На отмелях

— Верно, — одобрил Джафир. — Умереть одному среди врагов — страшная судьба.

Тогда-то д'Алькасер и миссис Треверс и услышали, как Лин гард звал Иоргенсона. Знакомая тень сейчас же появилась ря дом с Лингардом и стала молча слушать его рассказ. Только вы слушав до конца, он произнес: «Попали в переделку, можно сказать». Но ничто на свете не могло удивить или смутить ста рика Иоргенсона. Он повернулся и ушел, что-то бормоча. Лин гард стоял, взявшись за подбородок, и последние слова Джафира понемногу овладевали его мыслями. Потом он вдруг взял лампу и пошел искать миссис Треверс. Ему необходимо было ее физическое присутствие, звук ее голоса, темный и ясный блеск ее глаз.

Помочь ему она ничем не могла. Идя к миссис Треверс, он заметил, что Иоргенсон вызвал малайцев на палубу и расставил их на сторожевых постах наблюдать за лагуной. Когда он вызвал ее из клетки, он, несмотря на все свое душевное беспокойство, почувствовал некоторое удовлетворение, что увел ее от д'Алькасера. Он не мог допустить, чтобы хоть доля ее внимания, крупица ее времени, самая малая часть ее мыслей отдавались другим. Ее мысли нужны были ему все без изъятия. Видеть, что он их лишен хоть на миг, раздражало, казалось бедствием.

Оставшись один, д'Алькасер начал было раздумывать о странно-повелительном тоне Лингарда. Этому наблюдателю оттенков такое обстоятельство показалось значительным. «Нервы, — заключил он про себя. — Человек переутомлен. Должно быть, получил какое-нибудь неприятное известие. Но что бы это могло быть?» — удивился он. В той атмосфере напряженного ожидания, которая установилась за эти невыносимо долгие дни, каждое малейшее движение казалось важным. Д'Алькасеру не хотелось ложиться на свою походную кровать. Он даже не сел, а остался стоять, прислонившись к столу и опершись руками о его края. В этой небрежной позе он размышлял; ему пришло в голову, что, может быть, миссис Треверс немного избаловала Лингарда. Но их внезапное и вынужденное сближение имело в своей основе какие-то моральные причины, и потому было очень трудно взвесить точно, где была уместна требовательность и где сдержанность, где смелость и где осторожность. В общем д'Алькасер восхищался тактичностью миссис Треверс.

Несомненно, она была госпожой положения. Правда, это еще не означало, что они в безопасности. Она владела положением постольку, поскольку, например, владеют сильным взрывчатым веществом с малоизвестными свойствами. Д'Алькасер думал о ней с чувством глубокой симпатии и беспристрастного интереса. Иногда на улице мы встречаемся с людьми, возбуждающими в нас симпатию и удивление, но из-за этого мы все же не провожаем их до дому. Так и д'Алькасер не хотел идти дальше за миссис Треверс.

Вдруг он с удивлением заметил, что мистер Треверс сидит на своей походной кровати. Он, должно быть, проснулся сразу, потому что еще минуту назад он казался погруженным в глубокий сон, и тишина ничем не нарушалась. Д'Алькасер от удивления воскликнул, и мистер Треверс медленно повернул к нему голову. Д'Алькасер с некоторой неохотой подошел к кровати.

— Не спите? — спросил он.

— Озноб, — отвечал мистер Треверс, — Но теперь прошло. Странно. Мне показалось, что на меня подул ледяной ветер.

— А! — сказал д'Алькасер.

— Вздор, конечно, — продолжал мистер Треверс. — Этот отвратительный воздух никогда не движется. Он противно прилипает к человеку. Который час?

— Право, не знаю.

— У моих часов сломалось стекло и стрелка, когда на нас предательски напали дикари на отмели, — проворчал мистер Треверс.

— Должен сознаться, что никогда в жизни я не был так удивлен, как тогда, — сказал д'Алькасер, — Помните, мы тогда остановились и я как раз зажигал сигару.

— Нет, не помню. Я в ту минуту вытащил часы. Конечно, они вылетели у меня из руки, но остались висеть на цепочке. Кто-то наступил на них, и стрелки сломались. Они тикают, но время определить нельзя. Ужасная нелепость. Раздражает.

— Но, значит, вы все-таки заводили их каждый вечер? — удивился д'Алькасер.

— Ну, конечно, заводил, — отвечал мистер Треверс, изумленный вопросом д'Алькасера. Он помолчал.

— Это не слепая привычка, как вы, может быть, думаете. Все мои привычки — результат строгого метода. Мне вообще приходится методически располагать мою жизнь, ибо иначе, вы сами понимаете, дорогой д'Алькасер, у меня не осталось бы времени на работу и на мои общественные обязанности, которые, само собой, очень ответственны. Я могу сказать, что моя общественная карьера оказалась успешной только благодаря методу. В моей жизни вообще не было незанятых минут. Между прочим, где моя жена? — спросил он, оглядываясь вокруг.

— Я говорил с ней всего несколько минут назад, — отвечал д'Алькасер, — Я не знаю, который час. Мои часы остались на яхте, но я думаю, что еще не поздно.

Мистер Треверс с необычной для него живостью скинул покрывавшую его легкую ткань и стал поспешно застегивать пиджак. Но, вместо того, чтобы стремительно вскочить на ноги, как ожидал д'Алькасер, он опять лег, откинулся на подушки и принял совершенно неподвижную позу.

Д'Алькасер постоял немного и затем начал ходить по «клетке». Походив, он остановился и участливо заметил:

— Вы, должно быть, не совсем здоровы?

— Я не знаю, что такое болезнь, — раздался голос с подушек, к великому облегчению д'Алькасера, который думал, что ответа не последует. — Хорошее здоровье играет огромную роль в общественной деятельности. Из-за болезни можно иногда упустить случай, который более не повторится. Я никогда не хворал.

Все это было произнесено заглушённым голосом, словно лицо говорящего было покрыто паутиной. Д'Алькасер снова принялся ходить взад и вперед.

— Я, кажется, спросил вас, где моя жена, — произнес заглушённый голос.

С большим самообладанием д'Алькасер продолжал ходить по «клетке», как бы не слыша вопроса.

— Знаете, мне кажется, что она сошла с ума, — продолжал заглушённый голос, — или я сошел с ума.

Д'Алькасер по-прежнему расхаживал мерными шагами.

— Знаете, что я вам скажу? — вдруг проговорил он. — Мне кажется, что вам совсем не хочется говорить о ней, Треверс. И вообще, вам, должно быть, ни о чем не хочется говорить. А говоря по правде, и мне тоже не хочется.

С подушки донесся слабый вздох. Д'Алькасер увидел, что на палубе показался свет, но, как ни в чем не бывало, продолжал ходить взад и вперед. Миссис Треверс и Лингард вышли из рубки и остановились у двери. Лингард поставил фонарь на крышу рубки. Голоса их не долетали, но фигуры виднелись совершенно явственно; миссис Треверс стояла прямая как стрела, а Лингард, опустив голову, стоял против нее. В его склоненном профиле, ясно очерченном на фоне освещенного пространства, чувствовалась как будто почтительность. Они стояли неподвижно, смотря друг на друга.