На орлиных крыльях

Конвой замедлил ход, и охранник приказал ему съехать с дороги на небольшую площадку бензоколонки, которую превратили в командный пункт. Подъездные пути находились под прицелом пулеметов, установленных в здании бензоколонки.

«Скорой помощи» не удалось вовремя затормозить, и она врезалась в проволочное заграждение.

Оба «рейнжровера» подъехали к заставе аккуратно.

Охранники тут же окружили карету «скорой помощи» и началось выяснение отношений. Рашид и переводчик поспешили вмешаться в спор. Революционеры города Резайе вовсе не считали само собой разумеющимся, что революционеры города Махабада выступают заодно с ними. В Резайе жили азербайджанцы, а не курды, и спор велся и на турецком, и на фарси.

Судя по всему, курдам велели сдать оружие, и те с негодованием отвергли подобное требование. Переводчик пытался предъявить письмо махабадского муллы. На Рашида, который вдруг оказался чужаком, почти никто не обращал внимания.

Наконец, переводчик и Рашид вернулись к машинам.

– Мы отвезем вас в гостиницу, – заявил переводчик, – а затем я пойду к мулле.

Для иранской провинции город был большой, с множеством домов из камня и бетона и несколькими мощеными дорогами. Конвой остановился на главной улице. Издалека доносились крики. Рашид и переводчик вошли в какое-то здание, по всей вероятности гостиницу, а остальные ждали их в машинах.

Коберн был настроен оптимистически. Если пленников собираются расстрелять, их не станут поселять в гостинице. Все происходящее – просто организационная неразбериха.

Крики теперь раздавались гораздо ближе, и на другом конце улицы появилась толпа.

Сидевший во второй машине Коберн спросил:

– А это еще что за новости?

Курды выскочили из кареты «скорой помощи» и взяли в кольцо оба «рейнжровера», образовав своеобразный клин перед первой машиной. Один из них показал на дверцу, у которой сидел Коберн, и жестом изобразил что-то похожее на поворот ключа.

– Заприте двери, – крикнул Коберн остальным.

Толпа приближалась. Коберн понял, что это какое-то уличное шествие. Во главе процессии шли несколько офицеров в поношенной форме. Один из них плакал.

– Как вы думаете, что это такое? – обратился Коберн к своим коллегам. – Мне кажется, что армия только что капитулировала, и офицеров ведут по главной улице города, чтобы все видели их позор.

Мстительная толпа мощным потоком захлестнула машины, тесня охранников и с ненавистью глядя в окна «рейнжроверов». Курды старались удержаться на месте и отталкивали толпу от машин. Казалось, что в любой момент кто-нибудь может затеять драку.

– Мне это начинает не нравиться, – сказал Гэйден.

Коберн не спускал глаз с первого «рейнжровера», гадая, что в этом случае предпримет Саймонс.

Коберн заметил, что к окну их машины со стороны водителя приставлено дуло винтовки.

– Пол, не смотри в окно. Там кто-то целится из винтовки тебе в голову!

– Боже…

Коберн представил себе, что будет дальше. Толпа начнет раскачивать машины, а затем перевернет их…

Внезапно все стихло. Внимание толпы было приковано к поверженным офицерам, и, когда они прошли, толпа последовала за ними.

Коберн почувствовал себя свободнее. Пол повернулся к нему:

– За эту минуту…

Рашид и переводчик вышли из гостиницы.

– Они не хотят принимать в свою гостиницу группу американцев – риск для них слишком велик, – сказал Рашид. Из этого Коберн заключил, что в городе сильно накалились страсти и что толпа может поджечь гостиницу, в которую поселили иностранцев. – Придется ехать в штаб к революционерам.

Туда они и отправились. На улицах города развернулась бурная деятельность: вереницы нагруженных до отказа автомобилей самых разных форм и размеров, по всей вероятности, отвозили продовольствие и снаряжение революционерам, все еще ведущим бои в Тебризе. Конвой остановился у здания, похожего на школу. У внутреннего его двора собралась огромная и шумная толпа, которая, по-видимому, ждала, когда ее пустят на территорию. После небольшого спора курды уговорили стоявшего у ворот часового разрешить въехать во двор «скорой помощи» и двум «рейнжроверам». Только когда за ними закрыли ворота, Коберн облегченно вздохнул.

Они вышли из машин. Во дворе было полно простреленных автомобилей. На груде ящиков, служивших упаковкой для винтовок, стоял мулла и держал пламенную речь. Слушавшая его толпа мужчин выражала ему бурную поддержку.

– Они принимают присягу на верность революционному режиму, и мулла призывает их отправиться в Тебриз, чтобы драться там за революцию, – пояснил Рашид.

Охранники провели американцев к зданию школы, расположенному на краю двора. На ступеньках появился какой-то человек и начал злобно кричать, показывая на курдов.

– Они не должны проходить в здание с оружием, – перевел Рашид.

Коберну показалось, что курды занервничали. К своему удивлению, они вдруг обнаружили, что оказались на враждебной территории. Курды показали записку от махабадского муллы. Вновь начался спор.

Наконец Рашид сказал:

– Вы все подождите здесь, а я поднимусь и поговорю с председателем революционного комитета. – Он побежал вверх по ступенькам и скрылся в здании.

Пол и Гэйден закурили. Пол находился в подавленном настроении. Ему было страшно. Он чувствовал, что эти люди могут позвонить в Тегеран и все о нем выяснить. Однако возможность снова попасть в тюрьму казалась ему не самым худшим выходом из создавшегося положения. Он повернулся к Гэйдену:

– Я, конечно, благодарен вам за все, что вы для меня сделали, но, хоть мне и стыдно признаться в этом, я думаю, что теперь нам крышка.

Коберна больше всего беспокоила толпа за воротами. Здесь, на внутреннем дворе, все-таки старались поддерживать порядок. Там же, за стеной, собралась волчья стая. Что, если им удастся уговорить какого-нибудь незадачливого охранника открыть ворота? Тогда эта свора разъяренных людей линчует их. В Тегеране толпа буквально растерзала одного иранского парня, который чем-то не угодил ей. Озверевшая и впавшая в истерику, она оторвала ему руки и ноги.

Охранники взмахнули оружием, показывая американцам, чтобы они оставались на краю двора и стали к стене. Чувствуя свою беспомощность, американцы подчинились. Коберн посмотрел на стену. На ней были следы от пуль. Пол тоже заметил это, и его лицо побелело от страха.

– Боже мой! – пробормотал он, – нам, кажется, каюк.

* * *

«Какова психология председателя революционного комитета? – рассуждал Рашид. – У него уйма дел. Он только что взял на себя управление этим городом, и раньше ему никогда не доводилось быть городским головой. Ему приходится решать судьбу офицеров разбитой армии, вылавливать и допрашивать всех, кто подозревается в сотрудничестве с САВАК, налаживать работу городских служб, защищаться от контрреволюции и посылать людей воевать в Тебризе».

Рашид пришел к выводу, что единственное желание этого человека – поскорее избавиться от лишних дел.

Ему некогда заниматься американцами, убегающими из страны. Нет у него и сочувствия к ним. Поэтому если уж придется решать, что с ними делать, то лучше всего просто бросить их пока за решетку, а потом, на досуге, разобраться. Значит, я должен позаботиться о том, чтобы он не принял на их счет никакого решения.

Рашид вошел в класс. Руководитель революционного комитета сидел на полу. Это был высокий, сильный мужчина, взволнованный только что одержанной победой. Однако он страшно устал, был растерян и нервничал.