На Муромской дороге

– Я позвоню Сосновскому, – сказал опухший гражданин, искавший Васюковича. – Рыжий совсем распоясался. Срывает международное мероприятие. – Передай Сосновскому, что Стингер с нами, – крикнул вслед опухшему Коля. – Цивилизованное человечество нам не простит!

– Дадут нам водки или нет, – взорвался Портсигаров. – Что они там канителятся.

На этот раз рёв Портсигарова вызвал всеобщий ропот одобрения. Действительно чёрт знает что. Соберут приличных людей и мытарят как плебс. – Господа, – всплеснул руками сухощавый желчный гражданин, – зачем же так о народе? – Народ бы нас понял, – огрызнулся Портсигаров. – Где это видано, чтобы так с водкой тянуть.

Дверь, наконец, распахнулась, и обрадованная толпа ломанула в места обетованные, смахнув с пути высокого молодого человека с лошадиным султаном на голове. По молодому человеку кажется даже прошлись ногами. Кто-то растерянно крикнул «Фаринелли задавили», но на собравшихся у стола интеллигентных людей это известие не произвело особенного впечатления.

Стол был накрыт богато, это Балабанов отметил сразу, водки тоже хватало, но почему-то не было стульев. И пока растерявшийся капитан искал глазами, куда бы присесть, гости уже приступили к трапезе. Портсигаров хлопнул фужер водки и с наслаждением накинулся на розового поросёнка. Вполне освоившийся среди интеллигентных людей Гонолупенко от Портсигарова не отставал.

– Ты не теряйся, переводчик, – сказал Коля, который был полноват и обладал очень хорошим аппетитом. – Обед в пользу бедных, а потому и бесплатный.

– А этот, с султаном? – Очухается, – пренебрежительно махнул рукой Портсигаров. – Фаринелли у нас живучий.

– А кто такой Рыжий? – полюбопытствовал Балабанов, и этим вопросом поверг соседей в изумление.

– Я что-то не пойму, – задумчиво проговорил Коля, – кто у нас прибыл с Каймановых островов, ты или Стингер?

– Я из провинции, – поспешно пояснил Балабанов. – В столице не нашлось переводчика с каймановского языка, вот меня и прислали.

– Ох уж эти мне провинциалы, – вздохнул Портсигаров. – Тамерланыч, подойди.

На зов Портсигарова откликнулся небольшого роста, но весьма приличных габаритов человек, похожий на поросёнка и маленькими глазками и залитым тиром лицом.

– Вот, – кивнул головой на капитана Портсигаров. – Человек текущим моментом интересуется. А ты у нас, Голышенко, как-никак главный идеолог бандитизма.

– Я попрошу вас, Портсигаров, соблюдайте приличия, – причмокнул толстый Тамерланыч. – Текущий момент рыночных преобразований в нашей стране требует принятия решений не стандартных и потому недоступных пониманию электората, который рыночный механизм воспринимает иной раз как антизаконные действия, именуемые в просторечии бандитизмом, однако, цивилизованные умы из гарвардской школы полагают, что монетаризация экономики, помноженная на регионализацию и приватизацию, неизбежно приведёт к психорегуляции, адаптации и глобализации, как отдельной личности, так и всего общества в целом.

– За что я тебя люблю, Юрий Тамерланыч, – прицокнул языком Портсигаров, – так это за ясность мыслей и краткость их изложения.

Тамерланыч никак на эти слова не отозвался, поскольку как раз в этот момент вплотную занялся красной икрой. Ел он точно так же, как и говорил, причмокивая, словно страдающий неутомимым аппетитом боров. И вообще обстановка за столом была какая-то ненормальная, казалось здесь собрались люди из голодного края и теперь перемалывают все подряд, запивая жирную пищу изрядным количеством водки. Балабанову не раз приходилось бывать на деревенских свадьбах, но там люди вели себя куда приличнее. И тосты произносились, и песни пелись, и разговоры велись не то, чтобы интеллигентные, но всё-таки вразумительные.

