На пути в рай

– Нет, – сказал я. – Ты знаешь, какие у Гарсона планы насчет тебя. Ты знаешь, в какую тюрьму он тебя поместит…

– Кончай – немедленно! – кричала Тамара.

– … и знаешь, что с Пекаря нам не уйти. И хочешь, чтобы я казнил тебя. Милосердное убийство…

– Убей меня, пока не будет слишком поздно! Гарсон заставит меня причинять боль другим – их будет бесконечно много!

– Но я предан жизни! – крикнул я, хотя чувствовал, что это неправда. – Ты будешь жить!

Тамара смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам. Потом она рассмеялась – смехом боли и презрения к себе.

– Ты с ним. С Гарсоном. В Панаме мне нужен был человек, который спас бы меня. Большой и сильный. А ты был единственным подходящим куском мяса. Когда ты подключился там в последний раз, я на самом деле подумала, что это Эйриш и что он пытается убить меня. Поэтому я напала на тебя. Ты потерял сознание. И я увидела, что ты лежишь на полу, а Эйриш жив. – Я кивнул, вспоминая, как все это было на самом деле. – Я была больна. И страшно устала. Хотела убежать. Хотела, чтобы Эйриш умер. Ты не стал бы увозить меня с Земли. Не стал бы убивать ради меня. – Она всхлипнула. – Я была больна. В лихорадке… Я была вне себя. И дала тебе глубокую программу. Запрограммировала тебя, чтобы ты доставил меня в райский сад. И посмотри, куда ты привез меня! – Из ее микрофона послышался презрительный смех.

Я посмотрел на нее – она в инвалидном кресле, в бесполезном теле, неспособная двигаться, совершенно уничтоженная. А еще через несколько дней – я знал это – Гарсон заключит ее в кимех, а этого она боится больше всего. Все ее хитрые планы ничего ей не дали. Она сказала:

– Что же. Ты можешь не убивать меня. Ты уже отомстил.

Все мои добрые старания не привели ее ни к чему. Это правда – теперь она оказалась перед тем, что виделось ей худшим кошмаром.

– Да, я отомстил, – ответил я. – Ты больная и жалкая женщина. С того времени как мы встретились, ты считала, что смерть – решение всех проблем. Какая ограниченность! Какая тупость!

– Ты не понимаешь, что может сделать со мной Гарсон. Не понимаешь, что означает для меня киборгизирование! – воскликнула Тамара.

– Я встречался и раньше с пуристами тела. Твои страхи неоправданны. Тебя поместят в клетку, где ты никому не сможешь вредить, – ответил я и повернулся, собираясь уходить.

– Ты ошибаешься! – закричала Тамара. – Я не хотела вредить тебе. Я была испугана, больна, не знала, что делать. Но клянусь, я никогда не хотела причинить тебе вред!

Я вспомнил нашу встречу в симуляторе, когда она показала мне, что значит жить. И понял, что она пыталась загладить свою вину. Я остановился.

Она продолжала:

– Тебе никогда не приходилось погружаться в воспоминания другого человека. Ты никогда не сживался с чужими мыслями. Считал, что все рассуждают так же, как ты. Но я побывала во многих сознаниях, я была свидетелем такого образа мыслей, который привел бы тебя в ужас. Я побывала в мозгу военных киборгов. Военные хирурги удалили часть их гипоталамуса, химически прекратили выделение определенных гормонов, полностью отрезали их от мира эмоций. И так как они не могут чувствовать, не способны к сочувствию, они утрачивают всякое сходство с человеком.

Я повернулся к ней. Слишком часто я сталкивался с действиями, враждебными обществу, чтобы ее слова не встревожили меня. Я неожиданно понял, почему перспектива заключения в кимехе приводит ее в такой ужас, почему она так отчаянно бросилась бежать от Джафари, почему параноидально обвиняла меня в том, что я киборг.

– Это правда, – сказала Тамара. – Военные предпочитают такой способ. Это позволяет им легче выполнять свою работу. Когда ты доставил меня к Гарсону, он пообещал мне свободу. Пообещал отпустить меня, если я ему помогу. Но ты видишь, как он держится за меня. Он меня никогда не отпустит. И постоянно ворчит по поводу сохранившихся у меня остатков морали. Я слишком часто отказываюсь от предложенных им действий. Если он поместит меня в кимех, то превратит в военную модель. И постепенно мне станет все равно. Человеческое сознание, эмоции людей для меня станут только объектами манипулирования. Я сделаюсь бесконечно более злой и сильной, чем кажусь тебе сейчас.

