На пути к сверхобществу (Части 4-7)

Коллективизация сельского хозяйства

Считается, будто колхозы суть на сто процентов выдумка сталинистов. Почитайте книги русских дореволюционных историков, которых никак нельзя обвинить в симпатиях к большевикам (они тогда были почти неизвестны), и вы увидите, что у колхозов были предшественники и предпосылки в далеком прошлом в виде общинного и государственного земледелия. В значительной части крестьяне не были собственниками земли. Единоличность хозяйства заключалась лишь в том, что семья индивидуально использовала отведенные ей участки земли. Землю нельзя было продать и даже передать другим во временное пользование за плату. Революция ликвидировала помещичье землевладение. Производительность крестьянского труда была низкая. Продукты труда продавались лишь в исключительных случаях. Это не было источником регулярного дохода. Многие работы выполнялись коллективно (починка дорог, рытье прудов, сенокос). Коллективизация не была для крестьян чем-то абсолютно новым и неожиданным.

Существует устойчивое мнение, будто колхозы были выдуманы сталинистами из чисто идеологических соображений. Это чудовищная нелепость. Идея колхозов не есть идея марксистская. Она вообще не имеет ничего общего с классическим марксизмом. Она не была привнесена в жизнь из теории. Она родилась в самой практической жизни реального, а не воображаемого коммунизма. Идеологию лишь использовали как средство оправдания своего исторического творчества. Коллективизация была необходима в тех условиях, когда необходимостью стала индустриализация страны. А индустриализация сама была обусловлена достаточно серьезными причинами: необходимостью защиты страны от внешних врагов, необходимостью обеспечения населения и народного хозяйства минимальными средствами существования и функционирования.

Все «прелести» колхозной жизни сразу же обнаружили себя в жестокой и вместе с тем карикатурно усиленной форме: обезличка, бесхозяйственность, ничтожная плата за труд и прочие общеизвестные явления. Началось такое бегство людей из деревень, какого еще не знала русская история. Многие завербовывались на стройки на Север и в Сибирь, лишь бы избавиться от колхозов. Призванные в армию ребята почти совсем не возвращались домой. Деревни стали пустеть и исчезать с лица земли.

И несмотря на это, ошибочно видеть в колхозах одно лишь зло. Реальный процесс жизни многосторонен и противоречив. Его не сведешь к одной простой формуле. В нем участвуют многие люди, имеющие различные интересы и находящиеся в различных отношениях к происходящему. Колхозная жизнь имела не только недостатки, но и несомненные достоинства. Достоинства не абсолютные, а относительные. Но все-таки достоинства с точки зрения охваченных колхозами людей. Молодые люди получили возможность становиться трактористами, механиками, учетчиками, бригадирами. Вне колхозов появились «интеллигентные» должности в клубах, медицинских пунктах, школах, машинно-тракторных станциях. Совместная работа многих людей становилась общественной жизнью, приносившей развлечение самим фактом совместности. Собрания, совещания, беседы, пропагандистские лекции и прочие явления новой жизни, связанные с колхозами и сопровождавшие их, делали жизнь людей интереснее, чем старая. На том уровне культуры, на каком находилась масса населения, все это играло роль огромную, несмотря на убогость и формальность этих мероприятий.

Но главным соблазном коллективизации для миллионов русских крестьян было не то, какой вид принимала жизнь в деревнях, а то, что большинство из них получило возможность и массовый толчок к переходу к городскому образу жизни, причем в новом обществе. Нет худа без добра. Благодаря коллективизации многие миллионы русских людей бросили тупую, тяжелую, грязную, голодную и беспросветную деревенскую жизнь и устремились в города, т. е. к культуре, к образованию, к развлечениям, к гигиене, к сытости, к более легкому и интересному труду. Подсчитайте, сколько крестьянских детей стали врачами, учителями, учеными, профессорами, писателями, артистами, художниками, инженерами, офицерами и т. д.! А вся прочая масса покидавших деревни людей так или иначе находила в новой жизни какое-то жилье и работу. Насилие тут имело место, это бесспорно. Но оно играло роль стимула к освобождению и организующего средства добровольности. Добровольности массовой – вот что тут важно понять. А всякая организация массовости есть насилие с индивидуальной точки зрения.

Индустриализация

В антикоммунистической и антисоветской печати индустриализация (как и коллективизация) вырывается из конкретной исторической связи и рассматривается с точки зрения абстрактных критериев морали и идеализированной индустриализации стран Запада. Предполагается, будто были возможны более эффективные и «человечные» методы индустриализации, а то и вообще необходимость таковой отвергается. Я утверждаю, что и тут сталинское руководство действовало не в угоду некой идеологической доктрине, а в силу необходимости. И выбрало наиболее подходящий для условий страны тех лет путь. Этот путь был сопряжен с колоссальными трудностями, потерями, жертвами. Но в высшей степени несправедливо приписывать их неким злым умыслам и глупости сталинистов. И просто фактически ошибочно замалчивать то, что это был великий исторический подъем многомиллионных масс людей, организованных советской властью.

