На пороге миллениума
Шрифт:
– Вы работаете в суде? – глупее вопроса я не могла придумать.
– Да, я судья. До свидания и больше мне не звоните, – раздражённо ответила Татьяна.
– Подождите, прошу вас! Вы, возможно, знаете, где может находиться Лионелла?
– Нет, не знаю. И знать не желаю, – на том конце провода положили трубку.
– Узнаешь, ещё как узнаешь, – подумала я, со злостью закрыв за собой дверь. Выйдя на улицу, я поспешила в сторону метро.
Глава 4
Мне кажется, каждый город имеет свой неповторимый запах. Возможно, это мои фантазии но, выходя на перрон вокзала или спускаясь с
Ростов раньше имел несколько ароматов. Мне всегда казалось, что район старой Нахичевани, это старейший район города, окутан ароматом цветущей акации смешанным с терпким запахом виноградных зарослей «Изабеллы» обвивающей террасы и веранды старых домов, кустов сирени, аромата цветущих клумб и запаха реки, который добавляет в рецептуру запаха свой неповторимый штрих.
А вот рецептура воздуха на нашем посёлке Чкалова другая. Это запах цветущих фруктовых деревьев: яблонь, слив, абрикосов, вишни, шелковицы – тютины, как её называют южане, растущих почти в каждом дворе. Нагревшимся на солнце битумом, который в моём детстве лежал большими чёрными глыбами на улицах и ждал, когда его растопят и начнут поливать прохудившуюся толь на наших двух и трёх этажных домах. Запах пыли и плавившегося от жары свежеуложенного асфальта, которым постилают дорожки, ведущие к нашим домам. Это чуть уловимый аромат цветущих деревьев дикой абрикосы, кустов акации, который лёгкий ветерок доносил с близлежащих рощ, окутавших наш посёлок.
Память удерживает сказочные ароматы, которых нет в более новых и современных районах города. Скорее всего, это ощущение детства, которое я испытываю, приезжая на свои любимые улочки – Линии в Нахичевани, ведущие вниз к Левому берегу Дона, где я была рождена. Ароматы детства, которые сохранились до наших дней, но уже так слабо витают вокруг нынешнего моего жилища.
Раньше, в те уже далёкие школьные времена, когда Лёлька оказалась в Москве, и я частенько приезжала к ней на каникулы, кстати, разница между нами составляет почти десять лет, так вот, в те времена Москва имела неповторимый запах. Ступая на перрон и глазея на фасад Казанского вокзала, я всеми фибрами ощущала этот запах и понимала – я в Москве! Попадая в метро, от увиденного вокруг меня охватывал трепет и волнение. Гуляя с сестрой по московским улицам, центру столицы, я ощущала – это Москва!
Что с тобой стало бедная наша столица?! Через неполные десять лет мы вступим в новое тысячелетие. А Москва, впрочем, как и вся страна, идёт не вперёд к «светлой жизни», а семимильными шагами топает в неизвестность, постепенно превращаясь из некогда культурного, театрального, научно-студенческого престижного города в общероссийский базар с его первобытными законами и правилами.
Около метро стихийные рынки, толчея. Всюду лохотронщики. Вечные лужи из смрадной жижи и грязь кругом. Куда не бросишь взгляд везде нищие. В переходах, подъездах отвратительно мерзко несёт мочой. Темнота и чернота вокруг. В метро шумно, душно, противно и страшно.
Доехав до станции метро «Войковская» я буквально бежала до дома Аллы Константиновны. Так хотелось спрятаться за дверьми квартиры от угнетающей действительности. Добежав до подъезда,
я с удивлением увидела новшество. На дверях кодовый замок. На счастье из подъезда вышла дама с собачкой. Женщина подозрительно посмотрела на меня, но все же впустила в свою родную обитель.– Вероника?! – удивилась и обрадовалась Алла Константиновна, – а где Лёля? Она на днях нам звонила, мне не понравился её голос. С ней всё в порядке?
Узнав, что Наташа ещё в школе, я прошла на кухню. Алла Константиновна сразу стала меня потчевать прозрачным, изумительно пахнущим куриным бульоном. Она приправила его рубленой зеленью и сваренным вкрутую яйцом. На столе горкой стояли специально испечённые к бульону воздушные пирожки с нежной начинкой из птичьей печени. Налив бульон, как я люблю в предназначенную для этого чашку на большом блюдце, она села рядом со мной.
– Как вы любите, Алла Константиновна, что бы и желудок и глаз одновременно радовался! – похвалила я хозяйку за так вовремя поданный бульон. Потому, что ничего кроме правильно сваренного бульона не приводит мой организм в норму после любого стресса или нервотрёпки.
Алла Константиновна, мать Алика и бывшая свекровь Лёли так и осталась в очень хороших отношениях с моими родителями. Лёлька её любит и уважает. Наташа – боготворит. Алла Константиновна до развода ребят жила одна. Её муж в далёких семидесятых уехал на какую-то научную конференцию во Францию, и не вернулся назад, доставив немало хлопот её отцу академику. Да и ей досталось. Переводчица в Интуристе и муж невозвращенец – это несовместимо. Поэтому ей пришлось заняться преподаванием и репетиторством. Мне очень симпатична Алла Константиновна. Я никогда её не видела в домашнем халате. Всегда с подтянутой фигурой, с самого утра с уже уложенной причёской. Своей добротой, гостеприимством и отзывчивостью к бедам других, она мне напоминала маму.
После того, как Лёля вскоре после развода стала жить с Анатолием, а Алик уехал в Штаты, их дочь Наташа переехала к Алле Константиновне. Мне жаль было тогда, да и сейчас Альку. Он очень любил, я больше чем уверена и продолжает любить Лёлю. Конечно, в материальном плане ей было труднее с Аликом, чем с Анатолием. Не думаю, что из-за этого она развелась с мужем. Трудности её никогда не пугали. Но что-то связало этих разных людей: мою сестру и Анатолия. Вероятно то, что мне не подвластно понять.
Нынешние времена вытеснили сначала из стен институтов и лабораторий, а потом вообще из жизни страны умных талантливых людей как Алик. Внук ученого, академика, он не был занудой, каким иногда показывают людей науки в фильмах. Бесшабашный или как Лёлька его называла – бес башенный, обожающий джаз, Ильфа и Петрова, которых постоянно цитировал, он хотел жить, так, как постоянно говорил Лёле – «незаморачиваясь». Но так жить, имея семью тяжело. Это даже я понимала. С рождением Наташи появились трудности. А уж с наступлением перестройки…
Похоронив деда, сердце которого не выдержало коллизий нового времени, а потом и любимую бабушку, Алик так и не смог приспособиться к нынешним бандитским условиям жизни. А когда границы страны приоткрылись, он с такими же бедными но умными укатил в Штаты. И ничего – прижился, не потерялся и не бедствует. Лёльку с дочкой всё к себе зовёт. Но у нашей Лёлечки – любовь. Куда там! Алька, Алька, плохо, что ты в такой далёкой Атланте!
Задав мне множество вопросов, и внимательно слушая ответы о здоровье моих родителей, об отношениях с Глебом, Алла Константиновна неожиданно прервала мой рассказ.