На плахе Таганки

2 декабря 1989 г. Суббота

«Ничего, мы что-нибудь придумаем...» — эти слова Скарятиной Кондакова расшифровала так: очевидно, она хочет написать апелляцию от бюро в секретариат. Ничего не понимаю, но опять какая-то надежда. От Надежды.

21 декабря 1989 г. Четверг

Ужасающе тяжелый день. Эта показуха Любимова, бесконечные заявления: «я был изгнан», «я живу в Иерусалиме», «у меня израильский паспорт, советский мне не нужен...» И как не хочется с ним ссориться, и как не хочется работать. Может быть, это сегодняшнее настроение?

23 декабря 1989 г. Суббота

Вчера Любимов, в шубе голубой, в запарке и суете уехал. До Рождества, и даже до конца февраля. Сунул мне букетик гвоздик.

— В новой работе будешь участвовать?

— Обязательно.

— Ну, ты понял, как строится композиция?

То, что Любимов пытался с Михаилом Карловичем Левитиным объяснить труппе о контрактной системе некой «Ассоциации», я записал на магнитофон, хотя делаю это зря, трачу пленку, а расшифровывать ее некому. Надо вернуться к дневниковым записям, это хоть и не так подробно, но верно.

И еще вчера звали меня Шацкие-Филатовы в бар на коньяк за показ удачной сцены «у фонтана». Любимов произнес такие слова: «Играть... работать... выручить... даже в таком виде она лучше (имеется в виду Сидоренко)...»

Нинка праздновала победу, и я искренне рад за нее. Она переступила, преодолела страх... это ей нужно было сделать для себя. А я, глупец, накануне отговаривал ее под влиянием своего настроения...

24 декабря 1989 г. Воскресенье

Ах ты, Боже мой, какие пироги!

Рождество Христово празднует весь мир, а в Румынии переворот, а литовская компартия из КПСС вышла. Эту же политику и тактику Белоруссия затевает. Что-то будет в СССР? Раскол. Ну, туда и дорога, доигрались коммунисты.

26 декабря 1989 г. Вторник

Потом Дом актера, благотворительный фонд. Читал стишки, два петуха пустил, но объяснил актерской братии, что вот, дескать, с министром культуры играл «Годунова», видимо, перестарался и охрип. Что же будет, когда мы с членами Политбюро начнем играть? А в Румынии казнили Чаушеску и жену его Елену... Я живу будущей книгой, будущими «Дребезгами». Шампанское не тронуто. Надо найти письмо Гоголя. — Я совершу.

ВОТ И БАСЬКА УШЛА ИЗ ДОМА... 1990

19 января 1990 г. Пятница

Теперь я буду выпивать с сотрудниками журнала «Литературное обозрение», членом редколлегии которого я утвержден секретариатом.

1 января нового 1990 года был плакучий, слезный день. Я звонил в Уфу и просил, чтоб меня немедленно забирали отсюда, чтоб она приехала с матерью и к чертовой матери...

Тамара долго разговаривала с Ирбис. Вообще черт-те что... паноптикум, маразм... Сначала Тамара согласилась меня отдать, но потом передумала: «Зачем это я буду тебя отдавать?»

13-го отлет в Новокузнецк. Встреча старого Нового года.

На Антонину смотреть страшно. Хочется отвести глаза в сторону и заговорить о чем-то, не относящемся к жизни. Жалко невыносимо... кажется, она еле держит пальто на плечах... Из банки лосося она съела ложку «собственного соку». В полрюмки водки — до краев воды, четверть отпила. «Я за сестру тебя молю...» Матрена выбрала себе место для могилы. Тетя Люся вообще не решилась повидаться. А мать выбрала место, чтоб гораздо ближе к дому быть. Какие-то обыденные, страшные вещи. Вот и съездил я, выполнил нравственный долг, выпили с Вовкой всю материну брагу, проспали все на свете... и все равно я не жалею, что слетал. «Может, последний раз видимся», — сказала Матрена.

Я видел сон: меня приговорили и расстреляли. Я упал и думаю, куда же пуля вошла, где больно?.. Наверное, в печень. Врач прощупал пульс, проверил дыхание. Велел вколоть инсулин. Потом еще. «Странный у вас организм, никак не может умереть». Когда мне сестра всадила в руку иглу в третий раз, чтоб я скорее умер, — я проснулся.

25 января 1990 г. Четверг

Вчера какое-то странное мероприятие у нас было в театре — «Таганские среды».

Вел Вознесенский. Я какие-то слова произнес. В его защиту. Он целовал меня. Были мы с Сережей. А Сережа у Шацкой был, кассеты брал и... «Она меня так хорошо накормила... первое, второе...»

27 января 1990 г. Суббота

А Досталю спектакль понравился. «Вас Любимов погрузил в какую-то атмосферу... И стол, и костюмы, и решение персонажей... Нет, это все очень хорошо... И ты прекрасен, и ваш тандем с Аллой... Это уже больше, чем простое партнерство... Рядом с таким Сальери такой хилый Моцарт... Он человечески мелок — без судьбы и характера... Он вашу компанию портит, и Сайко... Ну, что это...» Говорил долго и хорошо.

28 января 1990 г. Воскресенье — отдай Богу

В театре полный развал. Я такого не помню даже в самые худшие времена. Впрочем, когда они были — «худшие»? Когда уехал Любимов? Театр бурлил, да, но, кажется, было и сплочение какое-то и духовная крепость. Уходили артисты. Ну так что ж... И вот расплата за всю безнравственность наших руководителей. Начиная с разговоров о кризисе театра во времена Эфроса, со снятия Дупака. И пришли мы к разбитому, неуправляемому корыту. Смирнов в горячке, пьет и срывает спектакли. Хитрый и коварный Бортник придумал себе опять не то больные зубы, не то ангину. И летят спектакли один за другим... Корнилова улетела в Америку, никого не спросясь и не поставив в известность. Золотухин отказывается играть «Годунова» лишний раз, ему наставили спектаклей через день. А ему вводить Щербакова за Смирнова. Это большая потеря для спектакля «Живой», но отменять нельзя, и неизвестно, когда появится Смирнов. И выйдет ли Ванька на «Живого», если он Пимена играть отказывается, ссылаясь на болезнь.

29 января 1990 г. Понедельник

Можаев, которого я встретил 25-го в день Высоцкого:

— Валерий, привет! Ну, я этим сволочам дам... Главному я уже выдал. Они ведь из-за меня тебя в союз не приняли, из-за моей статьи... Помнишь, я тебе говорил, где я всем сестрам по серьгам... Это против меня интриги. Но ты не расстраивайся, ты будешь в союзе, ты пиши... И имей в виду, что я ни единым словом не солгал, не польстил в рекомендации. Я это написал не потому, что ты мой герой, мой летающий белокрылый лебедь или мой друг. Нет, это действительно так, книжка хорошая у тебя.

Энто мне очень по душе пришлось — ни единым словом не солгал, не польстил.

Что происходит в стране? Воюет Кавказ. Отделяется Литва. «Память» громит «Апрель». «Память» открыто объявляет, что 5 мая будут погромы. «Сионисты и породненные с ними люди — вон из России!» Вот это формулировочки. Даже Гитлер был мягче с «породненными с ними людьми». «Лигачев — последний оплот борьбы с сионизмом».

Щекочихин и Мурашов делают депутатский запрос министру МВД Бакатину: призвать к ответу за агитацию национальной розни, войны и пр.