Все наиболее важные мероприятия руководства страны осуществлялись вовсе не потому, что сталинисты вычитывали какие-то инструкции на этот счет в марксистских текстах. Таких инструкций вообще не существовало. А если и было нечто похожее на них, то эти слова лишь постфактум интерпретировались применительно к тому, что свершалось без них, причем апологеты коммунизма истолковывали их как оправдание действий власти, а антикоммунисты истолковывали так, будто «большевики» действовали в угоду марксистской доктрине и вопреки каким-то природным законам и натуре человека. Конечно, идея необходимости создания пролетариата для того, чтобы реализовать марксистскую идею диктатуры пролетариата, как-то фигурировала в умах деятелей той эпохи. Но марксизм предполагал уже существующий пролетариат как условие коммунистической революции, а не революцию как условие создания пролетариата. Сталинское руководство действовало прежде всего в силу необходимости, которая возникала в исторически сложившихся условиях и вынуждала именно на такие действия.

Благодаря индустриализации появились бесчисленные трудовые коллективы, учебные заведения, научные учреждения, средства транспорта и многое другое, чего не было ранее. И более 90 процентов всего этого создавалось заново, а не было лишь переделкой дореволюционного наследия. Россия в поразительно короткие сроки (в истории человечества не было ничего сопоставимого с этим!) стала современным индустриальным обществом. Не случись этого, ей пришлось бы удовольствоваться судьбой западной колонии уже в двадцатые и тридцатые годы. Сталинизм отбросил и эту перспективу по крайней мере на 50 лет!

Бесспорно, что в сталинские годы широко использовался принудительный труд, включая труд заключенных. Но это – лишь одна второстепенная сторона дела. Имела место и была более важной другая: массовый энтузиазм, массовое самопожертвование, миллионы добровольцев. Это было время великих строек, требовавших огромного числа людей и усилий всей страны. Это было время планов и свершений, вовлекавших в их реализацию всю страну, все ее людские и материальные ресурсы. Никто не осуждает Петра Великого, угробившего на строительстве петербургских дворцов людей в процентном отношении больше, чем Сталин на строительстве сооружений на благо всего народа. Никто не осуждает тех, кто обрекал на гибель несметное число людей на строительстве пирамид. И трудно назвать другого исторического деятеля, на которого обрушили столько злобы и клеветы, как на Сталина, сделавшего на благо народа больше, чем прочие великие деятели, вместе взятые. Почему?! Именно потому, что он сделал это.

Коллективизм

Важнейшим результатом революции, привлекшим на сторону нового строя подавляющее большинство населения страны, было образование коллективов, благодаря которым люди приобщились к публичной социальной жизни, ощутили заботу о себе общества и власти и сами почувствовали себя носителями власти. Тяга людей к коллективной жизни, причем без хозяев и с участием всех, была неслыханной ранее нигде и никогда. Эта тяга подкреплялась принудительностью коллективов.

Коллектив есть не просто скопление множества индивидов, а такое их объединение, которое существует и действует как единое целое. Человек как член коллектива совершает поступки в соответствии с правилами коллектива, а не в соответствии с какими-то своими принципами поведения. Тут может быть совпадение: многие правила поведения в коллективе становятся принципами поведения индивида. Но может быть и расхождение: люди поступали бы иначе в тех случаях, если бы не зависели от своего коллектива.

Коллективные явления существуют не так, как существует общее в индивидуальном (единичном, отдельном), а как определенного рода связи и отношения между индивидуальными предметами внутри некоторого их единого целого, оказывающие существенное влияние на свойства этих индивидуальных предметов как составных элементов целого. Коллективные явления суть свойства коллективов как индивидов более высокого уровня сложности, чем образующие их базисные индивиды. Они оказывают влияние на базисные индивиды, порождая среди них такие, которые становятся выразителями свойств целого коллектива, – образцовые, или характерные, индивиды. Последние нельзя рассматривать как средние или типичные представители коллектива. То, что можно сказать о характерном члене коллектива, нельзя распространять на каждого члена коллектива по тем же правилам, по каким общие утверждения распространяются на частные случаи. Игнорирование эффекта коллективности является одной из причин того, что принципы поведения граждан коммунистической страны остаются непонятными для людей западных.

Огромное число вновь создававшихся государственных (общественных) предприятий было вынуждено позаботиться о жилье, одежде, питании, отдыхе, лечении, детских учреждениях, развлечениях и вообще обо всем жизненно важном для своих работников. В результате деловые клеточки стали превращаться в коммунальные. Коллективистская жизнь воспринималась как показатель именно народовластия. И это было нечто большее, чем только иллюзия. Народные массы заняли нижние этажи социальной сцены и приняли участие в социальном спектакле не только в качестве зрителей, но и в качестве актеров. Актеры на верхних этажах сцены и на более важных ролях тогда тоже в массе своей выходили из народа. На нижних уровнях сцены разыгрывались в миниатюре все те же спектакли, какие разыгрывались в масштабах всей страны.