На пороге Будущего

Уже заполночь он вошел в отведенную ему спальню, оставил дверь приоткрытой, ожидая женщину. Через минуту зашел Легори, как делал это много раз, в нерешительности остановился посреди комнаты. Алекос взял со стола бумагу, протянул ему.

— Что это?

— Приказ о назначении вторым помощником губернатора Алемара.

Юноша резко опустил бумагу, его лицо вспыхнуло.

— Вы выгоняете меня? Чем я провинился перед вами?

— Это повышение, а не наказание. Хватит тебе терять время среди дворцовых бездельников. Пора заняться настоящей работой.

— Я не хочу этого. Позвольте мне остаться с вами!

— Ты умный парень, Легори. Можешь сделать хорошую карьеру.

— Вы не хотите меня больше видеть, — молодой человек нахмурился и, пересилив гордость и страх, спросил о том, что мучило его уже давно: — Вы не любите меня больше?

Алекос рассмеялся, обнял его за плечи, подвел к зеркалу:

— Посмотри на себя, Легори.

Но тот смотрел только на господина.

— У тебя борода, как у матерого воина, — сказал царь. — Ты уже давно не мальчик, Легори, нечего тебе около меня делать. Скоро сможешь окружить себя собственными пажами. А еще лучше — женись. Я найду тебе самую красивую девушку в стране, если захочешь. Вот хоть дочка Матесса. Понравилась она тебе?

Легори вырвался из его рук, смял бумагу в кулаке. Алекос с усмешкой смотрел на него, и под этим взглядом любовное волнение на лице молодого человека сменилось смирением.

— Вы правы, мой господин, — сказал он. — Вы говорите верно. Благодарю за высокую честь. Постараюсь, чтобы эта должность, несмотря на мою молодость, оказалась мне по силам. Я ухожу.

Алекос кивнул, и юноша, низко поклонившись на прощанье, вышел из комнаты.

Следующим утром великий царь выехал в обратный путь — в столице было назначено заседание Совета. Он едва успел к началу, вошел в зал, когда часы били пятнадцать.

Реконструкция в Шурнапале шла полным ходом, но Дом приемов почти не изменился. Все осталось таким же, как при Хиссанах: тонкие колонны, поддерживающие сводчатый потолок, синие портьеры и обитые светлым шелком стены с великолепными картинами и картами, овальный дубовый стол в глубине приемной, царское кресло с высокой спинкой, массивные стулья. Только свешивающиеся со стен штандарты поменяли цвет с голубого с серебром — цветов Хиссанов — на серое стилизованное изображение волка на красном фоне. Но и это был уже устаревший герб: война осталась позади, и царю требовалось создать себе мирный образ. Полы в зале уже обновили, как и плиты на площади, которую с трех сторон окружали Дом приемов и дома царя и царицы. Теперь вместо солнца со змеей с синих плит сияли белые многолучевые звезды.

Чиновничий аппарат в Матакрусе был чрезвычайно громоздок, и упростить его не представлялось возможным. Наоборот, объединение стран еще более усложнило государственную машину. Большинство постов сохранилось за крусами, что стояли у власти много лет. У них был опыт и связи, и Алекос предпочел оставить все на своих местах, проведя лишь незначительную ротацию, чтобы обеспечить себе поддержку давних товарищей. Самые верные его соратники заняли в новом государстве ключевые посты. Худой усатый Нурмали, прошедший рядом с царем всю войну от Галафрии до Дафара, теперь — управитель южных стран. Могучий Гарли, первый силач Шедиза — военный министр. Всегда серьезный Кафур, бывший управитель Ианты, переведенный на должность губернатора Алемара, центральной провинции Матакруса. Когда после окончания заседания Совета крусы разошлись, они остались в зале, чтобы выпить за новое назначение Кафура.

