На прифронтовой станции

Шум в репродукторе заставил Анну насторожиться.

— Докладывает Майская, — раздался голос. — Тринадцать двадцать два прошел без остановки. В середине состава над тележкой цистерны заметили вагонного мастера. Он привязал себя чем-то к раме цистерны и на ходу ремонтирует буксу.

— Поняла вас, — радостно отозвалась Анна и, выключившись из линии связи, облегченно вздохнула. Бледное лицо ее начало медленно розоветь.

22. В ожидании

Майору Булавину предстояло решить сложную задачу. Надо было выяснить, насколько осведомлен Гаевой о стахановском лектории. Булавину казалось, что расценщик не придает ему большого значения.

О чем именно мог он догадываться? Новый, уплотненный график был строго засекречен. Никто, кроме узкого круга должностных лиц, не должен был знать о весе составов и об интенсивности движения поездов через станцию Воеводино. Мог ли Гаевой в таких условиях разведать истинное положение вещей? Мог ли допустить, что стахановский лекторий даст такие значительные результаты и поможет машинистам-тяжеловесникам перевозить удвоенное количество военных грузов?

Вот о чем напряженно размышлял майор Булавин, когда к нему вошел с докладом Варгин.

— Как обстоит дело с письмом Добряковой? — нетерпеливо спросил майор. — Доставили вы его Марии Марковне?

— Так точно, товарищ майор. Письмо уже на квартире тети Маши.

— Значит, Гаевой прочтет его, как только вернется со службы?

— Надо полагать.

Помолчали. Майор медленно заводил ручные часы, капитан рассеянно крутил в руках пресспапье. За окном, сотрясая здание, тяжело прогромыхал паровоз. Замелькали вагоны длинного состава, ритмично постукивая на стыках рельсов. Сильно вздрагивали стекла на окнах в такт этому стуку.

— Скажите, а вы не спрашивали у Алехина, — прервал затянувшееся молчание Булавин, — какого мнения Гаевой о Сергее Доронине?

— Был у меня с Алехиным по этому поводу разговор, — встрепенувшись, ответил Варгин, ставя на стол пресспапье. — Гаевой не очень-то лестного мнения о Сергее Ивановиче. Он, правда, не высказывает этого открыто, но по недомолвкам его Алехин сделал вывод, что считает он Сергея Ивановича чуть ли не карьеристом. К тому же… — Варгин улыбнулся и добавил:

— Этот субъект полагает, что Сергей Доронин все свои рекорды ставит из-за Анны Рощиной.

— Вот, значит, каков у него образ мыслей… — задумчиво произнес майор Булавин. — Удивительного, впрочем, тут ничего нет.

Пройдясь несколько раз по комнате, Булавин приказал капитану:

— Ни на минуту не выпускайте Гаевого из поля зрения.

— Я уже продумал этот вопрос, товарищ майор, и принял все необходимые меры.

Помолчав, Варгин добавил:

— Хуже нет этой неопределенности, этого томительного ожидания…

— Будем надеяться, что ответ Гаевого разрядит обстановку, — заметил Булавин. — А с ответом он не заставит нас долго ждать.

23. Четыре тысячи тонн

На станции было уже совсем темно, когда Сергей Доронин вышел с Алексеем Брежневым от дежурного по депо станции Низовье. Сквозь затемненные стекла депо не проникало ни одного луча света, только цветные точки на семафорах да в фонарях у стрелок виднелись в темноте. Едва Доронин отыскал свой паровоз на запасном пути, как к нему, запыхавшись, подбежал дежурный по станции, прикрывая фонарь полой шинели.

— Товарищ Доронин, выручайте! — проговорил он, едва переводя дыхание.

— А что такое? — насторожился Сергей.

— Соседнюю станцию бомбят, а мы уж по опыту знаем, что на обратном пути фашистские стервятники сбросят остаток бомб на нас. Выручайте. Сами, наверно, видели, как станция забита. Помогите разгрузить.

— Все, что только будет в силах, сделаем, Антон Евсеевич, — ответил Сергей Доронин, всматриваясь в морщинистое, взволнованное лицо дежурного, освещенное неверным светом вздрагивающего в его руках фонаря.

— Сколько бы вы могли взять?

— Тысячи три с половиной.

— А четыре? Вы бы вывели тогда из-под удара два очень важных воинских состава. Один с боеприпасами в две тысячи двести тонн, а второй с продуктами и обмундированием в тысячу семьсот пятьдесят. Итого — три тысячи девятьсот пятьдесят тонн.

Сергей задумался. Удастся ли ему втащить четыре тысячи тонн на Грибовский подъем?..

Дежурный настороженно смотрел Доронину в глаза. Брежнев, стоявший рядом, нервно покашливал. Сергей решительно повернулся к помощнику и спросил кратко:

— Как с водой?

— Полный бак.

— Уголь?

— Экипированы полностью.

— По рукам, значит? — улыбнулся дежурный.

Но Сергей Доронин все еще не давал ответа. Он молча поднялся на паровоз, посмотрел на манометр, заглянул в топку.

Дежурный, полагая, что машинист все еще сомневается в чем-то, крикнул ему снизу:

— С диспетчером все уже согласовано, так что на этот счет можете быть спокойны.

— На этот счет мы всегда спокойны, — ответил за Доронина Алексей.

— Какие же у вас еще сомнения? — с тревогой спросил дежурный.

Сергей вытер руки промасленной ветошью и, бросив ее в топку, твердо заявил:

— Нет у нас больше никаких сомнений, Антон Евсеевич. Доложите диспетчеру, что мы готовы взять четыре тысячи тонн.

— Оба состава, значит? — радостно оживился дежурный.

— Оба, Антон Евсеевич.

— Может быть, с дежурным по депо сначала посоветоваться? — предложил Брежнев, взволнованно глянув в глаза Доронину. — Он человек опытный, подскажет, как лучше поступить. Ведь никто еще на нашей дороге не водил таких поездов. Не сорваться бы…

— Некогда теперь терять время на консультацию, Алексей. Займись-ка лучше делом. Подкинь угля в топку, подкачай воды в котел, включи сифон да поднимай пар до предела.

— Ну, кажется, обо всем договорились? — облегченно вздохнув, спросил дежурный.

— Обо всем, Антон Евсеевич.

— Подавайте в таком случае машину на восьмой путь под первый состав.

Сергей еще раз осмотрел топку, проверил песочницу, велел кочегару продуть котел и только после этого, приоткрыв слегка регулятор, тронул паровоз с места.