На полпути в рай

Через несколько лет, когда у бледной, худой и полуживой девочки наступил переходный возраст и тело её стало приобретать некоторые формы, в одну из ночей ей молча накинули на голову вуалевый платок, прикрыв жёлтое, худое лицо, выщипали, не обращая внимания на её рыдания, волосы на щеках, и спустя два часа девочка поняла, что её выдали замуж за того самого проклятого Мортазу, которого теперь уже стали величать господином Мортазой,

Из всех событий, связанных с этим неожиданным, богом данным браком, самым незабываемым было то, что произошло на следующее утро: свекровь позвала девочку, но муж не позволил ей уйти. К сожалению, радость была недолгой: жена хаджи ворвалась в комнату молодых, как всегда, с заткнутыми за пояс концами чадры и веником в руках. Пять раз подряд ударила она девочку по голове, покрытой свадебным вуалевым платком, своим грязным, жёстким веником, приговаривая: «Чтоб тебе сгореть, проклятая, или ты решила, что раз стала моей невесткой, то можешь теперь прохлаждаться? Я для тебя не мать твоего мужа, а всё та же жена хаджи. Найди ты хоть семь лазеек, всё равно от меня не уйдёшь! Я сделала тебя своей невесткой, чтобы иметь помощь, а не обузу. Понимаешь ты это или нет?» И для большей убедительности она ещё три раза ударила её веником.

Живя со своим супругом, Омм-ол-Банин должна была во всём ему подчиняться. Выполняя священные обязанности жены, соблюдая законы шариата и орфа, она была обязана быть ему во всём помощницей и сообщницей, то есть тащить, что плохо лежит, а уж он делал из этого деньги. Хаджи, да помилует его аллах, старел, терял зрение и рассудок, и руки у него стали дрожать, особенно когда он выдавал своим домашним деньги. А взращённая в доме счастливая сноха, пользуясь каждым удобным случаем, лезла украдкой в карман кафтана хаджи, вытягивала оттуда деньги и передавала их Мортазе.

Прошло несколько лет, и, как предсказал хаджи, назвав её Омм-ол-Банин [71] , она родила одного за другим четырёх сыновей и одну дочь. Но не надо думать, что такая мать, как подкидыш Омм-ол-Банин, могла воспитать и вырастить детей. А если бы даже они и имели несчастье вырасти то можно себе представить их судьбу под опекой Нахид Доулатдуст и её детей Фарибарза и Виды. Самым несчастным был бы пятый ребёнок, который, к счастью, появился на свет мёртвым. Когда он был ещё в утробе матери, покойный хаджи заболел воспалением лёгких и, пролежав две недели, несмотря на всю свою ловкость в жизни, отдал богу душу. Похоронили его в пригороде Тегерана, на кладбище Аб-амбаре Касем-хан.

71

Омм-ол-Банин — буквально «мать сыновей».

Когда хаджи был жив, он красил бороду, брил голову, ходил в длинном габа, зимой — в толстом, а летом в тонком аба, белой тюбетейке ручной работы с чёрным узором, в рубахе без воротника, в башмаках с примятыми задниками. Всё это придавало ему набожный вид, и своим друзьям он казался более благочестивым, чем любой пишнамаз [72] , рузехан [73] или чтец корана и наставлений. Но стоило ему умереть, как выяснилось, что он был нечист на руку и прибирал к рукам всё дозволенное и недозволенное.

72

Пишнамаз — мулла, совершающий молитву во главе прихода.

73

Рузехан — рассказчик о мученической смерти имамов.

Эта новость привела жителей квартала в смятение. Теперь они не знали, правда ли, что говорят о хаджи, или просто какие-то безбожники решили после его смерти половить рыбку в мутной воде. Пожалуй, единственный, кто не предъявлял ему претензий, был Хафиз Ширази. Тогда-то бывший господин Мортаза, или нынешний Мануч-джан, вместе со своей матерью, женщиной очень оборотистой, способной на любое мошенничество, тайно от Омм-ол-Банин решили породниться с кем-либо из самых наглых истцов, чтобы заткнуть рты всем, кто осмелится порочить хаджи и его близких.

Наиболее подходящим был торговец галантерейными товарами Шейх Хосейн Али, так как он был купцом и имел дело с различными сословиями. В своём квартале он считался главой духовного и светского закона и столпом разума и деловитости.

У этого Шейха Хосейна Али была перезревшая дочь, плохо сложенная, некрасивая, но с большими претензиями и очень избалованная. Это и была коротышка, нынешняя Нахид-ханум.

