На незримом посту - Записки военного разведчика

–  Пронесло, отец!..

–  Пронесло-то пронесло, - помолчав, ответил крестьянин, - да ума не приложу, куда теперь подаваться? Ведь моего жеребца в Исаклах даже малое дитя знает: первейшая лошадь в волости! Допытаются, и тогда я пропал. Меня жизни лишат, а семью по миру пустят.

Стащил с головы шапку, заскорузлыми пальцами поскреб затылок и как бы про себя вполголоса произнес:

–  А что, ежели к товарищам в обоз? - Но сам испугался этой мысли и махнул рукой. - Не-ет! Отберут жеребца и спасибо не скажут. У них это запросто. Вот она, правда-то!

Я стоял возле его телеги, смотрел на него и думал, как успокоить человека.

–  Иди в обоз, лошадь не отберут. А винтовку оставь себе на память.

–  Да кто же ты такой, скажи на милость? На красного не похож, а своей рукой белого солдата лишил жизни. Чудной какой-то, право слово, чудной!.. Можа, из тех, кто фальшивые деньги печатает? А? Задал ты мне думку, век не забуду твою подозрительную личность. Пропади ты пропадом со своей солью и с керенками, - с каким-то ожесточением произнес он и тронул лошадь.

–  Спасибо тебе, добрый человек! - крикнул я ему вдогонку.

Но он будто и не слышал.

За семафором, у входных стрелок, меня нагнала санитарная летучка, а когда я подошел к деревянному перрону разъезда, там уже суетилось много людей. Худенькая сестра милосердия с красным крестиком на белоснежной косынке меняла лакированные туфли на каравай черного хлеба, пожилая дама предлагала шляпу с павлиньим пером, мужчина с бородкой "гвоздем" выменивал офицерские бриджи на жареную курицу.

Среди местных жителей и обитателей санитарного поезда, лузгая семечки, выделялись загорелые, дюжие, как на подбор, парии в пестрых деревенских рубахах, в сапогах военного образца и защитных брюках. Да это, наверное, разведчики белых, подумал я. Им ведь ничего не стоит захватить санитарный поезд, занять разъезд и держать его до прихода отряда. Надо предупредить командование!

Я забежал в кабинет дежурного и торопливо набросал на клочке бумаги: "Вне всякой очереди! Симбирск. Штарм, Тухачевскому и Куйбышеву, копия Бугульма комгруппы Ермолаеву. На разъезде Шелашниково конная разведка белых. От села Исаклы подходит пехотный полк с артиллерией. Дрозд".

–  Немедленно передайте это по прямому проводу! - вместе с удостоверением контрразведки протянул я текст телеграммы начальнику разъезда.

Как пойманная птица затрепетала в руке начальника бумага, вот-вот, казалось, вырвется и улетит.

–  Я не видел вашего удостоверения и депеши не видел и ничего не знаю, шепотом произнес он, возвращая мне текст телеграммы. - Немедленно уходите отсюда. Они уже контролируют разъезд и не спускают с меня глаз.

–  Тогда передайте по селектору в Бугульму только два слова: "Шелашникове белые".

–  Вас и меня прикончат на месте...

Бегу к главврачу санитарного поезда. Он не то завтракает, не то обедает.

–  На разъезде белые разведчики. Нужно немедленно выбираться из ловушки...

–  А вы уверены, что это действительно белоармейцы? - без тени волнения спросил он и, вытащив из-за воротника кителя салфетку, не торопясь вытер холеную бородку. - Любопытно!..

–  Я их видел, и они, между прочим, вызывают не любопытство, а подозрение, - возмущенно заметил я.

–  Но если это и так, любезный, они не имеют права задерживать санитарный поезд с международными знаками Красного Креста.

Где кончается преступная наивность интеллигента и где начинается явное предательство? - выбегая из купе врача, спрашивал я себя.

Последняя надежда на машиниста: может, он согласится увести летучку в нарушение святая святых железных дорог - без путевки...

Я бросился к паровозу.

–  За пятнадцать лет впервой слышу - ехать без путевки, - выслушав меня, ответил машинист. - А ежели из Клявлина встречный? Линия однопутная, да и туман еще не рассеялся. Столкновением может кончиться эта затея!

Он допил кипяток, положил в железный сундучок консервную банку и поднялся.

Подошли помощник с масленкой в руке и кочегар с шуровкой.

–  Что делать, ребята? - спросил машинист. В ответ молчание.

–  С ума сойдешь с вами! - разозлился я и стал спускаться с паровоза. Вот дадут вам беляки шомполов, тогда быстрее соображать станете...

–  Рискнем?! - предложил машинист. Помощник и кочегар согласились ехать.

Санитарный тронулся без предупредительных звонков, не было и паровозного гудка. Медики бросились к поезду, на ходу цепляясь за поручни, лезли в вагоны. Набирая скорость, состав шел в Клявлино.

Машинист и помощник, высунувшись из окон паровоза, напряженно всматривались вдаль, однако за молочной пеленой тумана ничего не было видно. Но вот лес кончился, впереди показались мельница и пристанционный поселок.

–  Спасибо вам, товарищи! - Я попрощался с паровозной бригадой и, спрыгнув на ходу, увидел стоявшего на перроне седоусого, в форменной фуражке, начальника станции.

–  Имею право пользоваться прямым проводом. Прошу немедленно вызвать Бугульму.

–  Вы же видите, я занят приемом поезда сумасшедшего машиниста! - не глядя на меня, прокричал начальник станции.

Через минуту я был уже в комнате дежурного. Совсем юный телеграфист застучал ключом.

–  Бугульма не отвечает, - пожал плечами телеграфист. Но в это время морзянка заработала: "Все, что сообщили нам, передайте Полупанову, - читал телеграфист ответ Бугульмы. - Найдете его на станции Дымка..."

С шумом распахнулась дверь, и в комнату вместе с начальником станции ввалилась группа военных.

–  Фершалиц с клизмами вперед, а нас с винтовками позади? Пойми ты, куриная голова, там нужны не ночные горшки, а винтовки! - убеждал один начальника станции.

–  Гидру контрреволюции - к стенке! - кричал другой, увешанный гранатами.

–  Не могу-с... Вначале приказано отправить санитарный. .. Запросите сами Бугульму, - как-то отрешенно твердил начальник станции.

Я вышел на перрон. На первом пути стояла санитарная летучка, рядом небольшой состав с продовольствием для голодной Москвы, а за ними - воинский эшелон. Охрана не могла сдержать напор мешочников и спекулянтов - они заняли крыши, тормозные площадки, даже буфера вагонов.

Санитарный вскоре тронулся на Дымку. Я вскочил на подножку классного вагона и поднялся в тамбур.