— Неплохие результаты для такого срока — всего полтора года, — сказал Алекос. — Я думал, мы провоюем в Ианте года четыре, не меньше. Наша война закончилась слишком быстро. Даже я не ожидал такого. И это заставляет предположить, что настоящая война сейчас лишь начинается.

Он развалился в кресле, взболтал коньяк в хрустальном бокале.

— Они там в Ианте дикие, совсем как степняки, если не хуже, — заметил Нурмали. — С теми мы все-таки договорились, а иантийцев не переделаешь.

— Их не надо переделывать. Если не сработала атака в лоб, придется заходить с тыла. Не кнутом, так пряником, но я заставлю их себя полюбить так же, как они любили Фарада.

Гарли прищурился, ударяясь в воспоминания.

— Хален был единственным стоящим царем из всех. Как он бился под Рос-Теорой! Я его проклинал по пять раз на дню. Это был настоящий воин. И все его люди такие же и всегда такими будут — вы, как всегда, правы, государь.

— Я благодарю вас за новое назначение, мой господин, — тяжело сказал Кафур. — Но в Ианте у меня осталось одно незаконченное дело.

— Какое же?

— Царица, Евгения Фарада.

Алекос поднял брови.

— Она же погибла во время вашего последнего карательного похода. Я помню, вы писали об этом.

— Не совсем так. Я писал тогда, что она скорее всего погибла. Установить это точно было невозможно. Но перед самым отбытием из Киары я получил сведения, что она жива. Ее видели в горах.

Царь выпрямился. Его ноздри гневно раздулись. Товарищи опустили глаза.

— И ты только сейчас говоришь мне об этом? Ведь это означает, что в Ианте опять начнутся волнения! Почему ты не послал ее убить?

— Я хотел сначала посоветоваться с вами, государь. Я уже пытался ее поймать. Положил много людей. Перебил немало ее слуг. Поскольку шансов выжить у нее тогда почти не было, то я не стал подробно описывать вам нашу встречу. Она очень сильна. Это олуди! Она умеет отводить глаза и напускать черный страх, что гонит врагов прочь, она говорит так, что ты слышишь ее в своей голове, а от ее взгляда можно ослепнуть. Если б не ваше имя и не мой топор, я тогда не выстоял бы против нее.

Он осекся: царь его не слушал. Он утонул в своем кресле с отсутствующим видом, крутя в пальцах бокал. Кафур вопросительно посмотрел на остальных. Гарли приложил палец к губам. Он уже привык к внезапным уходам царя, которые начались не так давно, как раз после взятия Дафара.

Очнувшись от задумчивости, Алекос вскочил, обвел вельмож знакомым энергичным взглядом.

— Да, она жива и находится в горах. Так ты говоришь, Кафур, что не можешь ее поймать?

Тот побагровел, сердито крякнул. Признался:

— Увольте меня, государь. Я уже пытался и едва не поплатился рассудком за это.

— Может быть, кто-то из вас, господа, возьмется за это? — спросил царь, поворачиваясь к Гарли и Нурмали.

Гарли с готовностью вскочил.

— Прикажете выезжать сегодня?

Он снова ненадолго задумался, меряя их взглядом, будто сомневался в чем-то.

— Вы поедете все трое. Если уж Кафур не смог ее победить, может, справитесь вместе. Отправляйтесь в иантийские горы и привезите мне олуди Евгению. Моя сила будет с вами и поможет одолеть ее.

Нурмали, задумчиво жевавший ус, медленно поднялся.

— Позвольте мне сказать, государь. Кафур не видел олуди Евгению до того дня, когда поднял против нее оружие. Посмотрите на него — в тот день он постарел на десять лет. А я — я провел рядом с госпожой Евгенией несколько недель. Это было черное время для меня. Каждый день я ждал смерти от руки Процеро. Олуди дала мне надежду. Она предрекла, что я умру, служа другому царю, — Нурмали встретился взглядом с Алекосом. — Я не смогу поднять на нее руку.