А эти молча рвали друг у друга из-под носа икру и мясо, раздраженно сопя при этом на более разворотливых соседей. Создавалось впечатление, что все они боялись кого-то невидимого, который вот-вот отдаст команду гнать гостей от стола. Стоявший напротив Балабанова сухощавый гражданин, тот самый, что недавно заступался за плебс, воровато озираясь по сторонам, торопливо рассовывал недоеденные куски по карманам, другие, впрочем, от сухощавого не отставали.

– А почему не поют? – спросил Балабанов. – Выпили уже прилично. – Ну, ты даешь, провинциал, – засмеялся Портсигаров. – Это же голосуи, они поют только за зелень.

– А для души? – Вот ведь деревня, – покачал головой Коля. – Какая может быть душа у голосуя. – Я думал, что здесь артисты собрались, – разочарованно протянул Балабанов. – Место артиста в театральном буфете, – криво усмехнулся Коля, – где кроме чая с печеньем ничего не дают. А у Сосновского в гостях элита собирается. Лучшие из лучших, понял?

– Врёт, – сказал Портсигаров. – Ты его не слушай, провинциал. Проглоты здесь собираются. Из тех, кто Родину продаст не задумываясь.

– Ну, понёс, – махнул рукой Коля. – Продать, может, и продали бы, да кто купит.

Балабанов уже решил, что ни песен, ни тостов он так и не дождется, когда слово взял аккуратный господин, обширную лысину которого кто-то неосторожно облил соусом.

– Господа, – сказал человек облитый соусом, – мы, как граждане страны в составе СНГ, неотделимая часть прогрессивного человечества, обладающие новым мышлением и потому способные к великим деяниям во славу мировой цивилизации, все как один должны устремить свои взоры на Запад, понимаете ли, где прогрессивное человечество изготовилось к прыжку в светлое будущее, но с человеческим лицом…

– Тоже идеолог? – тихо спросил Балабанов у Портсигарова. – Городской сумасшедший. Ты его должен помнить. Раньше-то он на самом верху сидел. Зануда, в общем, но безобидный.

И Балабанов действительно вспомнил очень активного товарища, который много лет тому назад куда-то звал и даже вёл. А закончил тем, что действительно привёл, правда не всех, а только избранных к столу Бамута Абрамовича Сосновского.

– И долго он будет говорить? – Пока жратва на столах не кончится. – Тогда я отлучусь, – сказал Балабанов. – Присмотрите за Стингером.

От выпитой водки в голове у капитана здорово шумело, дармовая пища давила тугим комом на желудок. Проклиная в душе службу, Балабанов приник к фонтанчику с водой пересохшими губами, а после сполоснул пылающее жаром лицо. – А я тебе говорю, что он уже прибыл, – услышал капитан отчётливый голос из дальней кабинки.

– Мало ли их было, этих Инструкторов, – пренебрежительно отозвался другой голос. – Папа любит пошутить.

– Не от Папы он, а из иных сфер.

Заинтересованный Балабанов, дабы не быть захваченным врасплох, спрятался в одну из кабинок. Слышимость и здесь была идеальной.

– Но не Господь же его прислал, – хмыкнул второй. – Не верю я в божественных инструкторов.

– Учти, Фидоренко, – зло прошипел первый, – мне ведь с вами шутки шутить не с руки. Так и передай Сосновскому. Если Инструктор его изобретение, то он очень скоро раскается в содеянном.

После этих слов в дальней кабинке весело заурчала вода. Балабанов приник к щели, чтобы разглядеть недавних собеседников. Однако из кабинки вышел прихрамывая только один далеко уже немолодой человек. Пригладил редкие волосы на темени, подкрутил торчащие рожками брови и захромал от зеркала к выходу. Второго Балабанов подождал ещё минут десять, но таинственный Фидоренко так и не появился. На цыпочках капитан покинул своё убежище, добрался неслышно до двери, громко скрипнул ею и уже потом уверенной поступью озабоченного только проблемами собственного желудка человека направился к заинтересовавшей его кабинке.