благополучно достигла места назначения — Кандалакши…
Первый союзный конвой прибыл в Архангельск 31 августа 1941 года. Конвой именовался «Дервиш», а затем получил шифр PQ-0. Он был небольшой — 6 транспортов. Зато эскорт довольно мощный: авианосец, 2 крейсера, 2 эскадренных миноносца, 4 сторожевых корабля и 3 тральщика.
Прибытие транспортов было неожиданностью для Архангельского порта. Как потом выяснилось, военно-морские власти решили выгружать доставленные грузы своими силами и порт в известность не поставили. Произошла заминка. А груз военный — его ждали на фронте. Об этом чрезвычайном положении доложили в обком партии. Тогда по указанию первого секретаря П. П. Огородникова на причалы приехали секретарь обкома А. С. Буданов и начальник порта Г. И. Дикой. Они увидели матросов, стоявших возле союзных транспортов и не знавших, с чего начинать разгрузку, — военные моряки не были докерами. Вмешательство обкома партии решило дело. Выгрузкой судов стали заниматься работники торгового порта. Однако жалобы союзников достигли высоких инстанций и послужили одной из причин для назначения уполномоченного ГКО по погрузкам-выгрузкам на Севере.
В конвое прибыл пароход с пшеницей для города (около десяти тысяч тоня). Мельниц в Архангельске не было, и местным властям пришлось срочно изготовлять оборудование, искать жернова. За пять суток пустили две мельницы при складах Заготзерно.
Шел сентябрь. Мурманск жестоко бомбили. Враг снова и снова пытался захватить полярный незамерзающий порт.
Глава вторая. В ставке Верховного Главнокомандования
В один из сентябрьских дней меня поздно вечером вызвали в штаб флотилии. Получен приказ наркома Н. Г. Кузнецова назавтра вылететь в Москву.
В самолете я был единственным пассажиром и, забравшись в меховой мешок, всю дорогу спал. Когда проснулся, самолет летел совсем низко над землей. Москва была рядом.
Квартира пустовала, семья была в отъезде.
Позвонил друзьям, никто не подходил к телефону, все разъехались. Позвонил в наркомат, доложился. Нарком Кузнецов назначил прибыть завтра, в двенадцать дня.
На улицах столицы пустынно. Редкие прохожие, почти не видно детей. Часть населения эвакуирована, многие в эти дни строят укрепления на подступах к городу. На улице Горького, у здания Моссовета, встретил отряд противовоздушной обороны, переводивший на Красную площадь аэростат воздушного заграждения.
Ветер метет по улицам обрывки бумаги, всякий мусор. Часть учреждений и магазинов закрыта. Рестораны превращены в столовые, там кормят по карточкам.
После обеда позвонил профессору Московского университета Н. Н. Зубову. Мне захотелось посоветоваться с Николаем Николаевичем, крупным ученым, ледовиком, выслушать его мнение. Зубов прекрасно знал условия плавания в Арктике. Мы познакомились с ним в 1940 году. Он редактировал мою книгу. Вместо с Н. Н. Зубовым мы написали статью о предварительных итогах научных работ, проведенных на ледокольном пароходе «Георгин Седов». Нам удалось в самом сжатом виде сказать основное, сделать некоторые теоретические и практические выводы note 15 .
Note15
Статья
напечатана в моей книге «На корабле „Георгий Седов“ через Ледовитый океан», изданной в 1941 году.Николай Николаевич оказался дома и сразу пригласил к себе. В городе он был один, жена и двое детей жили на даче. Соображения о зимних перевозках Зубов выслушал со вниманием и одобрил. Я дал ему прочитать копию письма Верховному Главнокомандующему.
— Можно кое-что уточнить, расширить, но главное, по-моему, здесь написано, — сказал Николай Николаевич, возвратив мне мои три странички. — Хотел бы поработать на таком деле. Хотел бы повоевать. Я ведь старый русский офицер.
— Согласились бы вы работать на зимних проводках?
— Конечно.
Я был рад и растроган. Мнение Николая Николаевича было для меня весомо, он никогда зря не поддакивал, был прямым и благородным человеком. Среднего роста, коренастый, с военной выправкой. Волосы седые, высокий лоб. Темные проницательные глаза, небольшие усики. Юношей мичманом участвовал в знаменитом Цусимском сражении.
Домой я вернулся часов в десять и сразу заснул так крепко, что не слышал сигнала воздушной тревоги. Поднял с койки страшный грохот. Вскочил и, ничего не понимая со сна, бросился к окну. Темное небо было исполосовано лучами прожекторов. Стреляла зенитная артиллерия. Враг прорвался в центр, рвались фугасные бомбы. Над Москвой поднималось зарево пожаров… Незабываемо и страшно. Целый час не отходил я от окна.
Но вот все стало стихать, погасли прожектора. В репродукторе послышался спокойный голос диктора:
«Опасность воздушного нападения миновала, отбой».
По улице промчались санитарные машины с синими фарами. Они спешили к разрушенному взрывом дому.
Неожиданно зазвонил телефон.
— Докладываю, Константин Сергеевич, был на крыше, потушил две зажигательные бомбы, — радостно сообщил Николай Николаевич Зубов.
В эту ночь я уже больше не заснул…
Без пяти двенадцать дня я вошел в приемную наркома Военно-Морского Флота Николая Герасимовича Кузнецова. Ровно в двенадцать был принят. Николай Герасимович полностью согласился с необходимостью зимних перевозок в Белом море. Он задал несколько уточняющих вопросов и объявил, что назначает меня командиром ледокольного отряда Беломорской флотилии. Добавил, что весь ледокольный флот будет мобилизован и передан в этот отряд.
— Есть ли у вас вопросы? — спросил нарком.
Общая картина была для меня ясна. Ледокольный флот я знал хорошо. Как он будет работать в Белом море, тоже представлял. Одно беспокоило: не отдаст ледоколы Иван Дмитриевич Папанин, не выпустит их из ведения Главсевморпути. И я спросил:
— Какова позиция Папанина?
— Для меня его позиция не главное, вопрос будет решать товарищ Сталин. Что у вас еще?
— Есть просьба, Николай Герасимович: мобилизовать и назначить начальником штаба в ледокольный отряд профессора Зубова.
— Зубов? Знаю, согласен. — И тут же отдал распоряжение адъютанту. — Без моего приказа из Москвы не выезжайте, — сказал на прощание нарком.
Через час после беседы мне вручили пакет со штатным расписанием ледокольного отряда.
В тот же день у коменданта Москвы я получил пропуск на проезд по городу в любое время (после 24 часов и во время воздушной тревоги) и решил переночевать на даче в Малаховке, арендованной у Моссовета перед самой войной. Она так и осталась пустовать.
Вечером, в половине девятого, я выбрался из Москвы и через полчаса въехал в лесок, где находилась дача. Признаться, я был здесь всего два раза и с трудом нашел ее, тем более что сделалось совсем темно. Остальные дома, едва видимые среди густо разросшихся кустарников, тоже пустовали. Шумели в темноте вершины деревьев.