Кроме этого отпрыска, у Шейха Хосейна Али наследников не было, так же как не было и в лавке ничего, кроме галантереи. Но хаджи оставил после себя кое-какой капиталец и наследство сыну, и он и его мать очень не хотели, чтобы деньги достались кому-нибудь другому. В общем решено было, что коротышка и господин Мортаза сочетаются законным браком, чтобы, с одной стороны, не допустить чьего-либо вмешательства в наследство, оставленное хаджи, а с другой — дать тридцатилетней Нахид мужа. Вот и вся история супружества Нахид-ханум и господина Манучехра Доулатдуста.

За два дня до брака об этом сказали Омм-ол-Банин, которая как раз в это время рожала пятого ребёнка. Ей предложили выбрать одно из двух: получить развод и идти на все четыре стороны или остаться в доме мужа, но до конца дней своих не показывать и вида, что когда-то она была его женой. Она будет лишь служанкой, разумеется самой приближённой служанкой, господина и его ханум.

Что оставалось делать бедной Омм-ол-Банин?

Другие несчастные женщины, когда их бросали мужья, могли хотя бы вернуться к родителям. А куда деваться человеку, который никогда не видел ни отца, ни матери, не знает, где они?

Как только господин Мортаза получил полностью наследство, он начал клевать всех жителей квартала, не щадя и самого Шейха Хосейна Али. Ну а Омм-ол-Банин, девушке, подобранной на улице, конечно же, доставалось больше всех… Да и чего другого могла она ждать от Мортазы? Разве не был он нечист на руку? Был, Разве не обирал он честной народ? Обирал. Или не обсчитывал? Обсчитывал. Короче говоря, разве он не был сыном известного торговца шнурками для штанов Хаджи Мохаммеда Али Исфаханн? Разумеется, был. И если случилось так, что она уже не может быть женой, а может быть только его служанкой, то и на том спасибо!

У каждого человека своя философия. Была она у Платона и Аристотеля, есть и у Омм-ол-Банин. Разница только в том, что один вытаскивает из воды коврик ближнего — помогает людям жить, а тут человеку дай бог хотя бы свою жизнь устроить. Омм-ол-Банин рассуждала просто: да, одно время она числилась женой господина Мортазы, но ведь, по существу, она всегда была просто его служанкой. Так что же изменилось? Кроме того, велик аллах, может быть, она когда-нибудь окажется в прежней роли?

В день, когда, руководствуясь материальными соображениями и законами шариата и орфа, которые так хорошо всем известны, дочь галантерейщика Шейха Хосейна Али выдали за господина Мортазу, сына Хаджи Мохаммеда Али Исфахани, Омм-ол-Банин просто перебралась из одной комнаты в другую и легла в другую постель. Всё же остальное — одежда, обувь, чадра — остались прежними. Единственное, что потребовали от бедной женщины — это не вспоминать при новой законной жене господина Мортазы о своих прежних отношениях с ним. Однако это не мешало господину Мортазе время от времени вспоминать о своей прежней супружеской связи и давать затрещины Омм-ол-Банин.

В глубине души бедная женщина, пожалуй, была даже довольна. Пусть с неё не снималась ни одна тяжёлая обязанность, но по крайней мере ей не придётся терпеть каждый год муки беременности и родов и видеть своих детей умирающими один за другим.

О чём мечтают женщины, подобные Омм-ол-Банин? О куске хлеба, об уголке, в котором можно провести ночь, о тряпке, чтобы прикрыть наготу тела, и, наконец, о месте под холмом, где бы она могла сложить свои уставшие кости. И какое имеет значение, кем она будет, снохой ли хаджи или служанкой дочери Шейха Хосейна Али?

Ещё не известно, было бы лучше для Омм-ол-Банин, если б в дом не пришла коротышка. Ведь этот жулик, господин Мортаза, всё равно бросил бы её. Человек нечистый на руку рано или поздно разбогатеет, и зачем ему тогда прежняя жена? У бесчестного человека одно превращается в два, два в три, а три в четыре. Да паду я жертвой пророка, если такой не превратит четыре в пять! Тогда собирай свои пожитки и иди куда глаза глядят. Вот о чём думала бедная сирота Омм-ол-Банин, которая в жизни не знала не только ласки, но и просто человеческого отношения. Но думать она всё же могла. Благодарение богу, нет на свете головы пустой, как фляга из тыквы, и каждый человек наделён хоть крупицей разума.