Я обдумал ее слова. Военная тренировка «Мотоки» заметно подействовала на мою хрупкую мораль. Всего две недели тренировок, и я понял, что навсегда теряю способность к сочувствию. А что произойдет, если эта способность будет ликвидирована хирургическим путем? Сколько продержится Тамара? Вообще – любой человек?

– Значит, я должен найти способ освободить тебя, – сказал я.

– Если не сможешь, – ответила Тамара, – я предпочитаю умереть.

– Понимаю. – Ясно – в таком случае мне придется убить ее. – Сколько человек знают о твоей роли в разведке? – Тамара назвала мне шесть имен, все ближайшие советники Гарсона. Я направился к выходу. И тут мне пришла в голову еще одна мысль. Я сообразил, кто еще оказался ее жертвой. – В обмен ты должна вернуть воспоминания Абрайре Сифуентес!

Тамара удивленно мигнула, но больше никак не показала, что поняла меня. Я подумал, может быть, она отрицает, будто что-то отняла у Абрайры. Она спросила:

– А зачем? Я крикнул:

– Какое право ты имеешь отбирать ее прошлое?

– Я убрала только болезненные воспоминания, воспоминания о насилии, – защищаясь, объяснила Тамара. – Сняла боль! Если у тебя пациент с раком, ты вырезаешь опухоль. Эти воспоминания пожирали ее, как рак. Никто не должен страдать так, как страдала она!

– Ты и Гарсон – вы не отличаетесь друг от друга! Ты хочешь играть роль бога!

Тамара мягко ответила:

– Тогда позволь мне быть добрым богом. Подумай, о чем ты просишь! Хочешь, чтобы я вернула ей боль? Хочешь, чтобы это стало ценой моей свободы? Тогда освобождай меня! Давай! Но тебе придется увидеть, как она умирает внутренне!

Я вышел из помещения и пошел по улицам Хотокэ-но-Дза. Права ли Тамара? Надо ли возвращать Абрайре воспоминания, которые убьют ее? Я не знал. Это будет жестоко. Даже трудно представить себе, насколько жестоко.

Небо потемнело, затянутое красными облаками пыли. Мне нужен план освобождения Тамары. И нужна уверенность, что этот план сработает. Самое простое решение – убить Гарсона и техников, знающих о способностях Тамары. На моих руках и так много крови. А я предан жизни. Мне потребовалось несколько часов размышлений, пока знание о страхе Гарсона перед Тамарой не подсказало более трудное, но морально более правильное решение. Я видел, что может сделать его страх перед Тамарой, и подумал: «Почему бы не лишить Гарсона и его советников способности передвигаться, почему не дать Тамаре возможность убрать из их сознания все воспоминания о ней?» Тогда никого не нужно будет убивать, никто не пострадает.

Я взглянул на часы. Тамара работала со мной быстро. Вся операция займет у нее лишь несколько часов. Может, даже меньше. И тогда Тамара сможет жить на Пекаре, как все остальные.

Я вернулся в больницу, связался с «Хароном» и запросил все медицинские данные о Тамаре. Как я и думал, они загадочно исчезли незадолго до нашего прибытия на Пекарь. Но сохранились сведения о ее генотипе и индекс клеточных структур. Я пошел в отдел генетической инженерии больницы, ввел данные в генетический синтезатор и начал создание клона. Если я хочу, чтобы к ней вернулась способность ходить, нужно ввести в ее мозг новые клетки, взятые у клона, затем понадобится стимулятор роста нервных клеток. Все это займет время, вероятно, несколько недель.

Я запросил данные о тех, кто знает о роли Тамары в разведке, и постарался запомнить их лица. Изготовил партию слабого невротоксина, который парализует человека, попадая ему в кровь. Их шестеро, и я знал, что мне потребуется помощь. Я постарался оценить свои возможности. Нужны такие, кто не станет задавать вопросов. И очень сильные. Четверо химер привязались ко мне. Мигель жив; он побывал в больнице с большой раной и целый день, лежа на кровати, не отрывал от меня взгляда. Об остальных я ничего не знал. Но по вечерам на холме у костров сидят люди. А я теперь знаю, как привязывать к себе химер. Мысль эта вызывала во мне отвращение, но я знал теперь, как получить помощь.